Штрафная мразь (СИ)

– Ну вот, опять сомнения...- Огорчённо проговорил переводчик. - А зачем же тогда по твоему создаётся Русская освободительная армия? И командовать ею назначен не какой- нибудь там недорезанный буржуй или грузин, как Сталин, а настоящий русский генерал, Андрей Андреевич Власов.
Переводчик стряхнул с сигаретки пепел в фарфоровую тарелочку, стоящую на столе, и продолжил:
– Скоро немецкая армия пойдёт в наступление, и Сталину будет капут.
– А потом? Что потом?- Спросил Лученков. Переводчик помолчал. Было слышно как во дворе переговаривались солдаты, хлопали дверцы в кабинах машин, где-то вдали ахнули два взрыва.
– Потом? - переспросил переводчик. Казалось, что он искренне переживал о том, что говорил, и Лученков взглянул на него с любопытством.
– А потом немцы уйдут. Но после них останется порядок. Не будет ни колхозов, ни лагерей, ни классовой борьбы. Одним словом, вот что... Поступило распоряжение из штаба о том, чтобы незамедлительно направить в распоряжение командования РОА всех русских военнослужащих, проходящих службу в составе вермахта.
 "Так вот оно что! Теперь все ясно чего они хотят!" Тягостное напряжение у Лученкова вдруг спало, впервые он повернулся на табуретке и вздохнул. Переводчик встал из-за стола и подошел к нему ближе:
– Это твой шанс, Энгельс. Решайся!
Лученков несколько минут молчал, оцепенело глядя в окно и судорожно сглатывая слюну. Он не знал, что сказать. Ему дарят жизнь... Но ведь, не просто дарят... Взамен надо сучиться! Но как потом жить?
– Я не могу... - выдавил он из себя и запнулся под пристальным, казалось в самую душу проникающим взглядом.
– Не мо-ооожешь? -Насмешливо протянул переводчик.- Наверное спрашиваешь себя, как потом жить?- Он весь подобрался, словно волк перед прыжком. И глаза его также вспыхнули, как у хищника.
– А если ты откажешься, то ничего этого уже не будет. Ни угрызений совести, ни самой жизни. Нет, мы тебя не расстреляем. Зачем ты нам? Отпустим... к своим. Хотя свои сейчас для тебя страшнее чужих. Свой шанс на штрафную роту ты уже использовал. Сейчас тебя ждёт не тюрьма и даже не расстрел. Петля! Ты же знаешь, Москва бьёт с носка. Наверное уже испытал на собственной шкуре.
Дым сигареты попал в глаза, и переводчик, недовольно поморщившись загасил окурок в тарелочке.
– Ты бывалый солдат, Лученков. храбрый, опытный. Думай. Согласишься, немецкое командование направит тебя в школу пропагандистов. Станешь офицером. В новой России ты сможешь начать новую жизнь. А Советы тебя не простят. Это как пить дать! Так что принимай решение.
Он снова замолчал, пристально глядя в лицо Лученкову.
– Но к сожалению, солдату за каждое принятое на войне решение приходится платить только одним — жизнью.
Приблизив к нему глаза, прикрикнул.
– Ну! Соглашайся!
Лученкову показалось, что мир вокруг него стал враждебным и казалось, чего-то ожидал от него...
Сердце его угрожающе зачастило, кожа сделалась влажной. На лбу выступили капельки пота.
Глеб встал и словно бросился в холодную воду.
– Я согласен!
Мир снова стал живым и безопасным, как на картине. Он приглядывался к Лученкову уже без гнева и укоризны.
В окне снова мелькнул ворон, тяжело взмахнув крыльями, свалился с верхушки сосны и полетел прочь.
Через несколько дней Лученкова и ещё несколько солдат «хиви» отправили в тыл, в специальный лагерь для тех, кто изъявил желание служить в русских формированиях Вермахта. Он устало сидел в кузове немецкого грузовика и думал о том, что жизнь вновь идёт по одному и тому же кругу. Тюрьма... война. Потом вновь тюрьма и снова война.
У горизонта мелькали в небе огненные светляки пуль и доносились отдаленные взрывы.
Война продолжалась.
 Новосибирск-  Москва- Бонн 
 февраль 2015 г.