Измена. Отбор для предателя

Властному князю Ивару, владетелю западных земель и первому претенденту на пост правой руки короля, который не привык сдаваться перед лицом любых трудностей, явно крайне тяжело втолковать малышке, что дети не появляются по приказу.
—Ведь он будет драконом, совсем как ты, и он сможет летать?— спрашивает Лили.
—Конечно,— говорит князь, он будет наследовать все наши земли и станет величайшим драконом, какого видел свет. Он будет летать выше всех облаков и горных вершин и быстрее молнии.
—Быстрее, чем ты?— широко раскрыв глазки спрашивает Лили.
—Конечно! Со временем он превзойдет даже меня.
Ивар подходит ко мне с дочкой на руках, и прикасается пальцами к моему животу. Я чувствую тепло исходящее от них и по всему моему телу пробегает волна мурашек.
—Твой брат будет очень сильным. И если честно, Лили, я уже чувствую его мощь, хоть он еще и не рожден. И скажу тебе по секрету,— говорит он дочке,— я сам жду не дождусь, когда он появится на свет. Но всему свое время. Надо только запастись терпением. Это должно случиться со дня на день.
—А что если родится девочка? Что если у меня будет сестренка?— спрашивает Лили и ее глазки загораются от этой новой мысли.
—Нет, это невозможно,— улыбается Ивар,— в нашем роду два раза подряд девочки не рождаются.
Он отпускает дочь и поправляет складки на комзоле.
—Беги, поиграй,— говорит он и с улыбкой глядит, как она, словно птичка, беззаботно вылетает из столовой, перебирая маленькими ножками.
Муж приближается ко мне и нежно взяв мое лицо в свои руки целует меня.
—Я с нетерпением жду нашего сына, Элис,— шепчет он мне на ухо,— время подходит.
—Но что если?…
—Никаких если, Элис, ты родишь мне сына,— отрезает он голосом, не терпящим возражений.
Он садится на корточки и снова касается моего живота, теперь уже двумя руками.
—Я назову тебя Торвальд,— говорит он,— мы все ждем тебя, сын.
Несмотря на его улыбку и ласковый взгляд, я успеваю заметить как его властное лицо на мгновение мрачнеет. Это длится всего какую-то секунду, но ее хватает, чтобы сердце мое болезненно сжалось.
Он прав, конечно же это будет мальчик. Безусловно. Иначе и быть не может.
Но даже если девочка… Я уверена, что он будет счастлив в любом случае… Ведь он же любит меня, любит дочку. Ведь иначе и быть не может.
 
* * *
Настоящее время
Почему он так жесток теперь? Почему все они вдруг против меня? Ведь это же мои слуги, я давно знаю каждого из них. Почему они так безразличны ко мне теперь? Разве я не была добра к ним? Разве не заботилась об их семьях?
—Смотрите, чтобы она не вырвалась, приказания князя нужно выполнить как можно скорее,— сухим безжизненным голосом говорит Даррен, надевает очки и протирает тем же белым платком свою лысину, покрытую потом. Его крупные черты лица, которые всегда казались мне милыми и забавными, теперь видятся зловещими, я не могу поверить, что этот добрый с виду человек, каким я всегда его считала, может быть таким сухим и безжалостным.
Слуги укладывают меня на кровать, и прижимают мои руки и ноги, чтобы я не могла шевельнуться.
—Пожалуйста! Скажите, что это неправда! Он не мог сказать это всерьез!
Распорядитель смущенно прячет глаза.
—Приказ был отдан ясно и четко, госпожа. Я должен выполнять приказы князя, это все, что я могу сказать вам. Если вы будете сопротивляться, вы лишь навредите себе, не более того. А я бы этого не хотел, помня вашу доброту ко мне.
Я вижу, как уносят мою новорожденную дочь, которая продолжает заливаться плачем, и в сердце моем что-то надламывается, что-то как будто обрывается и я начинаю истпытывать настоящий животный страх. Страх, что я никогда больше ее не увижу, что они разлучат меня с ней навсегда, едва я успела узнать ее. И Лили… Моя маленькая Лили, неужели они не дадут мне ее увидеть? Бедная малышка.
По щекам моим текут слезы, но я даже не могу смахнуть их, потому что мои руки крепко удерживают, не давая мне шелохнуться.
—Мир жесток, дочка,— слышу я в голове слова своей матери, которые она так любила повторять,— он жесток и не терпит слабости. Слабая женщина — не больше, чем рабыня, если попадает в руки безжалостного мужчины.
Я пытаюсь выкинуть из головы эти слова, но они проявляются все яснее. Только теперь я понимаю правдивость этих слов. Но что толку? Теперь слишком поздно.
—Мужчины пользуются нашей слабостью, чтобы достигать своих целей, а мы жертвуем своей силой ради собственного благополучия, слепо отказываясь от себя, ради их будущего.
Теперь эти давно забытые слова всплывают передо мной, словно свидетельства моей наивности и глупости. А ведь раньше я считала их всего лишь выражением злости обиженной женщины. Отмахивалась и беззаботно глядела в будущее.
Неужели она была права? Неужели то, чему я противилась всю свою юность, сохраняя веру в чистую любовь, на самом деле было страшным обманом?
Все это правда. То, что происходит — правда. Все, что она говорила, тоже правда.
Что же мне делать, мама?
Я пытаюсь заставить ее образ дать мне ответ, я умоляю ее, чувствуя нестерпимую боль внутри и снаружи, боль, которой не чувствовала никогда в жизни. Но она лишь смотрит на меня, словно пытается заставить меня саму найти ответ, как она делала всегда.
Он предал меня. Он оставил меня. Нет… Пожалуйста… Этого не может быть.
—Может,— словно бы говорит мама, безмолвно глядя на меня своими мудрыми усталыми глазами.
—Поосторожнее с ней,— слышу я голос Даррена сквозь пелену черной сгущающейся боли, вызванной беспросветным отчаянием.— Поднимите, поднимите ее. Осторожно. Кажется, она теряет сознание. Откройте окно.
Я чувствую, что один из слуг отпускает меня, а второй держит не крепко, отвлекшись на суету вокруг.
Лили! Я должна увидеть Лили.
От этой мысли у меня словно бы открывается второе дыхание, в груди словно бы появляется второе сердце. Я резко дергаюсь и вырываюсь из хватки держащих меня рук. От неожиданности я чуть не падаю на поол, спотыкаясь о что-то, лежащее под ногами.
—Ловите ее, недоумки!
Сломя голову я бегу по коридору, чувствуя, как за мной по пятам топочут несколько пар ног в тяжелых сапогах.
Что я делаю? Они догонят меня, догонят и схватят. Как же колотится сердце, ничего не вижу. Почему так темно? Поле моего зрения сужается до маленького тоннеля, и я едва могу разглядеть, куда мне нужно бежать.
Бросаю взгляд в черные окна. Тонкая полоска зари едва брезжит где-то вдали. Сейчас глубокая ночь. Неужели прошло столько времени?
Поворот, еще один. Охранник в тяжелых блестящих доспехах ошарашенно смотрит на меня, но пропускает.