Артас. Восхождение короля-лича

– А когда ты женишься – ведь тебе папа не сможет приказывать, как мне… Женись на той, кто тебе нравится, и убедись, что тоже нравишься ей. Или – что ее хотя бы спросили, хочется ли ей разделить с тобой жизнь… и п-постель.

Тут Калия вновь ударилась в слезы, но Артас был слишком потрясен внезапно свалившимся на голову откровением. Да, сейчас ему только четырнадцать, но совсем скоро, спустя каких-то четыре года, он станет совершеннолетним и тоже должен будет жениться… Внезапно ему вспомнились подслушанные то там, то сям обрывки разговоров о будущем династии Менетилов. Его жене предстоит стать матерью королей! Придется выбирать с осмотрительностью, но и, как просит Калия, не забывать о душе. Вот родители вправду очень привязаны друг к другу: несмотря на многие годы брака, это явственно отражается в каждой их улыбке и в каждом жесте. Пожалуй, того же самого хотелось бы и Артасу. Ему нужна надежная спутница жизни, близкая подруга и…

Но что, если это будет невозможно?

Артас слегка сдвинул брови.

– Прости, Кали, но, может, это как раз тебе повезло? Иметь свободу выбора, но знать, что не можешь выбрать, кого хочешь – разве это не хуже?

– По-моему, это намного лучше, чем в один миг превратиться в… в кусок мяса.

– Наверное, у каждого из нас свой долг, – тихо, серьезно сказал Артас. – Твой – выйти за того, на кого укажет отец, а мой – жениться на благо всего королевства. Прости, Кали…

Он резко поднялся на ноги.

– Артас… Артас, куда ты?

Ничего не ответив, Артас поспешно, едва ли не бегом, покинул дворец, направился в конюшни и быстро, не дожидаясь конюха, заседлал Непобедимого. Он понимал: это решит дело только на время, однако ему было всего четырнадцать, а временное решение – лучше, чем никакого.

Артас низко пригнулся к холке коня. Белая грива хлестала по щекам, и мальчик невольно улыбнулся. Непобедимый, грациозно играя упругими мускулами, галопом несся вперед. Ничто на свете не доставляло Артасу большей радости, чем вот такие поездки – бешеная, неукротимая скачка, во время коей сливаешься с конем в единое прекрасное целое. Он долго, мучительно долго ждал того дня, когда сможет проехаться на скакуне, которого знал с первых минут его появления на свет, но дело вполне того стоило. Они стали превосходной парой. Непобедимый ничего не хотел, ни о чем не просил. Казалось, желает он лишь одного – позволения вырваться из тесных границ королевских конюшен, совсем как Артас все время жаждал высвободиться из оков королевского достоинства, вот оба и праздновали свободу вместе.

Тем самым стремительным аллюром, что так полюбил Артас, они устремились наверх. Здесь, невдалеке от усадьбы Балнира, к востоку от столицы тянулась кучка холмов. Непобедимый мчался, словно бы пожирая простор грохочущими копытами, несся наверх по кручам, точно по ровной земле. Почти не замедляя шага, петлял он по узким извилистым тропам – только камни брызгали из-под копыт, да трепетали в восторге сердца коня и всадника. Вскоре Артас направил скакуна налево, к невысокому валу, срезая путь к владениям Балниров. Непобедимый и тут не оплошал, не замешкался, как не замешкался даже в тот день, когда Артас впервые велел – нет, попросил его прыгнуть. Он подобрался, стрелой рванулся вперед; с замиранием сердца конь и всадник на миг взмыли в воздух, пронеслись над валом, благополучно приземлились в мягкую упругую траву и вновь понеслись вдаль.

Непобедимые.





Глава четвертая





– Как видите, ваше высочество, – заговорил генерал-лейтенант Эделас Блэкмур, – налоги расходуются не зря. В лагере тщательно соблюдаются все меры предосторожности. Скажу больше: безопасность у нас на такой высоте, что мы смогли даже устроить здесь гладиаторские бои.

– Наслышан, наслышан, – откликнулся Артас, осматривая вверенную управляющему лагерями для военнопленных крепость.

Крепость Дарнхольд – сама по себе не лагерь, но центр, нервный узел всей сети лагерей – была огромна, и дух в ней, действительно, царил едва ли не праздничный. Осенний день выдался прохладным, но ясным; синие с белым флаги, развевавшиеся над крепостью, громко, энергично хлопали на ветру. Ветер играл длинными, черными, как вороново крыло, волосами Блэкмура и яростно трепал полы плаща Артаса, в то время как оба, принц и генерал-лейтенант, неторопливо шли вдоль зубцов крепостной стены.

– И непременно увидите сами, – пообещал Блэкмур, одарив принца заискивающей улыбкой.

Идея внезапной инспекции принадлежала Артасу. Услышав о ней, Теренас рассыпался в похвалах инициативе и милосердию сына.

– Но как же иначе, отец, – сказал Артас. Говорил он вполне искренне, хотя главной причиной, натолкнувшей его на эту мысль, послужило любопытство, желание взглянуть на ручного орка генерал-лейтенанта. – Должны же мы убедиться, что отпущенные деньги идут на лагеря, а не в карман Блэкмура. А заодно проверим, хорошо ли он заботится о своих гладиаторах и не решил ли пойти по скользкой дорожке отца.

Отец Блэкмура, генерал Эделин Блэкмур, был известным изменником, пойманным на попытке продажи государственных тайн. Да, свои преступления он вершил давным-давно, когда сын его был еще мальчишкой, однако дурная слава отца преследовала Эделаса на протяжении всей его военной карьеры. Только множество выигранных битв да особая ярость в боях с орками и помогли Блэкмуру-младшему дослужиться до столь высоких чинов. Однако Артас явственно чуял исходящий от него запах спиртного – и это с самого утра. Скорее всего, сей факт не окажется для Теренаса новостью, но все же Артас обязательно известит отца и о нем.

Словно бы заинтересовавшись видом дюжины стражников, застывших по стойке «смирно» и бдительно несших караул, Артас взглянул вниз. Достойна ли их бдительность таких же похвал, когда рядом нет будущего короля?

– Я с нетерпением жду сегодняшних схваток, – сказал он. – Удастся ли мне увидеть вашего Тралла в деле? Я многое слышал о нем.

Блэкмур заулыбался, оскалив белые зубы в обрамлении аккуратной бородки.

– В программе его сегодня нет, но ради вас, ваше высочество, я выставлю Тралла против самых достойных из имеющихся бойцов.

Спустя два часа обход был завершен, и Артаса ждал роскошный обед в компании Блэкмура и молодого человека по имени лорд Каррамин Лангстон, отрекомендованного Блэкмором как «мой юный протеже». Приметив мягкость рук и томные манеры юноши, Артас тут же проникся к нему инстинктивной неприязнью. Блэкмур – тот хотя бы завоевал свой титул в бою, а этот мальчишка (да, мысленно Артас назвал его именно так, хотя на самом деле Лангстон был старше семнадцатилетнего принца), получил все на золотом блюде.

«Впрочем, и я тоже», – подумал Артас. Однако ему-то было прекрасно известно, сколь многим приходится жертвовать королям, а вот Лангстон, похоже, в жизни ни в чем себе не отказывал. Не отказывал он себе ни в чем и теперь, прибирая к рукам самые сочные ломти мяса и самые пышные пирожные и запивая все это не одним бокалом вина. Блэкмур, напротив, ел умеренно, но выпил много больше Лангстона.

Неприязнь к ним обоим достигла высшей точки, когда в обеденный зал вошла служанка и Блэкмур по-хозяйски протянул к ней руку. Служанка – светловолосая, в простом платье, красивая той природной красой, что не нуждается ни в каких ухищрениях – улыбнулась, словно бы от удовольствия, однако от Артаса не укрылось усталое отвращение, мелькнувшее в ее синих глазах.

– Это Тарета Фокстон, – сказал Блэкмур, продолжая гладить плечо девушки, пока та собирала тарелки. – Дочь Таммиса Фокстона, моего личного лакея – его вы наверняка увидите позже.

Артас одарил девушку обаятельнейшей из улыбок. Загар, волосы, выгоревшие на солнце – всем этим она слегка напоминала Джайну. Служанка мимолетно улыбнулась в ответ, стыдливо отвела взгляд, собрала пустые тарелки, быстро поклонилась и ушла.

– Скоро подобная будет и у вас, – со смехом сказал Блэкмур.

Не сразу сообразив, о чем речь, Артас изумленно заморгал. Блэкмур с Лангстоном захохотали громче прежнего, и генерал-лейтенант поднял кубок.

– За светловолосых девиц! – промурлыкал он.


Оглянувшись вслед Тарете и вспомнив о Джайне, Артас заставил себя тоже поднять бокал.



Однако часом позже Артас совершенно забыл и о Тарете, и о своем возмущении поведением Блэкмура. В горле саднило от крика, от аплодисментов болели ладони… да, так он не развлекался еще никогда в жизни!

Поначалу ему сделалось немного не по себе. Первыми на арену выпустили, стравив их друг с другом, всего-навсего несколько пар зверей. Звери дрались насмерть – без всяких на то причин, только ради потехи зевак.

– Как обращаются с ними до всего этого? – спросил Артас. Животных принц любил, и жестокостью зрелища был не на шутку расстроен.

Лангстон открыл было рот, но Блэкмур поспешил поднять руку, веля ему помолчать, с улыбкой развалился в складном кресле и отщипнул от виноградной грозди несколько ягод.

– Конечно же, нам требуется, чтоб звери пребывали на пике бойцовской формы, – сказал он. – Поэтому их ловят бережно и обращаются с ними наилучшим образом. И схватки, как видите, заканчиваются быстро. А если животное выживет, но продолжать драться не может, его тут же приканчивают, избавляя от лишних мук.

Оставалось надеяться, что Блэкмур говорит правду. Легкая тошнота в желудке подсказывала, что он, скорее всего, лжет, но Артас оставил ее без внимания. Тем более, что ощущение мигом прошло, когда на арену против зверей вышли люди. Тут принц уставился на арену, не отрывая глаз.

– А людям хорошо платят, – заметил Блэкмур. – Мало этого, они, можно сказать, становятся знаменитостями.

Однако орк платы не получал; Артас знал это и вполне одобрял. Его-то он и дожидался – ждал шанса увидеть ручного орка Блэкмура, найденного еще младенцем и взращенного специально для арены, в бою.

И ждал не напрасно. Очевидно, все предыдущее служило только затравкой, устраивалось лишь для разогрева толпы. Когда двери со скрипом поднялись и на арену выступила исполинская зеленая фигура, все вокруг повскакали с мест и взревели. Удивительно, но вместе с остальными вскочил на ноги даже сам Артас.

Тралл был огромен, а с виду – по сравнению с пленными орками в лагерях, не отличавшимися столь же отменным здоровьем и бодростью духа – и вовсе казался настоящим исполином. Вдобавок, он и держался куда прямее. Без шлема, почти без доспехов, он вышел в круг, поигрывая могучими мускулами, туго обтянутыми зеленой кожей. Под оглушительный рев зрителей он вскинул кулаки над головой и двинулся в обход арены, подставив жуткую морду под дождь из розовых лепестков, обычно устраиваемый только по праздникам.

– Этому его научил я, – с гордостью сказал Блэкмур. – Странное, надо заметить, дело: толпа приветствует его, но всякий раз надеется на его поражение.

– А он хотя бы раз проигрывал схватку?

– Ни разу, ваше высочество. И в будущем не проиграет ни одной. Но люди не теряют надежды, так что деньги текут к нам рекой.

Артас устремил на генерал-лейтенанта холодный взгляд.

– Пока королевская казна получает положенную долю от ваших выигрышей, вам, генерал-лейтенант, будет позволено продолжать эти игры.

Вновь повернувшись к арене, он еще раз взглянул на завершавшего круг орка.

– Не вздумается ли ему… выйти из повиновения?

– Ни за что, – поспешно ответил Блэкмур. – Он воспитан нами в страхе и почтении к людям.

Словно услышав его замечание сквозь громоподобные вопли, хотя это, разумеется, было совершенно невозможно, Тралл повернулся к креслам Артаса, Блэкмура и Лангстона, гулко ударил кулаком в грудь и склонился в глубоком поклоне.

– Вот видите? Он мой всей душой и телом, – промурлыкал Блэкмур.

Поднявшись на ноги, он взмахнул флагом. Крепко сложенный рыжеволосый человек по ту сторону арены тоже вскинул вверх флаг и взмахнул им. Тралл повернулся к дверям и поудобнее перехватил оружие – громадный боевой топор.

Стражники вновь начали поднимать створку дверей. Еще до того, как проход полностью отворился, на арену стремительно выбежал медведь, да какой – не меньше Непобедимого! Рык зверя был слышен даже сквозь рев толпы. Вздыбив шерсть на загривке, он, точно выпущенный из пушки, рванулся к Траллу.

Тралл даже не дрогнул. В последний миг шагнув в сторону, он взмахнул огромным топором, словно тот ничего не весил. Топор глубоко рассек бок медведя. Зверь заревел от боли и развернулся, обрызгав кровью песок. Орк вновь замер на месте, слегка покачиваясь на пятках босых ног, и вдруг, с проворством, совершенно не соответствующим величине, рванулся медведю навстречу. Осыпая зверя гортанными насмешками на великолепном Всеобщем, он снова взмахнул топором и обрушил его на врага. Хрустнула кость, медвежья голова едва не отделилась от туловища, но зверь еще миг-другой продолжал бежать и только после этого дрожащей бесформенной грудой рухнул на песок арены.

Тралл запрокинул голову и издал громкий победный клич. Толпа обезумела. Один Артас молчал, глядя на орка во все глаза.

– И это только начало, – улыбнулся Блэкмур, видя его удивление. – В следующем бою он сойдется с тремя людьми. Вдобавок, ему будет приказано не убивать их, но лишь одолеть. Тут уж одной грубой силы мало, тут необходима стратегия! Хотя, признаться, увидев, как он одним ударом обезглавил медведя, я испытал немалую гордость.

На арену выступили трое гладиаторов-людей. Все как на подбор огромные, мускулистые, они отсалютовали противнику и зрителям. Глядя, как Тралл присматривается к ним, Артас невольно задумался: разумно ли было со стороны Блэкмура растить из своего ручного орка такого грозного бойца? Ведь если Тралл в один прекрасный день сбежит, то сможет обучить тому же других орков!

Да, несмотря на усиленные меры охраны, исключать подобного исхода не стоило. В конце концов, если Оргрим Молот Рока сумел устроить побег из Подгорода, из самого сердца подземелий дворца, то и Тралл вполне может сбежать из Дарнхольда.





* * *


Официальный визит продолжался пять дней. В один из них, поздним вечером, в покои принца явилась Тарета Фокстон. Удивленный тем, что его слуги не отвечают на нерешительный стук в дверь, он удивился еще сильнее, увидев на пороге миловидную светловолосую девушку с подносом различных вкусных вещей в руках. Девушка скромно потупилась, однако платье ее было столь откровенным, что принц ненадолго лишился дара речи.

Под его взглядом она склонилась в реверансе и, покраснев, сказала:

– Милорд Блэкмур прислал меня к вам с предложением кое-чего соблазнительного.

Артас был смущен.

– Я… передайте хозяину мою благодарность, но я не голоден. Да, и куда могли подеваться мои слуги?