Абсолют в моём сердце
Часть 27 из 54 Информация о книге
Через полчаса Кейси заявляет мне, что брат мой зануда, но её такие мелочи не огорчают. Действительно, не огорчают, ведь подруга уже нашла себе пару и удаляется искать приключений в ночном Сиэтле. Мне грустно. Грустно и… не понятно: почему все помешаны на сексе? Ну вот прям все? Неужели это так… приятно? Лурдес удаётся уговорить меня ехать домой вместе с ней, и самый главный её аргумент: — Какой смысл тебе оставаться, если ты не веселишься, а только настроение людям портишь своей угрюмой физиономией? Неужели так заметно? — думаю. На самом деле я весь вечер старалась улыбаться, общаться с друзьями брата, многих из которых знаю, и лишь изредка, украдкой, поглядывала на одного единственного интересующего меня человека в этой веселящейся массе. И этот самый человек оказался в полном одиночестве на террасе как раз в тот момент, когда за сестрой приехал Стэнтон. Уйти было выше моих сил. Я поняла, что нам нужно поговорить. Вот просто один честный, искренний разговор должен поставить точку моим мучениям. Какая ещё точка нужна тебе, наивная ты дура?! — вопил мой разум. Но сердце упёрто хотело разговора. Оно его и получило. Flora Cash For Someone Я просто подошла и встала рядом, не глядя ни в его лицо, ни в глаза. Он тоже на меня не взглянул, продолжал всё так же пялиться в темноту ночного озера. — Как дела? — спросил, как ни в чём не бывало. — Нормально. У тебя? — Тоже. И тишина. Неловкая, тягучая. На террасе холодно: несмотря на мягкий и тёплый климат, март — не самый удачный месяц для ночных прогулок в тонком платье. Меня пробирает дрожь. Эштон не сразу, но замечает это, снимает свой модный пиджак и накидывает мне на плечи. — Спасибо, — говорю. — Да не за что. — Сам-то не простудишься? — Нет, — улыбается. Улыбается! И всё, я пластилиновая масса. Мягкая, податливая, не имеющая ни воли, ни формы, ни устремлений… Нет! Устремления есть, и главное из них — прикоснуться. Хоть пальцами, хоть рукой, хоть с самого краешку, только бы потрогать его… Тянусь к губам, не потому что я какой-то там грёбаный стратег, а потому что нет никаких сил сдерживать себя: до безумия, до дрожи, до умопомрачения скручивает желание целовать его лицо… Я ещё не знаю, что вкус поцелуя моего возлюбленного так и останется волшебным Рождественским воспоминанием: Эштон мягко уворачивается, меня несёт волна эмоциональной инерции, припадаю к его гладко выбритой щеке, ощущая возбуждающую нежность кожи. — Соня, Сонечка, Соняш, не надо! Прошу тебя, остановись! — шёпотом. Ощущение, будто грудную клетку зажали между двумя плитами — не могу сделать вдох, судорога свела лёгкие… — Почему? — выдавливаю тоже шёпотом, потому что голоса нет и сил нет тоже. — У нас ничего не будет, — и это уже ровный, практически безразличный голос. — Почему? — ещё одна попытка, всё также страдая от асфиксии. — Потому что мы не можем! Теперь судорога сковала, кажется, и мою челюсть, я только чувствую, как обжигающая горечь стекает по моим щекам, тяжесть отчаяния не даёт сделать вдох, но моё тело отказывается сдаваться, выдав судорожный порыв: я всхлипываю, успев-таки хватануть воздуха. Эштон, совершенно холодный и безучастный к моей истерике, встаёт и медленно направляется к двери. Внезапно останавливается и, не поворачивая головы, вбивает в моё сердце очередной свой удар: — Подумай сама: мы слишком молоды, чтобы создать что-то стоящее. А развлечься проще с теми, с кем тебя не связывают семейные узы. Наконец, у меня появляется голос и силы сопротивляться: — Я думала, у нас нечто большее, нежели… — У меня нет, — коротко поставил точку. Мне кажется, меня душат: вцепились мёртвой хваткой в моё тонкое горло и давят, не позволяя даже шелохнуться, чтобы защитить себя. Глаза заливает, щёки тоже, солёные воды моего горя стекают даже по горлу, пропитывая ворот строгого платья… Он ушёл, и я даже не смотрю ему вслед: слишком тяжело, слишком больно! Flora Cash — Down On Your Knees Стэнтон уже уехал и увёз с собой мою сестру. Кейси тоже нет. Я одна, совершенно одна… Ах нет, нас двое! Я и моя неразделённая любовь! Тащу своё тело наверх — в спальню брата. Никогда не казалась себе такой тяжёлой… Вроде бы всегда худышкой была, и тут на тебе: еле ноги волоку! Заваливаюсь на его широкую кровать, какое-то время самозабвенно рыдаю, затем, уже выбившись из сил, разглядываю на потолке блики света фонарей, отражаемого от поверхности бассейна или озера, я не знаю. Не замечаю сама, как погружаюсь в мутный, тягучий сон. Будит меня шум открываемой двери, шорохи, возня и женский приторный смех. Спросонья не сразу соображаю что это, лежу, прислушиваясь, пока знакомый голос не прошибает моё измождённое за этот вечер тело: — Сними блузку, бюстгальтер оставь… И расскажи мне, что умеешь? В этот момент я подскакиваю на кровати, как ошпаренная, сто лет ищу выключатель, чтобы врубить свет торшера в моём персональном кошмаре. Шикарная спальня брата освещается, наконец, хоть и тусклым, но светом, и мы, впервые за весь вечер, да что там вечер, за последние несколько месяцев сталкиваемся взглядами. На его лице даже не шок… он потрясён, разочарован, раздосадован и разозлён одновременно. Мой взгляд скользит по его телу: рубашка расстёгнута, на груди руки белокурой девицы с не самой идеальной фигурой. А где брюнетка? — всплывает в моей голове глупейший вопрос. Сама она в вишнёвом кружевном бюстгальтере, едва скрывающем её просто необъятную грудь. Настолько большую, что ткань не способна скрыть выпирающие детали… Мой невинный мозг тут же пронзает подлая догадка о том, почему он просил её не снимать долбанный лифчик — так действительно сексуальнее… Мне кажется, я сойду с ума. Сегодня точно чокнусь! Его руки на её бёдрах, он даже не пытается их убрать, то ли не считает нужным, то ли растерялся сам… — Я думал, ты уехала с Лурдес… — зачем он это сказал, я даже не поняла. Зачем? Зачем мне это идиотское оправдание? Ты ничем мне не обязан, и не должен отчитываться за свои поступки! Хочешь удовлетворять свои физические потребности? Пожалуйста! Я мешать не стану! Вылетаю мимо них по лестнице вниз, стараюсь спрятаться, затеряться в толпе, боюсь, что побежит за мной, не хочу видеть ни его лицо, ни его глаза. Спустя время никто не спускается, нервное сумасшествие понемногу отпускает меня, я уже понимаю, что все последние минуты находилась в каком-то тумане, наверное, это и называют шоком. Прихожу в себя, начинаю чувствовать своё тело, понимать собственные мысли. А они всё не спускаются, и я понимаю… Теперь уже всё понимаю. Я — мелочь. Я — небольшое недоразумение, не способное помешать чьим-то планам. Он пытался объяснить мне, что не стал бы снимать девочку, зная, что это могу увидеть я. Он хотел сказать, что не собирался причинять мне боль. Но причинил. Случайно позволил увидеть. И раз уж так вышло, не посчитал нужным отменять то, чем намеревался заняться. Мне нужна ванная… Isaac Gracie — Silhouettes Of You Боль, боль, боль… Нестерпимая, пронзительная, обжигающая… Я не плачу, я рыдаю, со всхлипами и подвываниями, благо в ванной есть джакузи и шум воды, наполняющей его, позволяет мне скрыться за своей ширмой… Мне кажется, что жизнь моя кончена. Осознание того, что он там в той комнате, в комнате брата… Они там… Понимание того, чем заняты, что делают друг с другом и друг для друга… Секс всегда был для меня абстрактным понятием, но только до того момента, как в мою жизнь тихо и без разрешения вошёл Эштон. Я стала интересоваться в сети… Читать, смотреть ролики. Многое из увиденного показалось отвратительным. Уверена, он такого не делает сам и не позволяет женщинам вытворять с собой подобные вещи. Стараюсь не думать, не проецировать, не представлять. Но картинки лезут в голову сами… Чёртово воображение! Чёртова творческая моя натура! Да, школьный тест выявил в моей голове склонность к творчеству большую, нежели у кого-либо ещё в нашем классе. И всё из-за воображения, всё из-за него! Не такое оно у меня как у всех, а куда как более проворное, цветное, дерзкое. Но умный тест оказался прав: в моей голове действительно живут целые миры, и я большей частью своей незамысловатой предыдущей жизни пребывала в них же. Никто об этом не знал, никто не догадывался, кроме Алекса. Он знает. Знает, и уверяет меня, что это не так и плохо, главное, не забыться в мечтах, вспомнить вовремя, что есть реальная жизнь. И вот она явилась, моя реальная жизнь. Ворвалась диким цунами со странным для французского происхождения именем «Эштон». Мне больше не нужны мои миры, где ждут невинные и ничего не требующие принцы, имеющие от мужчин лишь внешность. Мне нужен мой настоящий Эштон, мой молодой мужчина из плоти и крови. Мужчина, потому что поступки мужские… Я хочу его целиком со всеми желаниями и потребностями, со всей его физической горячностью и душевной холодностью, со всей отстранённостью, болями и проблемами, какие есть, и я готова, созрела физически и духовно быть полноценной женщиной для него. Готова. Только ему это не нужно. Не сразу замечаю, как разрывается мой телефон. Это Алекс, звонит уже в третий раз. Стараюсь успокоиться так быстро, как это возможно, поднимаю трубку: — Да, пап, Лурдес доехала? Всё в порядке? — Что у тебя с голосом? — Всё в порядке с голосом… — Я же слышу, Соня, что случилось? — Ничего, ровным счётом ничего не произошло! У меня всё отлично! — Я сейчас приеду. Сейчас заберу тебя. Не заказывай такси, поняла меня? — Пап, прошу тебя, не надо, не усложняй! — Соняша, доченька, скажи мне, где ты сейчас? — У Алёши… — Сонь, я знаю, что у Алёши, где именно? — Ну… в холле, с его гостями.