Дорогами судьбы

— Ты сошла с ума!
— Безумием является то, — закричала Молли, — что ты не считаешь нужным уважать закон, который ясно и понятно говорит, что Бидди Ли Уотерс принадлежит нашей семье. У меня есть свидетели убийства моего отца и брата, Шарлотта, и тебя за эти убийства повесят. Но Бидди Ли — за то, что она совершила, — ждет нож мясника.
Шарлотта молчала и благодарила Бога, что Бидди Ли уже покинула форт. Но насколько быстро будет двигаться их обоз?
— Ты должна понимать, Молли, что в караване Люка тебе никто не поверит. Возможно, в твоей группе кто-то и верит в эти бредни…
— У меня есть свидетели! — завопила Молли. — И они хотят увидеть, как из этой девчонки-рабыни будет вытекать кровь, Шарлотта Далтон. Когда власти здесь в форте услышат моих свидетелей, дело пойдет совсем не так, как с капитаном Тайлером, который тогда просто хлопал глазами, чуть не плача. Они вздернут вас обеих…
— Нет здесь никаких властей, — сказала Шарлотта. — О каких властях ты вообще говоришь? Ты что, думаешь, что это военный аванпост?
— Это форт! — выкрикнула Молли. — Форт Ларами!
— Это торговое поселение, — ответила Шарлотта. На губах у нее играла счастливая улыбка. Она едва могла припомнить, когда в последний раз получала такое удовольствие, убеждая кого-либо в том, что он ошибается. — В этом форте живут охотники на пушного зверя. И нет тут никаких властей. И никто не станет здесь слушать твои басни…
Кровь в буквальном смысле слова отхлынула от лица Молли. Она стала мертвенно-бледной.
— Это еще не конец, — тихо сказала она, глядя Шарлотте в глаза. — У меня есть свидетели, и вы обе мне еще заплатите! Бидди Ли вздернут, это так же точно, как то, что мы уже вздернули Бена Люциуса. Поскольку мой свидетель — сам Бог, Шарлотта.
Было еще довольно светло, а значит слишком рано, чтобы начинать работать над осуществлением ее секретного плана. Шарлотта хотела дождаться наступления темноты. Народ собрался на праздник, чтобы отметить прохождение одной трети пути, и Шарлотта со стороны наблюдала, как Люк танцует с Эммой Грей. Она видела, как Люк положил руку Эмме на спину, а затем опустил ее ниже.
Она знала, что та при этом чувствовала. Она видела, как Люк смотрит Эмме в глаза, ласково разговаривая с ней. Ей было знакомо и это. Она видела, как Люк отпустил руку Эммы, а вместо этого обнял ее за плечо, притянув ближе к себе.
Сердце ее сжалось, потому что она знала, что ничего подобного она уже никогда не испытает. Она никогда уже не ощутит прикосновения его сильных, успокаивавших рук, не почувствует его крепкое тело, которое движется в такт с ее телом… Не будет больше ни объятий, ни прикосновений поросшего жесткой щетиной подбородка, ни страстных поцелуев.
«Ты переживешь это, — сказала она себе. — Ты сделана из прочного материала. Этот мужчина тебе не нужен».
— Знаешь, — подходя к ней, мягко сказала Альма Блисс, — у меня репутация человека, который вечно вставляет свое слово, и делает это не всегда вовремя. Люк знает меня достаточно хорошо, чтобы понять: если я заговорю с ним о тебе, это, вероятно, потому что я снова хочу сунуть нос не в свое дело. Он не подумает, что это ты попросила меня об этом, дорогая.
Шарлотта почувствовала, как печаль сжала ее сердце, и зажмурила глаза, чтобы сдержать слезы.
Но когда она вновь открыла их, она снова была полна решимости быть сильной.
— Я всегда буду любить его, Альма. Но так быть не должно. Я никогда не буду с мужчиной, потому что должно быть именно так. К тому же Люк меня не любит.
— Откуда ты знаешь, дитя мое?
— Взгляните на него, — мягко сказала Шарлотта.
Альма перевела взгляд туда, куда кивала Шарлотта. Молодая женщина заметила, как изменилось выражение ее лица, когда та увидела, что Люк обращается с Эммой так же нежно и внимательно, как раньше обращался с Шарлоттой.
— Мне, может быть, и больно, Альма, но это не имеет значения. Потому что ему хорошо. Бидди Ли учила меня всегда держать перед глазами главную цель, а для меня это означает постоянно помнить о маленьком Джейкобе, расспрашивать о нем, стараться найти новых людей, которые могли его видеть, а также всеми способами помогать Бидди Ли скрыться от Смитерсов. Все остальное — несущественно, — закончила она, понимая, что еще ей также надо придумать, как сбить Смитерсов со следа подруги. И в этом она могла положиться только на себя.
 
Шарлотта двигалась в темноте, и то немногое, что она все-таки могла видеть, из-за подступавшей тошноты крутилось у нее перед глазами. Ей казалось, что каждый ее шаг отдается эхом, как удар грома, грозя разбудить Молли или кого-то из ее единомышленников.
Отыскав фургон Молли и ее матери, на бортиках которого были нарисованы белая и желтая розы, заметные даже в полуночной тьме, она присела, похвалив себя мысленно, что взяла с собой свой самый острый нож. Ей была ненавистна мысль, о том, чтобы испортить такую красивую упряжь, — Альма узнала, что Смитерсы купили лошадей и эту упряжь два дня назад, — но это была лучшая возможность их задержать. Если бы она украла упряжь, они заметили бы это с первыми лучами солнца. А вот если ее порезать, это даст ей больше времени… если, конечно, ей повезет.
Пока она резала, металлические части упряжи со звоном соприкасались, и каждый раз при этом сердце Шарлотты замирало. Вот, готово. Шестью глубокими надрезами она привела упряжь в негодность, но беглым взглядом обнаружить повреждения было невозможно. Фургон, может быть, даже проедет несколько миль, прежде чем упряжь порвется.
Вдруг у нее перед глазами возникла картина: маленький Джейкоб, плачущий в поломанном фургоне. «Господи, сделай так, чтобы мои проступки не отразились на моем мальчике», — попросила она. Шарлотта понимала, что поступила очень плохо. Может быть, это был один из самых низких поступков, который она могла совершить по отношению к людям, которым предстояло длинное и тяжелое путешествие.
Но у нее действительно было такое чувство, что выбора нет. Когда она снова и снова вспоминала страшные угрозы Молли в отношении Бидди Ли, она делала все новые надрезы, чтобы быть абсолютно уверенной, что Молли и ее мать не уедут далеко.
А потом, когда она опять нагнулась, чтобы сделать для верности еще один надрез, она почувствовала на своем плече железную хватку чьей-то холодной руки.
Все было кончено.
Конечно же, это был один из охранников, или друг Молли, может быть, тот мужчина, с которым она ехала вместе, а возможно даже, один из охотников, живущих в форте.
Шарлотта попыталась сообразить, что именно она скажет в свое оправдание, но скоро осознала всю тщетность своих усилий.
— Вставай, — сказал мужской голос.
Люк подхватил ее под мышки и, встряхнув, словно мешок с мукой, грубо поставил на ноги.
— Ты должна была предоставить мне позаботиться об этом, — сказал он.
— Я тебе уже говорила, что не нуждаюсь в твоей помощи, — прошептала она. Сердце ее подсказывало совсем другой ответ. «Расскажи ему правду, — говорил ей внутренний голос. — Расскажи, как тебе трудно довериться мужчине». Но в чем, собственно, дело? Он сделал свой выбор, она — свой.
Она была рада, что темнота скрывает от нее его лицо. Однако Люк пытался поймать ее взгляд.
— Ладно, — сказал он наконец. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он смог оторвать взгляд от ее губ. — Сегодня твое желание исполнится, Шарлота.
И с этими словами он ушел в темноту по направлению к палатке Эммы Грей.
Утром Шарлотте пришлось находить в себе силы, чтобы справиться не только с приступом тоски. Она ужасно нервничала по поводу того, что кто-то мог видеть ее ночью у фургона Смитерсов и вся ее затея могла обернуться большой бедой. И почему она была такой суровой с Люком?
 
Насколько ей было известно, капитан Тайлер планировал оставаться в форте еще по крайней мере сутки. А что, если он передумал, и упряжь порвется не в дороге, а здесь?