До Полуночи

Я делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями. Это всего лишь неровность на дороге, что-то лучшее не за горами. Я должна в это верить.
После уборки мы с Одессой берем свои куртки и выходим через заднюю дверь на улицу.
—Я не могу поверить, что сегодня твой последний день,— говорит она.
—Знаю. Я буду скучать по этому месту.
—Хочешь, подвезу тебя домой? Прохладно, и ты знаешь, что девушка с таким бледным цветом лица не должна ходить одна. Ты практически светишься в темноте.
—Большое спасибо.— Я смеюсь.— Это всего несколько кварталов, и мне не помешает свежий воздух.
—Хорошо, сестренка. Позвони мне завтра.
Я машу ей рукой, когда она проезжает мимо. Утренние часы — мое любимое время в городе. Сейчас царит тишина, которой нет днем. В это время я чувствую себя особенной и связанной с городом сильнее, чем днем, когда здесь много людей. Я делаю глубокий вдох, а затем выдыхаю и наблюдаю, как воздух изо рта превращается в облачко. Это идеальное время, чтобы побыть наедине со своими мыслями.
Сзади меня загораются фары. Я не поворачиваюсь в их сторону, а игнорирую их. Если время, проведенное в городе, и научило меня чему-то, так это тому, что нужно смотреть вперед и просто продолжать идти.
Впереди меня к обочине подъезжает черный лимузин. Заднее стекло опускается. Краем глаза я вижу, как мужчина лет сорока с худым лицом, круглыми очками в черепаховой оправе и темными волнистыми волосами, зачесанными назад, откидывается на сиденье.
—Женщина не должна ходить в этой части города одна,— говорит он.— Садись. Я тебя подвезу.
Он открывает дверь и откидывается на спинку сиденья, словно и не думает о том, что я могу отказаться.
Я смотрю вперед и продолжаю идти.
Машина движется следом, не отставая от меня.
—Карина, ты меня не узнаешь?— спрашивает он.
Услышав свое имя, я останавливаюсь и, наконец, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на мужчину. Он мне смутно знаком, но за время работы в ресторане я видела так много людей, что он может быть кем угодно.
—Меня не нужно подвозить,— говорю я, прежде чем продолжить идти.
—Не будь смешной. Садись. Я хочу с тобой поговорить. Это самое меньшее, что ты можешь позволить мне сделать после того, как я тебя уволил.
Я медленно останавливаюсь, осознавая, кто он такой. В кухонном помещении на стене рядом с дверью в столовую висит фотография владельца «John's Bar and Grille» Александра Винтерборна.
Это сделано для того, чтобы мы узнали его, если он вдруг зайдет. За все годы работы в этом заведении я ни разу его не видела.
Так почему же он здесь сейчас?
—Вы меня уволили, а теперь предлагаете всего лишь подвезти домой? Это не похоже на честную сделку.
—Это самое меньшее, что я могу сделать.— Он ухмыляется как кот, съевший канарейку.— К тому же, я хочу с тобой поговорить.
—Поговорить? Единственное, о чем мне можно с вами поговорить, это о возвращении моей работы. Вы предложили Антонио хреновую причину, чтобы уволить меня. Я официантка и не слишком много зарабатываю.
Я продолжаю идти, как никогда решительно настроенная уйти от него и вернуться домой. Завтра мне нужно встать пораньше, чтобы увидеться с бабушкой, а потом начать искать работу. У нас нет никаких сбережений. А в последнее время с ее медицинскими счетами все стало так плохо, что я едва свожу концы с концами.
Дверь машины открывается. Мистер Винтерборн выходит и быстро догоняет меня. Он худой и высокий, в приталенном темно-синем костюме-тройке. Его ботинки стучат по неровному тротуару, когда он идет в ногу со мной. Все в нем говорит о деньгах.
—Если ты не позволишь мне отвезти тебя домой, тогда мне придется проводить тебя пешком.
Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему, чувствуя, как от шеи к щекам поднимается жар гнева.
—В чем твоя проблема? Моя бабушка в больнице, а я только что потеряла работу! Только так я могла платить за квартиру. У нас нет ни сбережений, ни родственников, которые могли бы нас выручить, ничего. И что, по-твоему, будет теперь, когда у меня нет работы? Ты не думал, что, может быть, я просто хочу побыть одна?
—Карина, правда,— говорит он, все еще ухмыляясь.— Думаешь, я этого не знаю? Как ты думаешь, почему я здесь? Я очень занятой человек, и меня бы здесь не было, если бы я не знал, что мы можем помочь друг другу. Поэтому, хотя ты сейчас расстроена, и вполне обоснованно, я думаю, что тебе стоит уделить мне несколько минут своего времени.— Он делает паузу, оценивая мою реакцию.— Ты, наверное, смотришь на меня и думаешь, что мне всю жизнь было легко. Это не так. Я знаю, каково это — потерять все. Я знаю, каково это — не знать, где взять деньги на еду. Но я здесь не для того, чтобы говорить о себе. Скажем так, я здесь, чтобы стать твоей феей-крестной.
—Моей феей-крестной? Отлично, значит, ты не только придурок, но еще и сумасшедший? Обалдеть. Я слышала, что у всех вас, богатых людей, не все в порядке с головой. Наверное, запах всех этих денег пропитывает вам голову и повреждает клетки мозга.
—Ты имеешь полное право ненавидеть меня за то, что я лишил тебя работы. У меня нет проблем с этим. Но у меня есть для тебя предложение. Если ты сделаешь для меня всего одну вещь, одну маленькую вещь. Что-то, что тебе может даже понравиться. То я дам тебе 20000 долларов наличными.
Он не может говорить серьезно. Как бы мне ни хотелось идти дальше, я останавливаюсь. Наконец-то он завладел моим вниманием.
—Хорошо, я выслушаю тебя. Но если это будет связано с чем-нибудь из твоего больного, извращенного ума, например, с чем-то сексуальным или с тем, что я даже не могу себе представить, то я ухожу.
Он кивает.
—Справедливо. И обещаю, что ничего подобного.— Он поворачивается к лимузину, который едет рядом с нами, и открывает заднюю дверь. Затем машет рукой в сторону машины.— Как видишь, в этой машине нет никакой защиты от посторонних глаз. Реджи может слышать все, что мы говорим. Он может видеть все, что мы делаем. И даю тебе слово, что Реджи никогда не позволит, чтобы с тобой случилось что-то плохое.
Водитель поворачивается и смотрит на меня через плечо. Его вьющиеся седые волосы выглядывают из-под черной шоферской фуражки.
—Все верно, мисс,— говорит Реджи, наклоняясь ко мне. Его акцент — безошибочно британский. Он улыбается, и его ярко-голубые глаза сверкают.
—Поэтому, пожалуйста, я буду признателен, если ты позволишь мне довезти тебя до квартиры. Эти туфли не предназначены для ходьбы.— Он усмехается, показывая на свои дорогие коричневые кожаные туфли.— Все, о чем я прошу,— это выслушать меня. А если тебе это будет неинтересно, то ничего страшного. Я устрою тебе собеседования и дам самые блестящие рекомендации, какие только можно получить. Но сейчас я думаю, что это то, к чему тебе стоит прислушаться.