Творения

4
«Мы, обветренные Каспием,
Великаны алокожие,
За свободу в этот час поем,
Славя волю и безбожие.
Пусть замолкнет тот, кто нанят,
Чья присяга морю лжива.
А морская песня грянет.
На устах молчит нажива».
Ветер, ну?
<5>
Пастух очей стоит поодаль.
Белые очи богов по небу плыли!
Пила белых гор . Пела моряна.
Землею напета пластина. 
Глаза казни
Гонит ветер овцами гор
По выгону мира.
Над кремневой равниной, овцами гор,
Темных гор, пастись в городах.
Пастух людских пыток поодаль стоит,
Снежные мысли,
Белые речки,
Снежные думы
Каменного мозга,
Синего лба,
Круч кремневласых неясные очи.
Пытки за снежною веткой шиповника.
Ветер — пастух божьих очей.
Гурриэт эль-Айн,
Тахирэ , сама
Затянула на себе концы веревок,
Спросив палачей, повернув голову:
«Больше ничего?» —
«Вожжи и олово
В грудь жениху!»
Это ее мертвое тело: снежные горы.
<6>
Темные ноздри гор
Жадно втягивают
Запах Разина,
Ветер с моря.
Я еду.
Ветер пыток.
7
<Золотые чирикали птицы
На колосе золота.>
Смелее, не робь!
Зелен<ые> улиц<ы> каменн<ых> зда<ний>,
Полк узеньких улиц.
Я исхлестан камнями!
Булыжные плети
Исхлестали глаза степных дикарей.
<Голову закрываю обеими руками.>
Тише! Пощады небо не даст!
Пулей пытливых взглядов проулков
Тысячи раз я пророгожен.
Высекли плечи
Булыжные плети!
Лишь башня из синих камней <тонкой> березой на темном мосту 
Смотрела Богоматерью и перевязывала ран<ы>.
Серые стены стегали.
8
Вечерний рынок.
«Вароньи яйца! 
Один — один шай! Один — один шай!
Лёви, лови!»
Кудри роскоши синей,
Дикие болота царевичи,
Синие негою,
Золото масла — крышей покрыли,
Чтобы в ней жили глаз воробьи,
Для ласточек щебечущих глаз
(Масла — коровьего вымени белых небес, снега и инея).
Костры. Огни в глиняных плошках.
Мертвая голова быка у стены . Быка несут на палках,
Полчаса назад еще живого.
Дикие тени ночей. Напитки в кувшинах ледяные —
В шалях воины.
Лотки со льдом, бобы и жмыхи.
И залежи кувшинов голубых —
Как камнеломни синевы,
Здесь свалка неба голубого,
Чей камень полон синевы.
Слышу «Дубинушку» в пении неба,
Иль бурлак небо волочит на землю?
Зеленые куры, красных яиц скорлупа .
И в полушариях черных, как черепа,
Блистает глазами толпа,
В четки стуча,
Из улицы темной: «Русски не знаем,
Зидарастуй, табарича».
Лесов рукопашная,
Шубы настежь,
Овчины зеленые,
Падают боги камней
Игрою размеров.
9
Дети пекут улыбки больших глаз
В жаровнях темных ресниц
И со смехом дают случайным прохожим
Калека-мальчик руки-нити
Тянул к прохожим по-паучьи у мечети.
Вином запечатанным 
С белой головкой над черным стеклом
Жены черные шли.
Кто отпечатает? —
Лениво!
Я — кресало для огнива
Животно-испуганных глаз, глупо-прелестных черною прелестью,
Под покрывалом,
От страха спасителем.
Смертельной чахотки,
Белой чахотки
Забрала белеют у черных теней.
Белые прутья на черные тени спускались — смерти решетка
Белой, окошка черной темницы, решеткой
Женщин идущих.
Тише, Востока святая святых!
Ок! Ок! Я пророк!
10
Полночь. Решт. Рыжие  прыжками кошек
И двойкой зеленой кладбищенских глаз скачут в садах,
Дразнят собак.
«фрау, гау! Га-га! Га-га!» —
Те отвечали лениво. Перекличка лесных лис и собак
В садах заснувшего города.
Души мертвых в садах молитвы <правоверной>.
Это чёрта сыны прыгали в садах.
На голые шары черепов , бритые головы,
С черным хохлом где-то сбоку (дыма черное облако)
Весь вечер смотрели мы.
Прокаженные жены , подняв покрывало,
Звали людей: «Приди, отдохни!
Усни на груди у меня».
11
Тиран без Тэ.
«Реис тумам донья», —
Али 
В Председатели шара земного
Посвящается за стаканом джи-джи.
Страна, где все люди Адамы,
Корни наружу небесного рая!
Где деньги — «пуль»,
И в горном ушельи,
Над водопадом гремучим
В белом белье ходят ханы
Тянуть лососей
Длинною сеткою на шесте.
И все на «ша»: шах, шай, шира .
Где молчаливому месяцу
Дано самое звонкое имя —
Ай.
В этой стране я!