Однажды я умер (СИ)
— С чего бы это? — Косится в мою сторону небесный, лишь сильнее сжимая свои пальцы на завизжавшем и пытающемся вырваться человечке, из-за чего я невольно морщусь. — О, так ты из “воришколюбов”?
На его морде мелькает усмешка, а затем одним движением своих челюстей дракон откусывает “воришке” голову с неприятным для моего уха хрустом костей, наслаждаясь брызнувшей на его морду кровью. Медленно, будто смакуя момент, он хрустит чужими костями на своих челюстях, из под стремительно утихающего фонтана поглядывая на замершую в шоке меня, слизывая со своих губ сливающиеся с цветом чешуи кровавые ручейки.
— Что-то я не видел грусти в твоих глазах, когда ты рыбу уплетала. — не скрывая ехидства в своём голосе продолжает небесный, а затем впивается своими клыками в плечо обезглавленного тела. Трещат кости от давления клыков, когда драконьи челюсти вспарывают нежную плоть и вскоре новый кусок пережёванной плоти комом проскальзывает вниз по горлу закинувшего свою морду к небу Циркона. — А я вот рыбу не люблю и предпочитаю горных зверушек.
— Они не звери! — Всё-таки нахожу я в себе силы скинуть охватившие меня оцепенение и ответить, возмущенно топая лапкой. — Он же носит… носит шкуры! И ещё у него нож есть! А ещё он говорил!
— Говорил? — удивляется Циркон, отгрызая новый кусок плоти и пачкая свои когти в липкой крови, вытекающей из тела несчастного. Не желая смотреть на его отвратительное пиршество, я резко отворачиваюсь. — Горные козлы тоже блеют, когда их хватают, из-за чего всё стадо разбегается. Сороки тащат в гнездо всё что блестит. Бобры строят плотины. Что, они тоже все разумные?
— Нет! — громко фыркаю я в утренний воздух, чувствуя себя неожиданно отвратительно и неприятно в компании этого небесного. — Но воришки не животные!
— Почему? — Усмешка на его морде перерастает в улыбку. — Ты прямо как Звёздочка. Только вместо “он не такой”, говоришь “они не животные”.
— Откуда ты…
— Нет, не подслушивал. Каракурт пересказал, когда я попросил. — пожимает слегка крыльями небесный, когтями отдирая небольшую полоску плоти с руки обезглавленного тела, отправляя её на свой язык. — Они – животные. И уж точно не ровня нам.
Я умолкаю, слегка хмурясь и думая, как бы мне переубедить этого дракона. А, с другой стороны, нужно ли мне вообще с ним спорить, пытаясь что-то доказать и случайно выдать себя? Попытаться объяснить, что писк – это всё-таки полноценный язык, который мы просто не знаем, что одежда – способ сохранить температуру тела, а их “гнёзда”, о которых обмолвился небесный, скорее всего – города. А ведь Циркон что-то про каких–то “воришколюбов” сказал. Интересно, это кто? Может у них есть какие–то знания о людях этого мира? В любом случае, я не уверена, что вообще рационально, конкретно сейчас, пытаться переубедить этого дракона, а поэтому я лишь тяжело вздыхаю, слегка ёжась на месте.
— Допустим. — Как-то неохотно признаю я его правоту, бормоча себе под нос. — Я просто сейчас не могу доказать обратного.
— И не сможешь. — негромко хихикает Циркон, с пол минуты накручивая на коготь кишки и откидывая их в сторону от себя.
— Однако, мне неприятно как ты ешь! — Нахожу всё-таки я к чему придраться. — Ну посмотри на себя. Весь в крови. Если будешь так в следующий раз “обедать”, то пожалуйста подальше от меня.
— Неужто ещё и крови боишься? — глухо хмыкает небесный людоед. Хотя, чего ещё ожидать от дракона? В конце концов, мы летающие хищники - вершина пищевой цепи.
— Грязи. — отвечаю я на его вопрос, громко фыркая, а затем поясняю. — Чистюля я.
Циркон кивает, отшвыривая недоеденную часть человека в сторону. Только ножки и остались от мерзкого драконьего завтрака. Обглоданная и раскрошенная клыками тазовая кость торчит из истекающих кровью кусков разорванной плоти, переходя в нетронутые конечности. Жутко мне от подобной картины, аж ёжусь слегка, представляя, что на месте этого несчастного могла бы быть и я, если бы мне “не повезло” родится в этом мире двуногой “лысой обезьянкой”.
Кстати. О размерах местных, кхм, “воришек”. Циркон же свободно мог держать этого мужчину одной лапой под мышками и тот почти всем телом умещался в его ладони. И как бы пропорция вроде бы и кажется мне логичной, но вот только одно маленькое но… спелые манго тоже порой с трудом помещались в драконью лапу. Подобная мысль в моей голове навевает очень неприятные сравнения. Я то всё время думала, что взрослые драконы ненамного превосходят людей в своих размерах. Ну, может, чуть больше, метра под два. А тут выходит, что людишки могут в лапе взрослого ящера поместиться? Это же выходит, что либо мир вокруг огромный и неестественно большой, либо люди в этом мире крохотные? Я, конечно, не смогла разглядеть, но вроде пропорции тела у человека были вполне себе нормальные, ничего необычного в нём я не заметила. Но это ведь таким образом… если мы предположим, что человек примерно под метр семьдесят, то драконы больше, метров под пять, если не крупнее. Неожиданная мысль мелькает в моей голове, из-за чего я в который раз усомнилась в реальности вокруг. Это, выходит, в этом мире люди могут делать из тыкв кареты? Или же выедать изнутри арбузы, используя их как дома? На сколько одной семье хватит одного банана? На пару дней? А как они охотятся? Для них ведь и кролик размером порой больше быка! А уж представить о столкновении человека этого мира с каким-нибудь крокодилом – это же для них настоящий, плотоядный и очень злобный динозавр, почти что полноценный дракон, только не огнедышащий и без крылышек. А деревья и леса – непроходимые зелёные горы? Представляя подобные картины, я чувствую, как невольно начинает кружиться голова, вырисовывая не очень приятные картины существования людишек в этом “добром и милом” мирке. Жуть какая-то. Особенно если столкнуться с каким-нибудь “крохотным” для дракона паучком, умещающимся на коготке.
А Циркон не особо и реагирует на мой задумчивый, полностью погрузившийся в себя вид. Оторвав свой хвост с места, он направляется к воде, на ходу слизывая стекающие к губам и уже подсыхающие капли крови. И только когда перед моей мордой мелькает его хвост, я вздрагиваю всем своим телом, движением крыльев приминая траву вокруг себя и поднимаясь на все четыре лапы, с опаской подбираясь к откинутым в сторону ногам.
— Можешь доедать. — Заметив мои телодвижения усмехается небесный дракон.
Но нет, меня не голод ведёт, а чистой воды любопытство, перебарывающие даже моё отвращение к произошедшему. Вот и ноги с обрывками ткани на них. Хорошо хоть небесный штаны не успел сорвать с бедолаги, послужившему ему обедом. Однако, прикасаться когтями к мокрым и дурно пахнущим шкурам я всё равно не собираюсь, аккуратно пристраивая свою куда меньшую лапку в стороне от вытянутой ноги, сравнивая размеры. До Циркона я, конечно, ещё не доросла, да и он старше меня почти в два раза, но уже сейчас я вижу, что ноги местной разновидности человеков значительно уступают моей ладони по длине.
— Как они хотя бы на вкус? — пересилив вторую волну брезгливости и поспешив отвести глаза от ошметков чужого завтрака, я вновь оборачиваюсь к привёдшему себя в порядок и сейчас чистящему свои когти языком Циркону. Какое-то время небесный молчит, будто не расслышав за тихим шелестом ветра моего вопроса, но когда я решаюсь всё-таки повторить, добавив какое-то язвительное замечание, он приподнимает на меня свой взгляд.
— Честно? — счистив со своих пальцев последние следы крови и затем поднявшись на четыре лапы спрашивает меня небесный, расправляя свои крылья в стороны. — Не особо-то они и вкусные. Слишком костлявые. Мяса мало. Да и то воняет. Но это лучше, чем жевать чужую добычу.
— Не любишь питаться за чужой счёт? — слегка удивляюсь я, задавая за первым вопросом следующий, в ответ расслышав со стороны Циркона негромкий, чуть грубый смешок.
— Скорее люблю охотиться. — неожиданно для меня признаётся тёмно-алый дракон, поднимая свой взгляд к небу, да шире раскидывая свои крылья в стороны, подставляя светло-алые мембраны под лучи восходящего светила. — Люблю чувствовать ещё трепыхающуюся, тёплую дичь, пойманную своими лапами. А ты разве нет?