1917: Государь революции

– Для преодоления кризиса в управлении и восстановления боеспособности считаем необходимым настаивать на следующем. Во-первых, союзники должны официально отмежеваться от враждебных России действий своих подданных. Во-вторых, между Россией и союзными державами подписывается соглашение, в котором Великобритания и Франция официально признают исключительные права Российской империи на европейскую часть Османской империи и стокилометровую зону в азиатской части страны на всем протяжении Проливов от Босфора до Дарданелл, а также на все территории в Малой Азии, которые будут находиться под контролем русской армии на момент заключения мира. Все эти территории должны войти в состав Российской империи по итогам мирного договора. Данная договоренность должна быть оглашена публично и, безусловно, не должна подлежать пересмотру по итогам войны. Это официальное соглашение позволит резко поднять уровень патриотических настроений в России и в особенности в русской армии и на флоте.

– Они никогда на это не согласятся. – Нечволодов усмехнулся в усы.

– И это еще не все. Для успешного продолжения войны и победоносного ее завершения нам необходима пауза в наступательных действиях, вызванная необходимостью перегруппировки сил, устранения с линии фронта неустойчивых частей и подтягивания резервов. Посему представляется невозможным участие русских войск в любых наступательных операциях на всех фронтах мировой войны в ближайшие два-три месяца, включая части Русского экспедиционного корпуса во Франции и на Салоникском фронте. Правительство Российской империи надеется на понимание со стороны союзных держав необходимости подобных действий и деклараций со стороны России. Российская держава остается верной союзническим обязательствам и полна решимости довести войну до победного конца. Однако последствия февральских событий и мартовского заговора не оставляют нам других вариантов, кроме действий, означенных выше. – Я на несколько мгновений замолчал, формируя мысль, а затем продолжил надиктовывать Свербееву тезисы: – Итак, пятое. Для скорейшего преодоления кризиса и восстановления боеспособности правительство России поднимает перед союзниками вопрос о расширении поставок вооружений и боеприпасов для русской армии, а также об оказании нашей империи всемерной технической помощи. Правительство Российской империи рассчитывает на понимание со стороны союзников и на положительную реакцию на данные инициативы. Просим правительства союзных держав оперативно отреагировать на наши предложения и дать ответ не позднее чем через пять дней.

– По существу это ультиматум. – Нечволодов переглянулся со Свербеевым. Тот кивнул.

– По существу это так и есть, – согласился я. – Если нет вопросов, то все свободны, господа. Александр Дмитриевич, я жду вас вечером.

Они поклонились и направились к выходу. Уже в дверях Свербеев повернулся и, кашлянув, спросил:

– Прошу простить мою дерзость, ваше императорское величество, можно задать вопрос?

– Задавайте ваш вопрос, Сергей Николаевич.

Тот помялся пару мгновений, но все же спросил:

– Мой предшественник на этом посту… Простите, правда, что господин Милюков арестован?

Я смерил его долгим взглядом и, наконец, ответил:

– Да, это так. Господин Милюков арестован по обвинению в государственной измене и участии в заговоре против императора. Его вина подтверждена показаниями участников заговора, в том числе и англичанами.

Свербеев поклонился.

– Благодарю за ответ, ваше императорское величество!

– И вот еще что, Сергей Николаевич. Даже если бы господин Милюков в заговоре не участвовал, то я бы все равно отправил его в отставку. Хотите знать почему?

Министр вновь поклонился.

– Да, ваше императорское величество.

– Все очень просто. Мне не нужен на этом посту человек с явными англофильскими взглядами. – Я сделал паузу и с нажимом уточнил: – Вы меня понимаете?

Тот вновь поклонился и, получив мое дозволение, покинул кабинет. А я еще несколько минут размышлял, глядя на дверь, которая закрылась за министром иностранных дел Российской империи тайным советником Свербеевым Сергеем Николаевичем, последним послом России в Германии…



Петроград. Набережная Невы.

8 (21) марта 1917 года

– Господин полковник!

Идущий по набережной военный резко обернулся на знакомый голос и удивленно воскликнул:

– Саша! Как ты здесь?

Двое тепло обнялись. Затем старший отнял от себя младшего и всмотрелся в его лицо.

– Все в порядке? Ты не по ранению здесь? Почему писем не пишешь, паршивец ты эдакий?

Младший покачал головой:

– Нет, по служебной надобности здесь. А ты-то как? Что дома? Все ли здоровы?

– Дома был вот, ездил в отпуск по случаю ранения. – Заметив готовый сорваться вопрос, полковник поспешил добавить: – Да нет, не волнуйся, так, ерунда, царапина. А потом вот, в Питер заехал, наших из полка в госпиталях проведать.

Затем старший обратил внимание на одежду брата и присвистнул:

– А почему ты в штатском, Александр? Тебя разжаловали? Или что случилось?

– Имею честь быть прикомандированным в распоряжение министра иностранных дел. Так что нам, дипломатам, фрак более к лицу, – попытался отшутиться Мостовский-младший.

– Ты сейчас откуда и куда?

Александр Петрович посерьезнел.

– На самом деле, Николай, я уезжаю сегодня. За границу. Куда и зачем, не имею права сказать.

– Так, хранитель секретов, ты мне одно скажи – это опасно?

– Нет, что ты, это просто рядовая поездка. На воды, так сказать.


– Понятно, – помрачнел старший Мостовский. – Значит, опасно.

– Можно подумать, – пожал плечами младший, – что в окопах безопасно было.

– Кстати об окопах, – спохватился Николай, – а как так получилось, что фронтовой штабс-капитан оказался в роли дипломата, да еще и идет со стороны Зимнего? Только не говори, что ты просто шел мимо!

– Так вот, не поверишь, – рассмеялся Александр, – но действительно шел мимо. Точнее – прогуливался. Просто я жду одного человека. Так что я просто шел на мост, посмотреть виды столицы, а заодно видеть набережную, чтобы не пропустить его ненароком.

Николай Петрович покачал головой.

– Его? Эх, а я уж думал, что у тебя свидание с дамой.

– Увы, брат, увы. Это просто служебная встреча.

Они дошли до середины моста и оперлись на парапет. Зима уходила из Петрограда. Снег почернел, а Нева явно начинала набухать, готовясь к ледоходу.

– Да, Господь явно на стороне нашего государя, – покачал головой Александр Петрович. – Видишь, брат, реку? Вот по этому льду, третьего дня, наш государь во время мятежа, ночью перешел вместе с генералами Кутеповым и Климовичем с того берега вон туда, к казармам Преображенского полка. Если бы шли сегодня, могли бы и не дойти. Впрочем, ночью вообще нельзя ходить здесь по льду, то трещина, то полынья, то еще какое-нибудь невидимое в темноте непотребство. И как они не провалились? Нет, точно император наш родился под счастливой звездой!

– М-да… – протянул полковник, заглядывая вниз с моста. – Тут и днем ходить страшно уже. А чем мост знаменит?

– А на мосту этом, вот как раз, где мы с тобой стоим сейчас, стоял в ночь мятежа наш государь Михаил Александрович. Стоял, не прячась и не хоронясь ни от кого. А мятежники, искавшие его, прошли колонной в нескольких шагах от него, и никто, никто, брат, не заметил его! Две полновесные роты прошли, и никто не увидел!

– Да уж, – покачал головой Николай Петрович, а затем показал на изувеченный Зимний дворец. – Так это государя пытались взорвать?

– Его, – кивнул капитан. – Но опять мимо.

Братья помолчали. Стояли и смотрели на почерневшие от пожара стены Зимнего дворца. Александр задумчиво проговорил:

– Вот так, вероятно, выглядит сейчас вся Россия – пострадавшая, местами обгоревшая, местами даже разрушенная, но все равно восстанавливающаяся и возрождающаяся. Ты знаешь, я никогда не был монархистом, и мы с тобой частенько ругались на сей счет. Но хочу тебе сказать, что боюсь даже предположить, как бы повернулась история России, если бы император не дошел до того берега.

Он замолчал, глядя на императорский штандарт над Зимним дворцом. Флигель-адъютант Мостовский сегодня впервые увидел государя после его восхождения на престол. Идя на Высочайшую аудиенцию, Александр Петрович гадал, как изменился император за прошедшее время. Ведь хоть и прошло совсем мало дней с тех пор, но столько всего случилось в его жизни: и принятие короны, к которой, а в этом Мостовский был почему-то уверен, нынешний государь совершенно не стремился, и подавление двух мятежей, и покушения, и гибель жены от рук каких-то мерзавцев из взбунтовавшегося Волынского полка. Ведь еще десять дней назад в жизни нынешнего императора ничего этого не было. Каков он теперь, новый государь Всероссийский? Как изменился за это время? К добру ли?

Михаил Второй встретил его тепло, справлялся о делах в Ставке, о настроениях, о прочих текущих вопросах, а флигель-адъютант Мостовский вглядывался в бледное и осунувшееся лицо императора, искал и боялся найти тот слом, который мог произойти в этом решительном и стремительном человеке. Во всяком случае, десять дней назад тогда еще штабс-капитан Мостовский запомнил его именно таким.

И к своему облегчению, Мостовский не находил в глазах безразличия, апатии или отчаяния. Взгляд был хоть и уставший, но живой и заинтересованный.

– Ладно, расскажи хоть, как ты очутился в Петрограде? – спросил Николай Петрович брата, когда молчание затянулось. – Как ты встрял во всю эту историю?

Александр Петрович пожал плечами.

– Знаешь, я сам пока не до конца понимаю, как здесь очутился. Бывают в жизни такие ситуации, когда ты словно попадаешь в бурную реку и тебя начинает нести стремительный поток. Несет он тебя очень быстро, ты пытаешься что-то предпринимать, но тебя от этого начинает нести еще быстрее, а ты, чтобы не захлебнуться, начинаешь активнее махать руками, пытаться уцепиться за что-то, и ты вдруг оказываешься в этом потоке не один, и спасти себя можешь, только спасая кого-то, и этот кто-то очень важен для тебя, и ты готов спасти его даже ценой своей жизни…

Мостовский-старший понимающе усмехнулся:

– А потом выползаешь на берег и видишь, что ты уже во фраке и прогуливаешься по столичным паркетам?

Младший кивнул.

– Да примерно так и было.

– Ясно. – Полковник Мостовский внимательно посмотрел на младшего брата. – И куда теперь?

– За границу.

– На воды, значит? – усмехнулся Николай Петрович.

– Да-с. Пришло время съездить на отдых, сменить, так сказать, климат.

– Понятненько, – хитро подмигнул полковник, а затем сразу посерьезнел. – Когда едешь?

– Сегодня. Так что пора мне. Что-то не идет мой человек. Ждать уже невозможно.

– Понимаю, здоровье оно прежде всего, и оно требует соблюдения плана лечения. Что ж, младший, я горжусь тобой – отдых на водах за рубежом, да еще и в разгар Великой войны! Ведь это именно то, что ты сможешь рассказать внукам! Так что подлечись там как следует и как подобает. И пусть результаты твоего лечения не разочаруют государя!

И иронично улыбаясь, старший брат, тем не менее, искренне и крепко обнял младшего, напутствуя его на дальнюю дорогу.



Петроград. Зимний дворец.

8 (21) марта 1917 года

– Итак, Александр Павлович, вам надлежит сдать должность главнокомандующего войсками Петроградского военного округа и передать дела вновь назначенному на эту должность генералу Корнилову.