Кто ответит? Брайтон-бич авеню
Ресторан, да еще с пьющим клиентом — удача. В итоге силы подвыпившего иссякают, и, утолив страсть, он спокойно засыпает, чтобы утром, получив свое пиво либо аспирин, отправиться восвояси в гостиницу.
Эта ночь была кошмаром. Два итальянца, вылакавшие ящик напитков, но ничуть не захмелевшие, после ресторана прибыли сюда, домой, в полночь, а ушли в восемь утра. Ни минуты сна.
Сидя на свалявшихся простынях, она мертво смотрела на лежавшие перед ней купюры, прижатые липкой бутылкой из-под аперитива. Полная окурков пепельница, валяющиеся на ковре рюмки…
Устала… Как она устала! И как опротивело все! Но — не остановиться. Грехи, как бандерша говорит, на старости отмолим, и пока надо работать. Время истечет быстро, пролетит несколько лет, и не будет уже ни клиентов по сто долларов за ночь, ни нарядов дареных, ни аперитивов сладеньких… Вернее, все будет, но уже исключительно за ее счет. И счет этот должен быть не мал, ох как не мал…
Главное — валюта. Доллары, марки, франки, кроны. За них можно купить все. И всех. На тот случай, если не подвернется заветная мечта любой проститутки — богатенький женишок. Да только редкость они — богатые и глупые. У всех семьи, дело, а здесь они — погулять, развеяться… Но — бывает. Правда, иное знакомство тут нужно — не через бандершу; театры, разговоры, ухаживания, прочие ритуальные фигли-мигли… Длинный и часто бесперспективный путь. Сплошная трата времени. А значит, денег.
Был вот Фридман… Ну, не оттуда, не фирма, а чем, собственно, хуже? Даже лучше, что свой. Никаких проблем с языком, жизненные задачи и цели ясны, денег уйма… Сколько же она времени на него извела, сколько лапши навешала, сколько ролей сыграла… А итог? Полный провал. И ведь унизил он ее, страшно унизил, сволочь, хоть и швырнул стольник «гринов», а после с такой рожей, будто в сортир сходил, дверью хлопнул… А она и не шелохнулась даже. Оцепенение нашло, безысходность… А в мозгу равнодушно билась мыслишка: ну и что? Всего полчаса, а та же сотня… А сейчас как вспомнит те минуты — от злобы дрожит. Убила бы его, гада, на куски бы порезала…
Решила уснуть — голова болела, сильно мутило от выпитого накануне, но тут позвонил Мишка, братец. Попросил срочно приехать.
— Сам приезжай, — сказала она. — Дела у меня, звонка жду.
— Нет, ты, — принялся торговаться ближайший родственник, а торговаться он умел как никто. — Не приедешь — пожалеешь. Дело есть — все свои позабудешь!
Она проглотила аспирин, запив его минералкой — тусклой, выдохшейся, из незакупоренной бутылки, оставшейся после вчерашней ночи на заляпанном пятнами журнальном столике.
Морщась от недосыпания, противного привкуса во рту от перегара, таблеток и минералки, принялась наспех одеваться.
Мишка был сосредоточенно-мрачен. Усадил ее в кресло, выдернул из сети шнур звякнувшего телефона, чего не позволял себе никогда, и сказал:
— Вот, сеструха, есть тут хорошее, понимаешь, дело! С Фридманом контакты остались?
— Никаких, — отрезала она.
— М-да, — наклонил голову братец. — Разругались, расклеились… Но по делу-то ему позвонить можешь?
— Чего ты крутишь?! — выдохнула она со злостью. Голова разламывалась, глаза резало, а бодренький Миша своими подходцами к разговору раздражал неимоверно.
— Женишок твой бывший, — продолжал Михаил, — состояние свое вбухал в какие-то фантастические брюлики. Сообщили мне про то компетентные люди. Так вот, давай думать, как брюлики эти у Валеры отнять. Хватит их нам с тобой на всю жизнь.
— Это и есть твое хорошее дело? — произнесла она с презрением. — Да ты с ума сошел… Даже если бы я расписалась с ним, стала бы любимой законной женой, хрен бы мне какие бриллианты и мельком показали…
— А ты думай, думай, — настаивал братец. — Если хочешь закрыть все материальные проблемы своего существования в этом мире. Имею в виду проблемы финансовые… Можешь выдернуть его на свидание?.. Но — чтобы без свидетелей и охраны.
— Дурак ты… — сказала она беззлобно. — Ничего он не скажет, ни под какой пыткой. Все равно уйти живым не дадут, какой смысл? Отпустить его — самоубийство, он же понимает…
— Правильно. Но есть сильные медикаменты и сильные специалисты, их я тебе обещаю.
— Не мое, — покачала Марина головой. — Ну… не мое…
— Ага, — поддакнул братец. — Твое — это жизнью рисковать каждый день, всякую мразь ублажать. Это легче, конечно…
— Все?.. — Она поднялась с кресла.
— Все, — сухо отозвался Михаил. — И вот еще тебе напоследок: реализацию камней в твердой валюте я обеспечиваю. Так что если крупно в жизни сыграть хочешь — единственный, наверное, для тебя шанс. И поторопись. Все решают буквально часы.
Круиз Адольфа Бернацкого
Поручение Фридмана было кратким и вразумительным: рейсом «Нью-Йорк — Лондон» отправиться в Великобританию, где сесть на советский океанский лайнер. Далее, совершив двухнедельный круиз по островам и морям, зачитываемый как оплаченный отпуск, вернуться обратно в Лондон, а оттуда соответственно в Америку. Характерная деталь круиза такова: один человек из экипажа лайнера передаст Бернацкому пакет, в котором ювелирные изделия и отдельные камушки, посланные младшим братом Валерой.
Получив документы из туристического бюро и серый неказистый паспорт проживающего в США беженца с необходимыми визами, Адольф отбыл к терминалу «Бритиш эйр лайнз» аэропорта Кеннеди, где его поджидал неприятный сюрприз: рейс на Лондон задерживался из-за какой-то забастовки тамошних служащих. В справочном обещали, что недоразумение вот-вот утрясется, багаж был уже сдан, и взмокший от волнения Алик то бегал пить дорогое пиво в бар, то звонить о задержке рейса Фридману, однако тот не отвечал, а автосекретарь тоже не отзывался.
Предстояло принимать самостоятельное решение.
Наконец объявили посадку в самолет. Алик буквально впивался глазами в часы, будто таким образом хотел остановить время. По первоначальному плану интервал между прибытием самолета и отбытием корабля из Лондона составлял пять часов, однако теперь данный промежуток сократился до часа.
Поглощая виски, то и дело услужливо подаваемое ему британской стюардессой, Адольф пытался снять нервный стресс. С одной стороны, винить его, конечно, не в чем, но из опыта Алик знал: взгляды начальства на объективность обстоятельств, воспрепятствовавших подчиненным осуществить желания руководства, — эти взгляды всегда необъективны и однозначны: раз нет результата, виноват исполнитель.
Едва шасси коснулись полосы, Алик поднялся, готовый выпрыгнуть из самолета, не дожидаясь подачи трапа.
Коршуном бросился на первое же такси, посулив водителю сто долларов чаевых в случае своевременной его доставки в порт.
Британское такси в стиле «ретро» довольно бойко ринулось в путь, однако, еще мчась по набережной Темзы, Адольф приметил необходимое ему судно с флагом Страны Советов, продвигавшееся в направлении океана.
Каким образом он объяснялся с шофером, Алик не помнил, однако водитель попался смекалистый, свернул на объездной маршрут и повел машину по узкой внутрипортовой дорожке мимо складов, кранов, вытащенных на берег суденышек и лодок, покуда не затормозил возле облезлой будки, где размещался пост пограничной охраны.
Ощущая прилив лихорадочного энтузиазма и вспоминая невесть откуда всплывающие в памяти слова, Бернацкий проник в будку, застав там трех нетрезвых лиц в форменной одежде и двух девиц явно развратного поведения — это он уяснил сразу своим наметанным оком.
Потрясая серым картонным паспортом, Алик сделал следующее заявление: он, лицо, приближенное к президенту США, сотрудник внешнеполитических служб Белого дома, кому зарезервировано место на советском корабле, требует своей доставки туда, ибо в опоздании его виновны британские власти.
Пограничная стража недоуменно изучила его странный паспорт, не поняв смысла аббревиатуры «лицо без гражданства» и многого иного: к примеру, при спешном заполнении документа пол Алика почему-то обозначили как женский, буквой «F», а в графе «национальность» стояло: «без национальности» — Алик боялся арабских террористов.