Девять правил соблазнения

— Калли... Ралстон вызвал Оксфорда этим вечером.
Калли резко вскинула голову в полной уверенности, что неправильно поняла брата.
— Прости, я не поняла.
— Он вызвал Оксфорда на дуэль.
Калли тряхнула головой, пытаясь осознать услышанное.
— Нет. Этого не может быть. Ты уверен, что именно он? Может, Сент-Джон? Они ведь близнецы. Можно и перепутать.
— Калли, я прекрасно знаю, что они близнецы. И точно также уверен, что на дуэли встретятся Ралстон и Оксфорд, поскольку все это происходило при мне. А учитывая то, что эта дуэль из-за тебя...
— Из-за меня? — пискнула Калли. — Ралстон никогда бы не стал драться из-за меня на дуэли. Ведь он не любит меня, — усмехнулась она, встретив его обеспокоенный взгляд. Бенедикт промолчал, и только тут до нее окончательно дошел смысл его слов. — О Боже!
— Возможно, он и не любит тебя, Калли, но, готов поспорить, питает к тебе серьезные чувства, иначе они с Оксфордом не выбирали бы сейчас секундантов, пока мы тут с тобой беседуем.
Калли широко раскрыла глаза.
— О Боже... — Она подалась вперед и схватила его за руку. — Бенедикт, ты должен проводить меня туда.
— Калли... — Бенедикт покачал головой. — Я не могу отвезти тебя туда. Ты это знаешь.
Она вскочила с кресла и воскликнула:
— Бенедикт! Он ведь может погибнуть!
Калли стремглав бросилась из комнаты, быстро поднялась по широкой парадной лестнице обратно в свою спальню. Бенедикт последовал за ней. Она с шумом распахнула дверь и, бросившись к изысканно украшенному шкафу, достала оттуда платье.
Бенедикт прикрыл за собой дверь и попытался успокоить сестру, обратившись к ней мягким спокойным тоном:
— Его не убьют, Калли. Дуэли теперь уже не имеют смертельного исхода.
Она повернулась к нему, держа в руках муслиновое платье.
— Я не заблуждаюсь относительно того, как все это происходит, Бенедикт? Двадцать шагов, поворачиваются и стреляют? Из пистолета? Из заряженного пистолета?
— Нуда, — согласился Бенедикт и добавил: — Но смертельного исхода никто не ждет. Я хочу сказать, что за убийство на дуэли можно попасть в тюрьму.
Калли, сощурившись, посмотрела на него.
— А что, если один из участников — плохой стрелок?
Бенедикт открыл было рот, но так ничего и не ответил.
Калли покачала головой и направилась к ширме для переодевания.
— Ты меня отвезешь.
Ночная рубашка тотчас была заброшена поверх ширмы. Бенедикт воздел руки, выражая свое возмущение, и отвернулся.
— Я не возьму тебя с собой, Калли. Ты будешь ждать здесь, как и положено женщинам.
— Конечно же, я этого не стану делать. Я больше не такая покорная и послушная.
— Ты пребываешь в заблуждении, что когда-либо была покорной и послушной!
Бенедикт повернулся и обнаружил, что Калли уже одета и натягивает сапожки.
— У тебя есть выбор, Бенедикт. — Она сверкнула глазами. — Ты можешь сопровождать меня как любящий брат или остаться в стороне, в то время как я выйду из дома и буду бродить по Лондону глубокой ночью одна.
— Ты не найдешь дорогу.
— Чепуха. Ты забываешь, что мне хорошо знакома пара трактиров в этом городе. Уверена, что новость о дуэли с участием одного из самых известных лондонских аристократов разошлась быстро.
Он широко раскрыл глаза.
— Я посажу тебя под замок!
— Тогда я спущусь вниз по шпалере! — заявила она.
— Черт побери, Калли!
— Бенедикт, я люблю его! Я любила его десять лет! И только один день он принадлежал мне, прежде чем я все полностью и окончательно испортила. Или он испортил. Этого я для себя еще не решила. И неужели ты думаешь, что я не буду бороться за его спасение?
Эти слова повисли между ними, брат и сестра упрямо смотрели друг на друга.
— Прошу тебя, Бенни, — тихо и печально произнесла она. — Я люблю его.
Граф Аллендейл издал долгий вздох.
— Господи, за что мне эта твоя кара! Я прикажу заложить экипаж.
— Уверен, что ты этого хочешь? — Ник прислонился спиной к одинокой рябине, съежившись от холодного утреннего тумана, наблюдая, как Ралстон проверяет свой пистолет. — Тебя ведь могут убить.
— Меня не убьют, — рассеянно отозвался Ралстон, оглядывая широкий простор поля, выбранного Оксфордом в качестве места для их дуэли.
— Многие не менее достойные мужчины говорили то же самое, Гейбриел. Мне бы не хотелось, чтобы ты оказался в земле.
— Это было бы лишь к твоей выгоде, — мрачно пошутил Ралстон, методично набивая оружие порохом. — Ты бы стал маркизом.
— Мы с тобой слишком хорошо знаем друг друга, и ты прекрасно понимаешь, что маркизом я быть не хочу, спасибо.
— Тогда я приложу все усилия, чтобы сохранить свой титул.
— Превосходно.
Воцарилось молчание, братья стали ожидать прибытия Оксфорда и его секунданта. Поле купалось в светло-сером свете, который скрадывал яркие краски весеннего ландшафта, делая пейзаж почти унылым.
Через несколько долгих минут Ралстон сказал:
— Я этого не оставлю: он такое о ней говорил, Ник.
— Понимаю.
— Она заслуживает самого лучшего.
— Она заслуживает тебя. Живого.
Ралстон повернулся к своему брату и решительно посмотрел ему в глаза.
— Ты должен мне кое-что пообещать.
Ник тотчас понял, что Ралстон собирается сказать.
— Нет.
— Да. Должен. Ты мой брат и мой секундант. Тебе не остается ничего другого, как выслушать мое последнее желание и поступить в соответствии с ним.
— Если это твое последнее желание, я последую за тобой в ад и заставлю тебя заплатить за это.
— Тем не менее, — Ралстон поднял глаза на небо и поплотнее закутался в плащ, — пообещай мне, что позаботишься о ней.
— Ты сам позаботишься о ней, братец.
Их сверкающие взгляды скрестились.
— Клянусь перед тобой и перед Господом, что я это сделаю. Но если что-то случится, что-то пойдет не так этим утром, пообещай мне, что позаботишься о ней. Пообещай, что скажешь ей... — Ралстон умолк.
— Сказать ей что?
Ралстон сделал глубокий вдох, от слов в груди его возникло стеснение.
— Пообещай сказать ей, что я был болваном. Что деньги не имели никакого значения. Что прошлой ночью, когда я осознал ужасающую вероятность того, что потерял ее... я понял, что она самое важное, что когда-либо было у меня в жизни... — Он снова умолк. — Что же, черт возьми, я натворил!
— Похоже, что ты просто влюбился.
Ралстон задумался. Раньше он мог бы усмехнуться в ответ на эти слова — такие прозаичные, и фантастические, и пугающие, — но вместо этого почувствовал, как по его телу разлилось тепло при мысли о том, что, возможно, он любит Калли.
Ник продолжил, не в силах скрыть самодовольной улыбки:
— Сказать тебе, что сделал бы я, поняв, что был круглым болваном и потерял единственную женщину, которую когда-либо любил?
Ралстон, сощурившись, посмотрел на брата.
— Не думаю, что могу заставить тебя промолчать.
— И правда не можешь, — сказал Ник. — Так вот, я бы не стоял в этом Богом забытом поле на проклятом холоде, ожидая, когда идиот Оксфорд начнет в меня стрелять. Я бы отказался от этого нелепого устаревшего способа выяснять отношения — помчался бы к этой женщине и сказал ей, что был полным идиотом. И сделал бы все возможное, чтобы убедить ее не отказываться от меня, несмотря ни на что. А как только с этим было бы покончено, я потащил бы ее тотчас к викарию и обвенчался с ней. И позаботился бы о наследнике.
В голове у Ралстона промелькнул образ Калли, пополневшей и округлившейся, вынашивающей его ребенка, и он закрыл глаза, наслаждаясь этим видением.
— Я думал, что если позволю себе полюбить ее, то стану таким, как наш отец. Думал, что это сделает меня слабым.
— Ты не такой, Гейбриел.
— Теперь я понимаю. Она заставила меня это понять. — Ралстон помолчал, погрузившись в воспоминания о карих глазах Калли, о пухлых улыбающихся губах. — Бог мой, ведь именно с ней я стал самим собой.
Это утверждение, полное изумления и восхищения, было прервано криком с другого конца поля, на котором показались Оксфорд, его секундант лорд Роли и доктор.