Стихи

 
1941
 
  
«Не взыщи, мои признанья грубы»
 
 
 
Не взыщи, мои признанья грубы,
 
Ведь они под стать моей судьбе.
 
У меня пересыхают губы
 
От одной лишь мысли о тебе.
 
 
 
Воздаю тебе посильной данью —
 
Жизнью, восплощенною в мольбе,
 
У меня заходится дыханье
 
От одной лишь мысли о тебе.
 
 
 
Не беда, что сад мой смяли грозы,
 
Что живу — сама с собой в борьбе,
 
Но глаза мне застилают слезы
 
От одной лишь мысли о тебе.
 
 
 
1941
 
  
«Проснемся, уснем ли — война, война»
 
 
 
Проснемся, уснем ли — война, война.
 
Ночью ли, днем ли — война, война.
 
Сжимает нам горло, лишает сна,
 
Путает имена.
 
 
 
О чем ни подумай — война, война.
 
Наш спутник угрюмый — она одна.
 
Чем дальше от битвы, тем сердцу тесней,
 
Тем горше с ней.
 
 
 
Восходы, закаты — все ты одна.
 
Какая тоска ты — война, война!
 
Мы знаем, что с нами
 
Рассветное знамя,
 
Но ты, ты, проклятье, — темным-темна.
 
Где павшие братья, — война, война!
 
В безвестных могилах…
 
Мы взыщем за милых,
 
Но крови святой неоплатна цена.
 
 
 
Как солнце багрово! Все ты, одна.
 
Какое ты слово: война, война…
 
Как будто на слове
 
Ни пятнышка крови,
 
А свет все багровей во тьме окна.
 
Тебе говорит моя страна:
 
Мне трудно дышать, — говорит она, —
 
Но я распрямлюсь, и на все времена
 
Тебя истреблю, война!
 
 
 
1942
 
  
«Завтра день рожденья твоего»
 
 
 
Завтра день рожденья твоего.
 
Друг мой, чем же я его отмечу?
 
Если бы поверить в нашу встречу!
 
Больше мне не надо ничего.
 
 
 
Ночью здесь такая тишина!
 
Звезды опускаются на крышу,
 
Но, как все, я здесь оглушена
 
Грохотом, которого не слышу.
 
 
 
Неужели ото всех смертей
 
Откупились мы любовью к детям?
 
Неужели родине своей
 
За себя достойно не ответим?
 
 
 
Это вздор! Не время клевете
 
И не место ложному смиренью,
 
Но за что же мы уже не те?
 
Кто мы в этом диком измеренье?..
 
 
 
Завтра день рожденья твоего.
 
Друг мой, чем же я его отмечу?
 
Если бы поверить в нашу встречу!
 
Больше мне не надо ничего.
 
 
 
1942
  
  
СЕВАСТОПОЛЬ
 
 
 
Бело-синий город Севастополь,
 
Белокрылый город в синеве…
 
Моря ослепительная опыль
 
В скверах оседала на траве.
 
 
 
Город с морем сомкнуты в содружье,
 
Синей соли съедены пуды.
 
Дымной славой русского оружья,
 
Пушечным дымком несло с воды.
 
 
 
Белый камень в голубой оправе,
 
Ты у недруга в кольце тугом.
 
Город русской доблести, ты вправе
 
Горевать о времени другом.
 
 
 
Шрам широкий над крутою бровью
 
Ты через столетие пронес,
 
А теперь лежишь, залитый кровью,
 
И морских не осушаешь слез.
 
 
 
Слезы эти — зарева кровавей —
 
Отольются гибелью врагу…
 
Белый пепел в голубой оправе
 
На осиротевшем берегу!
 
 
 
Тяжко, Севастополь, о как тяжко!
 
Где ж прославленная на века
 
Белая матросская рубашка,
 
Праздничная синь воротника!
 
 
 
Плачь о тех, кто смертной мглой объяты,
 
Чьи могилы волнами кругом…
 
Ты еще начнешься, но себя ты
 
Не узнаешь в облике другом.
 
 
 
[1942]  [3]
 
  
«Ветер воет, ветер свищет»
 
 
 
Ветер воет, ветер свищет —
 
Это ничего.
 
Поброди на пепелище
 
Сердца моего.
 
 
 
Ты любил под лунным светом
 
Побродить порой.
 
Ты недаром был поэтом,
 
Бедный мой герой.
 
 
 
Я глазам не верю — ты ли,
 
Погруженный в сон,
 
Преклонившийся к Далиле
 
Гибнущий Самсон.
 
 
 
То ль к Далиле, то ль к могиле,
 
Только не ко мне,
 
Не к моей невольной силе,
 
Выросшей в огне,
 
 
 
Взявшейся на пепелище
 
Сердца моего,
 
Там, где только ветер свищет,
 
Больше ничего.
 
 
 
1942
 
  
«Год, в разлуке прожитый»
 
 
 
Год, в разлуке прожитый,
 
Близится к весне.
 
Что же ты, ах, что же ты
 
Не придешь ко мне!
 
 
 
Мне от боли старящей
 
Тесно и темно,
 
В злой беде товарища
 
Покидать грешно.
 
 
 
Приходи, не думая,
 
Просто приходи.
 
Что ж тоску угрюмую
 
Пестовать в груди!
 
 
 
Все обиды кровные
 
Замела пурга.
 
Видишь — поле ровное,
 
Белые снега.