Алмазная колесница

– Так скоро? – сказал он и больше ничего объяснять не стал. Странное спокойствие инспектора, да и весь его «маневр» объяснились, когда в комнату вошел доктор Твигс.

– Добрый вечер, джентльмены, – приветствовал он титулярного советника и инспектора. – Это не эпилепсия. Обычная абстинентная конвульсия. Этот человек заядлый морфинист. У него все вены на руках исколоты. Тут, конечно, еще и следствие истеричности, слабость характера, но вообще-то на такой стадии человек не может обходиться без очередной дозы более двенадцати часов.

– Я же говорил вам, Фандорин-сан, что князь подвержен всем существующим порокам, – заметил Асагава. – Теперь он у нас запоет по-другому. Идемте.

Камера представляла собой закуток в коридоре, отгороженный толстой железной решеткой.

На деревянных нарах сидел связанный по рукам и ногам Онокодзи, трясся в ознобе, клацал зубами.

– Доктор, сделайте мне укол! – закричал он. – Я умираю! Мне совсем плохо!

Твигс вопросительно поглядел на остальных.

Локстон невозмутимо жевал сигару, Асагава разглядывал страдальца с довольным видом. Лишь вице-консулу было явно не по себе.

– Ничего, – сказал сержант. – Через недельку выйдете на свободу, тогда и уколетесь.

Князь взвыл, согнулся пополам.

– Это пытка, – вполголоса произнес Фандорин. – Вы как хотите, господа, но я такими методами добиваться показаний не желаю.

Инспектор пожал плечами:

– Разве мы его пытаем? Он сам себя пытает. Не знаю, как у вас, иностранцев, но у нас в японских тюрьмах заключенным наркотиков не дают. Может быть, в муниципальной полиции другие правила? Вы держите морфий для облегчения страданий арестованных морфинистов?

– Еще чего. – Локстон восхищенно покачал головой. – Ну вы, Гоу, и молодчага. Есть чему поучиться.

На сей раз Гоэмон Асагава не стал протестовать против американской фамильярности, лишь польщенно улыбнулся.

– Это настоящее открытие! – продолжил сержант, приходя во все больший восторг. – Это ж какие перспективы открываются перед полицией! Как быть, если преступник запирается, не желает выдавать сообщников? Раньше его подвешивали на дыбу, жгли раскаленными щипцами и все такое. Во-первых, это нецивилизованно. Во-вторых, есть такие крепкие орешки, которых никакой пыткой не возьмешь. А тут – пожалуйста. Культурно, по-научному! Приучить такого упрямца к морфию, а после – бац, и больше не давать. Все расскажет, как миленький! Послушайте, Гоу, я напишу об этом статью в «Полицейскую газету». Конечно, и вас упомяну. Только идея все-таки моя. У вас это вышло случайно, а метод изобрел я. Вы, дружище, ведь не станете это оспаривать? – забеспокоился Локстон.

– Не стану, Уолтер, не стану. Можете обо мне вовсе не упоминать. – Инспектор подошел к решетке, посмотрел на всхлипывающего князя. – Скажите, доктор, у вас в саквояже найдется ампула морфия и шприц?

– Конечно.

Онокодзи распрямился, с мольбой глядя на Асагаву.

– Что, ваше сиятельство, поговорим? – задушевно сказал ему инспектор.

Арестованный кивнул, облизнув сухие лиловые губы.

Эраст Петрович хмурился, но молчал – главным сейчас был японский инспектор.

– Спасибо, доктор, – сказал Асагава. – Заправьте шприц и дайте мне. Можете идти спать.

Твигсу явно не хотелось уходить. С любопытством разглядывая связанного, он медленно рылся в своем чемоданчике, не спеша вскрывал ампулу, долго рассматривал шприц.

Посвящать врача в тайны закулисной политики никто не собирался, это произошло само собой.

– Ну скорее же, скорее! – закричал князь. – Ради Бога! Что вы возитесь? Один маленький укольчик, и я расскажу про Сугу все, что знаю!

Твигс тут же навострил уши.

– Про кого? Про Сугу? Про интенданта полиции? А что он сделал?

Делать нечего – пришлось объяснить. Так и вышло, что группа, расследовавшая дело о странной смерти капитана Благолепова, вновь оказалась в прежнем составе. Только статус у нее теперь был иной: уже не официальные дознатели, а, пожалуй что, заговорщики.





* * *


После того как арестанта развязали и укололи, он почти сразу же порозовел, заулыбался, сделался развязным и говорливым. Болтал много, но существенного рассказал мало.

По словам Онокодзи, новоиспеченный интендант полиции принял участие в заговоре против великого реформатора, потому что затаил обиду – оскорбился, что его подчинили никчемному аристократишке с большими связями. Суга, будучи человеком умным и хитрым, выстроил интригу так, чтобы одновременно достичь двух целей: отомстить министру, не сумевшему оценить его по достоинству, и свалить ответственность на своего непосредственного начальника, дабы занять его место. Все это Суге отлично удалось. В обществе, конечно, болтают всякое, но мертвый лев перестает быть царем зверей и превращается в обычную дохлятину, поэтому покойный Окубо теперь никого не интересует. В высших сферах дуют новые ветра, любимцы убитого министра уступают место ставленникам противоположной партии.

– Участие Суги в заговоре – это слух или д-достоверный факт? – спросил Фандорин, разочарованный этой легкомысленной трескотней.

Князь пожал плечами.

– Доказательств, разумеется, нет, но мои сведения обычно верны, иначе я давно бы умер с голода. Скупердяй Цурумаки, всем обязанный нашему семейству, выплачивает мне такое жалкое пособие, что его едва хватает на приличные рубашки.


Пять тысяч иен в месяц, вспомнил Фандорин. Двадцать вице-консульских окладов.

– А кто руководил з-заговором? От кого Суга получил в награду усадьбу Такарадзака?

– Сацумские самураи создали целую организацию, члены которой поклялись истребить «предателя» Окубо. Эти люди приготовились к долгой охоте, собрали большие деньги. Хватило бы на дюжину поместий.

Дальнейшие расспросы ничего не дали. Онокодзи повторял одно и то же, то и дело отвлекался на великосветские сплетни и вконец заморочил допрашивающим голову.

В конце концов, поняв, что больше ничего полезного не выяснят, они отошли в сторону и попытались выработать план дальнейших действий.

– Кроме уверенности в том, что Суга виновен, и кое-каких деталей, не подтвержденных доказательствами, у нас ничего нет, – кисло сказал Эраст Петрович, уже не сомневаясь, что заварил всю эту кашу напрасно. Хитроумная и сомнительная с нравственной точки зрения операция мало что дала.

Асагава тоже был мрачен, но решимости не утратил:

– И все же отступаться нельзя. Суга должен понести расплату за свое злодейство.

– А что если так? – предложил Локстон. – Интендант получает анонимное письмо, в котором сказано: «Ты думаешь, что ты ловкач и всех надул, но ты, парень, наследил. У меня на тебя кое-что есть. На Окубо мне наплевать, туда ему и дорога, но мне позарез нужны деньги. Приходи туда-то во столько-то, и произведем обмен: я тебе отдам улику, ты мне – скажем, десять тысяч». А для достоверности изложить в письме кое-какие подробности про его делишки: и про украденные реляции, и про кляп, и про усадьбу. Суга в любом случае переполошится, захочет посмотреть, что за шантажист, да чем располагает. Если не пришлет к назначенному месту отряд полиции, а явится сам, уже одним этим выдаст себя со всеми потрохами. Ну как план? – Сержант горделиво посмотрел на товарищей. – Недурен?

Титулярный советник его расстроил.

– Дурен. Никуда не годится. Суга, конечно же, не придет. Он не дурак.

Локстон не сдавался:

– Пришлет полицейских? Вряд ли. Не захочет рисковать. Вдруг у шантажиста в самом деле улики?

– И п-полицейских не будет. Явятся очередные сацумцы и изрубят нас с вами в мелкую лапшу.

– М-да, это очень вероятно, – признал доктор.

Инспектор же ничего не сказал, лишь еще больше нахмурился.

Совещающиеся умолкли.

– Эй! О чем вы там шепчетесь? – крикнул Онокодзи, подходя к решетке. – Не знаете, как прижать Сугу? Я скажу вам! А вы за это выпустите меня на свободу. Идет?

Все четверо разом обернулись к арестанту. Не сговариваясь, двинулись к решетке.

Князь протянул меж прутьев ладонь.

– Одну ампулку про запас. И шприц. В качестве аванса.

– Дайте, – велел Асагава доктору. – Если скажет чушь, отберем назад.

Наслаждаясь минутой, человек большого света немного потомил публику. Смахнул с несколько помятого сюртука пылинку, поправил манжету. Ампулу аккуратно положил в жилетный карман, предварительно поцеловав и прошептав: «О, мой кусочек счастья!». Победно улыбнулся.

– Ах, как мало меня ценят! – воскликнул он. – И как дешево платят! А чуть что, сразу ко мне: «Расскажите, разузнайте, выведайте». Онокодзи знает все и обо всех. Помяните мое слово, джентльмены. В грядущем столетии, до которого я вряд ли доживу по причине хрупкости организма, самым дорогим товаром станет осведомленность. Дороже золота, бриллиантов и даже морфия!

– Хватит болтать! – рявкнул сержант. – Отберу!

– Вот как разговаривают красноволосые с отпрыском древней японской фамилии, – пожаловался князь Асагаве, но, когда тот угрожающе схватил его за лацкан, перестал валять дурака. – Господин Суга – большой педант. Настоящий поэт бюрократического искусства. В этом и заключается секрет его могущества. За годы службы в полицейском ведомстве он собрал секретный архив из сотен папочек.

– Никогда об этом не слышал, – качнул головой инспектор.

– Естественно. Я тоже. До тех пор, пока в один прекрасный день Суга меня не вызвал к себе в кабинет и кое-что не показал. Ах, я человек с фантазией, живу, как бабочка. Меня нетрудно схватить грубыми пальцами за крылышки. Вы, господа, не первые, кому это удалось… – Князь горестно вздохнул. – Тогда-то, в ходе очень неприятного для меня разговора, Суга и похвастался, что у него есть того же рода отмычки ко многим влиятельнейшим особам. О, господин интендант отлично понимает, сколь великое будущее уготовано осведомленности!

– Чего он от вас хотел? – спросил Фандорин.

– Того же, чего и все. Сведений об одном человеке. И получил. Видите ли, содержание моей папочки таково, что я не осмелился упорствовать.

Сержант хмыкнул:

– Малолетние девочки?

– Ах, если бы… Это вам знать ни к чему. Для вас важно, что я дал Суге, чего он хотел, но не пожелал и впредь быть марионеткой в его руках. Обратился за помощью к мастерам тайных дел – разумеется, не сам, через посредника.

– К мастерам тайных дел? – воскликнул Твигс. – Уж не про синоби ли вы говорите?

Доктор и вице-консул переглянулись. Неужто?

– Именно к ним, – как ни в чем не бывало ответил Онокодзи и зевнул, изящно прикрыв рот наманикюренной ручкой. – К милым, добрым ниндзя.

– З-значит… Значит, они существуют?!