Дядя самых честных правил 8 (СИ)

Пожевав губами, он пожал плечами.
— Мутная там история. Подробности только Яков Брюс, покойный, да Васька знали. Хозяйка очень злилась, но Васька сумел с ней заключить договор: дело некромантское продолжал делать и больше двадцати лет ещё протянул, хоть и умер в мучениях. А о сыне его не слышно ничего было: Васька со мной не обсуждал, а я и не спрашивал.
Взгляд Лукиана стал насмешливым и немного грустным.
— Если хочешь знать, ты не слишком похож на отца с матерью. Но очень напоминаешь Ваську в молодости, практически одно лицо. Только характер лучше и силы побольше. На твоём месте я спросил бы у Хозяйки…
Я отрицательно покачал головой.
— Зачем ворошить прошлое? Нет смысла копаться в старых тайнах. Я есть тот, кто я есть, вне зависимости от того, кто на самом деле мои родители. Если Василий Фёдорович не желал рассказывать, я буду уважать его волю. К тому же, — я улыбнулся, — всё это может оказаться лишь домыслами и никакой тайны не было.
— Пожалуй, ты прав, отрок. От знания древних секретов только сны дурные снятся и совесть мучает, — Лукиан вздохнул. — Я бы многое с удовольствием забыл, если бы мог. Вот толку оттого, что знаю, кто убил царевича Дмитрия? Ничего не изменишь, а червячок грызёт — мог бы спасти, Смуты бы не было…
Он махнул рукой и скривился, будто укусил горькую редьку.
— Последний вопрос, отец Лукиан. Я уже вошёл в силу как некромант? На меня распространяется запрет?
Он покатал желваки на скулах и кивнул.
— Давно уж. Как Жатву начал, так и стал полным некромантом.
Видя моё настроение, Лукиан встал и тихо вышел из комнаты.
* * *
Если Лукиан запамятовал рассказать о запрете для некромантов, то у меня напрочь вылетели из головы и Мышкин, и Злодейный приказ. Я совершенно забыл рассказать монаху о должности, на которую мы с Кижом его и сосватали. И чуть ли не по лбу себя стукнул, когда через неделю в Злобино приехал Шешковский с Чагиным.
Просьбу Шешковского возглавить осиротевший Злодейный приказ Лукиан выслушал молча, с безразличным выражением лица. Я был уверен, что он сразу же пошлёт тайного экспедитора куда подальше, но монах начал задавать вопросы:
— Чин какой императрица начальнику приказа жалует?
— Действительного тайного советника.
— Жалование какое положит?
— Две тысячи рублей в год.
Лукиан недовольно поджал губы.
— Маловато будет за подобные хлопоты.
— Обер-прокурор Злодейного приказа может оставлять для своих нужд десять процентов от собранной дани.
Хмыкнув, Лукиан поднялся и прошёлся туда-сюда по гостиной, где мы сидели. Встал у окна, долго смотрел на парк, а затем заявил:
— Воровство оставлю как есть, взятки всякие и прочее жульничество. Невелик грех, коли у богатых берут. А вот убивцев да разбойный люд, что на дорогах кровушку пускает, буду искоренять. Смерть сама знает, за кем приходить, ей такие помощники не нужны.
— Так вы согласны, Лукиан Лукьянович? — встрепенулся Шешковский.
— Согласен, коли указ Синода привезёшь, что с меня покаяние снимается, — Лукин грозно посмотрел на Шешковского. — И гляди, чтобы все подписи настоящие были!
Тайный экспедитор кивнул и что-то записал у себя в книжечке.
— Ещё одно, — продолжал Лукиан. — Переезжать я никуда не собираюсь, буду приказом из Злобино управлять. — Он коротко хохотнул. — Уж больно название для должности подходящее. Да и ученик у меня здесь, ещё сколько лет придётся его наставлять.
Я сдержал смешок. Ага, наставляет он меня, как же. Думаю, ему просто лень куда-то ехать да и не хотелось отказываться от рябиновки Настасьи Филипповны. Но мне это только на руку: начальник преступного мира рядом никогда не помешает.
* * *
Перед отъездом со мной попросился переговорить наедине Чагин. Мёртвый «мафиози» уже выглядел не ходячим трупом, а вполне себе бодрым сударем. Похоже, бытие поднятым мертвецом ему очень даже нравилось.
Отказавшись садиться, он встал передо мной навытяжку и многословно извинился за доставленные в Павлово неприятности. Мол, по скудоумности хотел выслужиться перед князем Мышкиным, но никаких недобрых чувств ко мне не испытывал. В своей смерти не винит и даже благодарит, что я поднял его в виде заложного мертвеца.
 
— Спасибо, Константин Платонович, вернули меня к жизни.
— Тоже мне жизнь, — я хмыкнул от такой формулировки.
— Не скажите, Константин Платонович. Впервые за тридцать лет у меня ничего не болит, голова ясная, могу хоть сутки напролёт в карты играть. Дохтура мне запрещали к шампанскому притрагиваться, а сейчас хоть весь подвал могу выпить.
— Ну, если нравится, — я пожал плечам, — наслаждайся, пока можешь. Только Кижа не вздумай в карты обыгрывать, когда он в Муром приезжает. Он за такое и зарубить может, а я покойников из кусков сшивать не умею.
— Благодарю за предупреждение, — Чагин поклонился, — постараюсь не становиться у Дмитрия Ивановича на пути.
— Это всё?
Чагин мотнул головой.
— Лев Николаевич, перед тем как ехать на встречу с вами, оставил инструкцию. После того, как вы меня поднимете, я должен вам кое-что отдать.
— Давайте, — я протянул руку.
— Груз прибудет сегодня вечером, — Чагин растянул губы в усмешке, — два миллиона рублей золотом.
— Мне не нужны преступные деньги.
— Это личные сбережения князя, Константин Платонович, доход от его имений за много лет. Он желал отблагодарить вас этим подарком. Полагаю, вы знаете, за что именно. Я дал клятву, что доставлю их вам во что бы то ни стало.
Отказываться я не стал. Во-первых, деньги мне действительно нужны на Алеутское княжество, ещё и мало будет. А во-вторых, посчитаю это компенсацией за охрану Мышкина от псов Гекаты. У меня до сих пор болели кисти и предплечья от укусов, полученных за гранью.
  
Глава 30
 
Экспедиция
 
Гости ночевать не остались. Шешковский торопился в Петербург — оформить назначение Лукиана, пока своевольный монах не передумал. А Чагин получил от начальника инструкции и рвался их выполнять. Он сразу сообразил, что новый глава приказа оказался как бы не покруче предыдущего. Мертвецу от некроманта убежать сложнее, чем живому от тёмного колдуна. Этот даже в какой-нибудь Африке достанет, не особо напрягаясь.
Во время ужина Лукиан был непривычно молчалив, почти не пил и задумчиво рассматривал вазу с цветами на столе.
— Отец Лукиан, — спросил я, пока подавали десерт, — а почему вы согласились? Сами же говорили, что государственная служба не для некромантов. Василия Фёдоровича мне в пример ставили, как не надо делать.
— Кто на государственную службу пошёл? — встрепенулась Марья Алексевна, — Это Шешковский приезжал, чтобы тебя, что ли, уговаривать? Ты же не хотел ничем таким заниматься. А эфирную дорогу кто строить будет?
— Это не я на службу иду. Это отец Лукиан согласился возглавить… — Мы с монахом переглянулись, и я не стал уточнять. — Небольшой приказ.
Я не посвящал княгиню в свои «разборки» с Мышкиным. Незачем ей лишний раз нервничать, всё равно на встречу с покойным князем я бы её не взял.
— Слава тебе, господи, — Марья Алексевна сложила перед собой ладони и подняла взгляд к потолку. — Наконец-то в усадьбе можно будет спокойно вздохнуть! А то куда ни пойдёшь, там лицо духовного звания рябиновку пьёт или только что распивало.
Отношения княгини и Лукиана откровенно забавляли. Первые месяцы, когда монах только приехал, Марья Алексевна на него шипела не хуже рассерженной кобры. Какие-то старые обиды времён её молодости, когда меня и на свете ещё не было. Лукиан все нападки стоически терпел и делал вид, что читает молитвы, а то и вовсе уходил, чем вызывал яростные крики: «Куда пошёл, ирод, я недоговорила!» Позже они помирились, а затем и вовсе сошлись на почве обучения меня магическим премудростям. Я даже видел их гуляющих под ручку по парку и мило о чём-то беседующих. Но иногда на княгиню нападало раздражённое настроение и она начинала «покусывать» Лукина, пытаясь вывести из равновесия. Тот не оставался в долгу и отвечал не менее едко. Они вели себя как супруги, прожившие вместе полвека и развлекающиеся пикировками.