Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг.

Постановление Совнаркома о красном терроре превращало самую радикальную форму насилия в государственную политику. В те дни ЦК РКП(б) и ВЧК выработали практическую инструкцию, В ней предлагалось: «Расстреливать всех контрреволюционеров. Предоставить районам право самостоятельно расстреливать… Взять заложников (крупных фабрикантов) от буржуазии и союзников. Объявить, что никакие ходатайства за арестованных… не принимаются. Район определяет, кого брать в заложники… Устроить в районах мелкие концентрационные лагеря… Сегодня же ночью президиуму ВЧК рассмотреть дела контрреволюционеров, а всех явных контрреволюционеров расстрелять. То же сделать районным ЧК. Принять меры, чтобы трупы не попали в нежелательные руки…» [171]
Беспредел превзошел самые мрачные ожидания: было расстреляно 6185 чел., посажено в тюрьмы 14 829, в концлагеря — 6407, стали заложниками — 4068 [172]. Это приблизительные цифры, так как подсчитать, сколько жизней было тогда загублено местными ЧК, практически невозможно. ВЧК разъясняла: во время гражданской войны правовые законы не пишутся, потому «единственной гарантией законности был правильно подобранный состав сотрудников Чрезвычайной комиссии» [173].
Так, покушения на большевистских вождей способствовали разгулу массового террора в стране, ставшего на долгие годы неотъемлемой частью военно-коммунистического государства. Этот метод будет использован в начале 30-х, когда инспирируемое убийство Кирова приведет к большому террору, и осуществлять его будут чекисты гражданской войны: Ягода, Берия, Агранов, Заковский и многие другие…
В сентябре 1918 года нарком внутренних дел Петровский негодовал по поводу «ничтожного количества серьезных репрессий и массовых расстрелов» и предлагал губисполкомам, т. е. исполнительным органам советской власти, проявить в распространении массового террора «особую инициативу» [174]. Заметим, что подобную практику использовал Сталин, когда критиковал действия Ягоды и сетовал на то, что НКВД с развертыванием большого террора опоздал на два года…
Красный террор с его непременными спутниками — произволом, концлагерями, заложничеством, пытками — функционировал все время гражданской войны. Его приливы и некоторые ограничения зависели от многих обстоятельств, так же как и развитие сопутствующих ему институтов.
Произвол, творившийся чекистами, вызвал в конце 1918 — начале 1919 года острую дискуссию в советской периодике. Одни требовали ликвидировать чрезвычайные комиссии, а их функции передать: следственные — ревтрибуналам, розыскные — милиции, подавление антибольшевистских выступлений — внутренним войскам; другие предлагали сохранить ВЧК как орган розыска, подчинив НКВД или Наркомюсту. Дзержинский решительно возразил: «Мы против уничтожения ЧК, так как период чрезвычайных обстоятельств еще не прошел». Его поддержал Ленин: «Когда я гляжу на деятельность ЧК и сопоставляю ее с нападками, я говорю: это обывательские толки, ничего не стоящие» [175].
В результате ЦК РКП(б) 19 декабря 1918 г. постановил запретить критику ВЧК на страницах печати, ибо работа ВЧК «протекает в особо тяжелых условиях» [176]. В одном ВЧК была вынуждена уступить: президиум ВЦИК 24 января 1919 года указом ликвидировал уездные ЧК. Но, как отмечал Лацис, это решение было выполнено не полностью и часть уездных ЧК продолжала существовать до 15 февраля 1920 года, когда им изменили название на политбюро при уездных органах милиции [177].
Провозглашаемые советским руководством малейшие отступления от жесткой карательной политики носили популистский, формальный характер. Часто они были направлены на обман общественного мнения. Примером тому — предложение Дзержинского 26 сентября 1919 года о том, чтобы «ЦК партии большевиков, не объявляя официального массового красного террора, поручил ВЧК фактически его провести» [178]. Сами чекисты были за усиление своего влияния в обществе, за контроль за всеми сферами его деятельности, поскольку, по их мнению, «во всех областях нашей жизни контрреволюция развелась везде и повсюду» [179].
 
VI Всероссийский чрезвычайный съезд Советов (ноябрь 1918 г.) принял постановление о соблюдении «революционной законности», амнистии тем, кому в течение двух недель со дня ареста не предъявлено обвинения, освобождении тех заложников, которые не влияли на судьбу советских товарищей, «попавших в руки врагов». Выполнение этих постановлений было возложено на ВЧК, т. е. орган, более других вершивший беззаконие. Лацис писал в минуту откровения: «ВЧК как орган чрезвычайный и временный не входит в нашу конституционную систему. Пройдет время гражданской войны, время чрезвычайных условий существования советской власти, и чрезвычайные комиссии станут лишними: они… будут вычеркнуты из аппарата советской власти» [180]. Этого не случилось…
26 ноября 1918 года в Москве состоялась II Всероссийская конференция чекистов, на которую съехалось около ста делегатов. Среди прочих решений чекисты возложили ответственность за «кулацкие мятежи» на тех, кто «поднял против них поход», и оставили за собою право на расстрелы без суда по решениям губернских, фронтовых, армейских и областных ЧК. И тут же, 4 декабря, для доказательства силы, ВЧК предлагала установить негласный надзор за всеми крупными селами и волостями для ареста агитаторов против властей и кулаков. Петерс подписал инструкцию о методах работы ЧК, в которой рекомендовал несколько их изменить: не терроризировать «мирную обывательскую среду», дать возможность специалистам работать, наладить еще более тесную работу с большевистскими руководителями. У ЧК осталось право объявлять военное положение на отдельных территориях и широко использовать агентурно-осведомительную сеть [181].
Для уяснения своих позиций в губерниях состоялись свои чекистские конференции. Смысл принятых решений был один: опорой советской власти являются чекисты. Это мнение утверждалось в центре и в провинции [182]. Чекисты убеждали себя и власти в нужности, необходимости творимого произвола, их руководство не допускало вмешательства в свои дела. 28 декабря 1918 г. президиум ВЧК отклонил предложение Петерса о том, чтобы чекисты вершили расстрелы с ведома ревтрибуналов на том основании, что «ревтрибуналы не перешли в ведение ВЧК». В состав судебной тройки ВЧК вошли Дзержинский, Лацис, Кедров и Ксенофонтов [183].
Достоверной статистики жертв красного террора не существует. Произвол не способствовал ее созданию. Лацис в 1920 г. назвал две цифры расстрелянных в 1918 г.: 6185 и 6300, а за семь месяцев 1919 г. — 2089. Наибольшее число из них приходилось на крестьян (3082 чел.), участников «контрреволюционных организаций» (2024 чел.) и прочих (1704 чел.) [184]. Подсчеты расстрелянных осенью 1918 г., опубликованные в «Еженедельнике ЧК» (№ 1–6), дали цифру 2212 чел. (из них заложников — 500, контрреволюционеров — 418, бывших полицейских — 30, генералов — 4, офицеров — 81, духовенства — 79, чиновников — 50 и др.) [185]. Методика подсчета расстрелянных неизвестна. Возможно, Лацис назвал число жертв террора только в Москве и Петрограде, а журнал — лишь информацию тех ЧК, которые ее посылали? Неизвестно, были ли включены в названные цифры пострадавшие во время кровавых вакханалий в Москве, Казани и других городах России? [186] Ясно одно: цифры, данные Лацисом, не отражали реалий того времени. Жертв было значительно больше.