Раз и навсегда
– Если не считать того, что на тебе нет никакой одежды, – дрожа, поправила его жена. Джейсон спрятал улыбку.
– Верно, но зато ты одета.
"Это ненадолго», – подумала она и услышала его сдавленный смешок, как будто он прочитал ее мысли. Он поцеловал ее в уголок глаза.
– Хочешь остаться одетой?
Жена, у которой он так по-скотски, грубо отнял девственность, погладила его по щеке и мягко шепнула:
– Я хочу доставить тебе удовольствие, вряд ли одежда поможет мне в этом.
С тихим стоном Джейсон наклонился и поцеловал ее с неизъяснимой нежностью, невольно содрогнувшись, когда она ответила ему со всем своим невинным пылом, отчего желание в нем возросло донельзя. Он оторвал губы от ее рта.
– Тори, – прошептал он, – если ты доставишь мне еще большее удовольствие, чем когда целуешь меня, я умру.
Он прерывисто выдохнул и развязал бархатный поясок ее пеньюара, но когда начал снимать его, тонкая рука судорожно вцепилась в его запястье.
– Я не стану этого делать, если ты не хочешь, радость моя, – пообещал он, не отнимая руку. – Просто мне хотелось, чтобы нас больше ничто не разделяло – ни недопонимание, ни двери, ни даже одежды. Я снял свою, чтобы показать тебе, что ничего страшного во мне нет.
Она дрогнула от его объяснения и убрала руку; затем, к его несказанной радости, жена обняла его за шею и полностью отдала себя в его власть.
Одежды отлетели прочь, и он наклонился и стал покрывать поцелуями ее жаркое, нежное, полное страсти тело, одновременно поглаживая ее напрягшиеся под его ласками соски. Затем Джейсон наклонил голову и приблизил губы к ее груди.
Виктория напряглась и попыталась отодвинуться, недоуменно глядя на мужа, и он, в свою очередь, изумленно посмотрел на нее, но затем сообразил, что ни один мужчина в мире никогда не трогал и не целовал ее так, как он.
– Я не сделаю тебе больно, дорогая, – успокаивающе прошептал он и прижался губами к маленькой, твердеющей под его поцелуями вершине, венчающей нежный холмик.
Издалека, словно в тумане, Виктория с удивлением услышала собственный стон несомненного наслаждения, а тело сотрясли конвульсии желания. Ее пальцы погрузились в густую черную шевелюру, и она так прижала его голову к груди, словно боялась, что их вот-вот разлучат. Но вдруг Виктория почувствовала, как его рука скользнула вниз.
– Нет! – невольно вырвалось у нее. Но и тут муж вовсе не разозлился, как она ожидала; на ее сопротивление он лишь отреагировал приглушенным хриплым смешком.
По-кошачьи мягким движением он переместил голову вверх, к ее лицу, и с ненасытностью поцеловал ее в губы.
– Да, – шепнул он. – О да… – Его рука снова скользнула вниз, нежно поглаживая, уговаривая и щекоча до тех пор, пока ее тело не обмякло и не отдало себя полностью в его власть, поддавшись его ласке и настойчивости. Джейсон почти утратил самообладание. Страсть, которой пылало это невинное существо, отдавая себя ему целиком, без остатка, будила в нем восторженное изумление и удесятеряла неистовство желания. Горящим взором, возвышаясь над ней, он обводил эти прелестные черты, эти золотые локоны… А ее тело тем временем нежно изгибалось под его рукой.
Ее сердце екнуло от безумного наслаждения и кошмарного страха, когда она почувствовала настойчивый жар его плоти. Но вместо того чтобы войти в нее, Джейсон лишь крепче прижал ее к себе. Исчезли последние слезы страха, и ее желание достигло изумительных, запредельных высот.
– Не бойся, – хрипло простонал он. – Не бойся ничего.
Виктория медленно открыла глаза и посмотрела в его лицо. Оно было суровым и, казалось, еще потемнело от страсти, сильные, мускулистые плечи и руки напряжены… Он, словно ее подарок – фигурка пантеры, застыл на излете движения, готовый в любую минуту совершить этот последний, отчаянный прыжок. С восторженной нежностью она притронулась кончиками пальцев к его горячим чувственным губам, понимая, как отчаянно он желал ее и сколько самообладания ему требовалось, чтобы удержаться от последнего порыва.
– Ты такой нежный, – не в силах больше сдержать себя, шепнула она, – такой нежный…
Тихий стон вырвался из груди Джейсона, и его сдержанность оказалась под угрозой. Забыв обо всем, он погрузился в ее чудесное тело. Ее голова металась по подушке, когда она, дрожа от неутоленного желания, стремилась еще больше, еще полнее, совсем раствориться в нем. Он услышал ее жалобный тихий стон.
– Сейчас, сейчас, Тори, – хрипло пообещал он. Сильнейшая дрожь охватила все ее тело, волны наслаждения стали накатывать одна за другой, пока все не кончилось… Взрыв! Белый свет померк в ее глазах, и из горла вырвался счастливый крик. Джейсон наклонился к жене и запечатлел на ее лбу нежный поцелуй.
Избавляя ее от своей тяжести, он повернулся на бок, все так же крепко прижимая жену к себе. Отдышавшись, он снова поцеловал ее и откинул с ее лба спутавшиеся пряди атласных волос.
– Как ты себя чувствуешь? – нежно спросил он. Бледные веки дрогнули, и он встретил изумленный, полный истомы и покоя взгляд бездонных глаз, подобных глубоким синим озерам.
– Я чувствую себя как жена, – прошептала Виктория. Он издал хриплый смешок и провел пальцем по крутому изгибу ее скулы. Она снова прильнула к нему.
– Джейсон, – сказала она все еще дрожащим от возбуждения голосом и подняла на него глаза. – Я хочу тебе что-то сказать.
– Что? – нежно улыбаясь, спросил он.
Просто и не ощущая никакой неловкости, она сказала:
– Я люблю тебя. Его улыбка погасла.
– Да, я люб…
Он прижал палец к ее губам, заставив ее замолчать, и покачал головой.
– Нет, это не правда, – со спокойной, неумолимой твердостью сказал он. – Да это от тебя и не требуется. Ты не должна давать мне больше того, что действительно чувствуешь, Тори.
Виктория отвела от него глаза и промолчала, но его слова обидели ее до слез. И теперь, когда она лежала в его объятиях, в ее памяти возникло: ..Мне не нужна твоя любовь. Я не нуждаюсь в ней.
А в это время Франклин прошел в холл и постучал к лорду, намереваясь узнать, не нужно ли помочь упаковаться. Не получив ответа, он решил, что хозяин отлучился в другую комнату, и, как обычно, смело вошел в спальню.
Когда он сделал еще шаг и начал что-либо различать в слабо освещенной комнате, его изумленный взгляд остановился на тесно сплетенных обнаженных телах в огромной кровати под балдахином, затем в смятении – на одежде, которую Джейсон достал из гардероба и которая теперь бесформенной кучей валялась на полу возле кровати. Усердный камердинер закусил губу, ощутив непреодолимый порыв подойти на цыпочках и убрать на место изумительно сшитый вечерний костюм лорда, валявшийся на штанах из оленьей кожи. Но, одумавшись, Франклин попятился и выскочил из комнаты, захлопнув с мягким щелчком дверь.
Когда он оказался в коридоре, его недовольство беспорядком сменилось запоздалой радостью по поводу другого увиденного зрелища. Повернувшись, он помчался через холл и выскочил на внутреннюю галерею.
– Мистер Нортроп! – громко шепнул он, перегнувшись через перила и неистово делая знаки дворецкому, стоявшему у парадного. – Мистер Нортроп, у меня потрясающие новости! Подойдите ближе, чтобы нас не подслушали…
Слева от Франклина, в холле, две взволнованные горничные выскочили из комнат, где они производили уборку, столкнулись друг с другом и застыли в предвкушении тех самых новостей. А справа, невидимый камердинеру, неожиданно материализовался лакей, начавший с неподдельным энтузиазмом полировать зеркало пчелиным воском и лимонным маслом.
– Это свершилось! – коротко прошипел Франклин Нортропу, чтобы ни одна душа, даже что-то услыхав, не могла понять, о чем идет речь.
– А ты уверен?
– Еще бы, – обиженно ответил камердинер. Мгновенная улыбка смягчила будто навек застывшие черты старого дворецкого, но он тут же взял себя в руки, и на его лице вновь появилось обычное выражение невозмутимости и даже некоторой надменности.
– Благодарю вас, мистер Франклин. В таком случае я прикажу вернуть карету на место.