Баллада о змеях и певчих птицах

Живи и радуйся жизни.



Люси Грей не могла отвести глаз от тела Билли Бурого. Кориолан схватил ее за плечи, развернул к себе.

– Иди! Все под контролем. – Он подтолкнул ее к двери.

Помни об этом каждый день,

Даже если все идет набекрень…





Люси Грей открыла ее, и они выглянули наружу. В переулке никого не было.

Живи и радуйся жизни,

Будь оптимистом,

Живи и радуйся жизни.





Зрители разразились аплодисментами и нетрезвыми криками – песня Мод Беж закончилась. Самое время спешить.

– Тебя тут не было, – прошептал Кориолан на ухо Люси Грей и выпустил ее. Девушка побрела к Котлу, Кориолан захлопнул дверь ногой.

Тем временем Сеян проверил пульс у Билли Бурого. Спрус сунул оружие обратно в мешок.

– Не трудись, оба мертвы. Я буду держать язык за зубами. Как насчет вас?

– Я тоже, разумеется, – заверил Кориолан. Сеян таращился на них, все еще пребывая в шоке. – И он. Я позабочусь.

– Тебе стоит отправиться с нами. Иначе можешь стать крайним: кому-то придется за это заплатить, – предостерег Спрус, забрал фонарь и вышел через заднюю дверь, оставив их в кромешной тьме.

Кориолан нащупал Сеяна и потащил его вслед за Спрусом. Тело Мэйфэр он задвинул в сарай ногой и плотно прикрыл дверь, надавив плечом. Ну вот. Ему удалось войти и выйти, ни к чему не прикасаясь. Не считая автомата, из которого он убил Мэйфэр, – на нем наверняка остались его отпечатки пальцев и ДНК, но Спрус заберет оружие с собой, покидая Дистрикт-12 навсегда. Последнее, чего хотелось Кориолану, – повторить сценарий с платком. В ушах у него так и звучал голос директора Хайботтома…

«Слышишь грохот, Кориолан? Это рушится величие дома Сноу».

Он вдохнул ночной воздух. Донеслись звуки музыки без слов – похоже, Люси Грей вернулась на сцену, хотя петь пока не могла. Схватив Сеяна за локоть, он протащил его вдоль сарая и проверил проход между зданиями. Пусто.

– Ни слова! – прошипел Кориолан.

Зрачки у Сеяна были расширены, на воротнике темнели пятна пота. Он послушно повторил:

– Ни слова.

Внутри Котла они вернулись на свои места. Дылда сидел, прислонившись к стене, в полном отрубе. По другую сторону от него Улыба болтал с девушкой, Блоха налегал на виски. Похоже, их отсутствия никто не заметил.

Инструментальный номер закончился, и Люси Грей нашла в себе силы снова петь – выбрала песню, в которой ей подтягивали все музыканты. Умница! Наверняка тела обнаружат именно они, ведь сарай служит для них комнатой отдыха. Чем дольше музыканты останутся на сцене, тем надежнее алиби, тем дальше Спрус унесет оружие от места преступления и тем сложнее будет разобраться в последовательности событий.

Сердце Кориолана бешено колотилось в груди, пока он пытался оценить ущерб. О Билле Буром никто плакать не станет, разве что Кларк Кармин. А вот о Мэйфэр, единственной дочке мэра… Спрус был прав: кому-то придется за нее заплатить.

Люси Грей перешла к песням по заявкам, и все пятеро музыкантов оставались на сцене до конца представления. Мод Беж, как обычно, собрала деньги, пройдя между зрителей со своей увитой лентами корзинкой. Люси Грей поблагодарила всех, исполнители поклонились в последний раз, и публика начала расходиться.

– Теперь поскорее уходим, – тихо сказал Кориолан Сеяну.

Они подхватили Дылду под руки и пошли прочь. Блоха со Улыбой поплелись следом. Не успели они отойти и двадцати ярдов, как ночной воздух прорезали истерические крики Мод Беж, и все повернули обратно. Кориолану с Сеяном ничего не оставалось, как последовать их примеру, чтобы не вызвать подозрений. Раздались свистки миротворцев, и пара офицеров жестами велела им возвращаться на базу. Затерявшись среди других солдат, они промолчали всю дорогу, дождались, пока соседи по комнате захрапят, и потихоньку выскользнули в туалет.

– Мы ничего не знаем, вот и вся история! – прошептал Кориолан. – Выходили из Котла отлить, потом сидели до конца шоу.

– Ясно, – кивнул Сеян. – Как насчет остальных?

– Спрус давно ушел, Люси Грей никому не расскажет, даже своим – не захочет подвергать их опасности, – сказал Кориолан. – Завтра мы оба изобразим похмелье и проведем весь день на базе.

– Да-да, на базе. – Сеян был в таком смятении, что себя не помнил.

Кориолан взял его лицо в ладони и проговорил:

– Сеян, это вопрос жизни и смерти! Держи себя в руках!


Сеян так и не уснул, проворочался всю ночь. Кориолан снова и снова проигрывал в голове стрельбу. Он убил во второй раз. Если в случае с Бобином это была самозащита, то как насчет Мэйфэр? Преднамеренное убийство? Нет, конечно! Да это вообще нельзя назвать убийством! Просто такая форма самозащиты. Хотя Мэйфэр не держала в руках ножа, у нее хватило бы власти, чтобы повесили и его, и Люси Грей, и всех остальных. Кориолан не видел, как она умерла, не успел рассмотреть тело, поэтому реагировал не так остро, как в случае с Бобином. Или же дело в том, что второе убийство совершить легче? Все равно он поступил бы точно так же, доведись ему пережить эту ночь снова!

На следующее утро к завтраку вышли даже их страдавшие похмельем соседи по казарме. Улыба узнал новости от знакомой медсестры, дежурившей в клинике, когда привезли тела.

– Оба местные, одна – дочка мэра. Другой – музыкант, но не из тех, что мы слушали вчера. Их убили в гараже позади Котла. Прямо во время шоу! Только никто ничего не слышал из-за музыки.

– Убийцу нашли? – спросил Дылда.

– Пока нет. Хотя у местных вообще не должно быть оружия, оно постоянно всплывает то здесь, то там, – напомнил Улыба. – Их убили свои.

– Откуда это известно? – спросил Сеян.

«Заткнись!» – подумал Кориолан. Зная Сеяна, он боялся, что тот того и гляди признается в убийствах, которых даже не совершал.

– Медсестра сказала, что девушку убили из автомата миротворцев, скорее всего старого образца, украденного во время войны. Музыканта застрелили из дробовика, с которыми местные ходят на охоту. Вероятно, стрелков двое, – доложил Улыба. – Вокруг все обыскали, но оружие так и не нашли. Вероятно, убийцы унесли его с собой.

Кориолан немного расслабился и даже откусил блинчик.

– Кто нашел тела?

– Та малышка-певица, которая в розовом платье, – ответил Улыба.

– Мод Беж, – проговорил Сеян.

– Кажется, да. Короче, она слетела с катушек. Ансамбль допросили, только когда бы они успели убить ту парочку? Музыканты со сцены почти не сходили, да и оружия у них не нашли. В общем, им здорово досталось. Похоже, тот мертвый парень был как-то с ними связан.

Кориолан наколол на вилку сосиску. Настроение улучшилось. Расследование движется в нужном направлении, хотя Люси Грей придется несладко, ведь у нее был мотив: Билли Бурый – ее бывший парень, а Мэйфэр отправила ее на арену. Если всплывет упоминание об арене, то не подтянут ли Кориолана? В Двенадцатом никто не знает, что они вместе, кроме ее ансамбля. Об их молчании Люси Грей позаботится. Если у нее новая любовь, то какое ей дело до Билли Бурого? Разве что отомстить захотела, поэтому и убила Мэйфэр, а Билли Бурый попытался ее защитить. Собственно, так и произошло. Однако сотни свидетелей могут поклясться, что Люси Грей пробыла на сцене почти все выступление. Оружия не нашли. Доказать ее вину очень трудно. Кориолану нужно лишь набраться терпения и выждать, пока все утрясется, и тогда они снова смогут быть вместе.

В свете событий прошлой ночи командир решил закрыть базу. В любом случае никаких планов на воскресенье у Кориолана не было – сейчас ему следовало держаться подальше от всех музыкантов. Они с Сеяном бродили по территории, стараясь выглядеть безмятежными. Играли в карты, писали письма, наводили порядок в своих вещах. Чистя ботинки, Кориолан прошептал:

– Как насчет плана побега? Он по-прежнему в силе?

– Понятия не имею, – ответил Сеян. – До дня рождения командира осталась неделя. Именно в ту ночь мы и хотели уйти. Корио, вдруг они арестуют невиновного?

«Тогда все наши беды закончатся», – подумал Кориолан.

– Вряд ли, ведь оружие не нашли. Да и вообще, не стоит загадывать наперед.

В ту ночь Кориолан спал лучше. В понедельник ограничительные меры сняли, и поползли слухи, будто убийства связаны с внутренними разборками повстанцев. Если они хотят убивать друг друга – флаг им в руки. На базу приехал мэр и устроил командиру истерику. Учитывая, что он сам избаловал Мэйфэр до невозможности, не присматривал за ней как следует, и та спуталась с повстанцем, винить ему было некого, кроме себя.

К полудню вторника интерес к убийствам изрядно упал, и Кориолан, чистя картошку для завтрака, даже начал строить планы на будущее. В первую очередь следовало убедиться, что Сеян оставил идею бежать. События в сарае должны были наглядно показать, насколько опасны эти игры. На следующий день им обоим предстояло драить полы, и Кориолан собирался поставить вопрос ребром. Если Сеян не откажется от побега, придется обо всем доложить командиру. Приняв решение, Кориолан набросился на картофель с таким рвением, что справился с нарядом досрочно, и Крендель отпустил его на полчаса раньше. Кориолан сходил за почтой и обнаружил посылку от Плюриба, полную струн для различных инструментов, и любезную записку, в которой говорилось, что это подарок. Он убрал струны в шкафчик, предвкушая, как счастливы будут музыканты, когда ему удастся повидать их снова. Через недельку-другую, если все уляжется.

По дороге в столовую Кориолан понял, что понемногу возвращается к нормальной жизни. По вторникам обычно давали хэш. Он заскочил в медпункт за очередной баночкой порошка от сыпи, которая наконец начала проходить. Выходя от доктора, он заметил машину «скорой помощи». Задние двери распахнулись, и двое медиков вытащили носилки с мужчиной в окровавленной рубашке. Он лежал без движения, как мертвый, и вдруг повернул голову и уставился на Кориолана знакомыми серыми глазами. Узнав Спруса, Кориолан ахнул. Двери захлопнулись, закрыв обзор.

Через несколько часов Кориолан сообщил новость Сеяну. Оба понятия не имели, что происходит. Спрус наверняка вступил в конфликт с миротворцами, но почему? Они связали его с убийствами? Узнали про план побега? Раскрыли покупку оружия? Что Спрус расскажет на допросе?

За завтраком в среду знакомая медсестра сообщила Улыбе, что Спрус минувшей ночью скончался от ран. Точно она не знала, однако многие на базе считали, что он замешан в истории с убийствами. Кориолан все утро действовал машинально, опасаясь дальнейших неприятностей. И те не заставили себя ждать. В столовой два офицера военной полиции арестовали Сеяна, который пошел за ними без единого слова. Вслед за соседями по казарме Кориолан постарался изобразить потрясение и твердил как попугай, что произошла какая-то ошибка.

Во время занятий по стрельбе они всей гурьбой подошли к сержанту, чтобы заступиться за товарища.

– Сеян не мог совершить эти убийства – он весь вечер провел с нами!

– Мы не расставались ни на минуту, – осмелился заявить Дылда, который вообще понятия не имел, что происходило тогда в Котле, поскольку напился и спал, прислонившись к стене, но все его поддержали.

– Ценю вашу преданность, – сказал сержант, – однако его арестовали по другому делу.

По телу Кориолана пробежал холодок. Другое дело – это план побега? Вряд ли Спрус стал бы распускать язык, учитывая, что это могло навредить его сестре. Нет, похоже, сойка-говорун все-таки добралась до доктора Галл, и вот они, последствия. Сначала арест Спруса, потом Сеяна…

Следующие два дня не происходило практически ничего: увидеться с арестованным приятелям не разрешали, на волю его тоже не выпускали. Кориолан убеждал себя, что действовал в интересах Сеяна. Он все ждал, когда на частном планолете прилетит Страбон Плинт, договорится об увольнении, предложит обновить за свой счет весь воздушный флот Панема, а блудного сына заберет домой. Или он вообще не знает о его положении? Все-таки армия – не Академия, откуда непременно сообщают родителям, если ты что-нибудь натворил.

Как бы между делом Кориолан поинтересовался у старшего солдата, разрешается ли им звонить домой. Да, всем можно звонить два раза в год, только не раньше шести месяцев с начала службы. Зато писать не возбраняется. Не зная, долго ли еще Сеян пробудет под стражей, Кориолан накарябал коротенькую записку «ма», где сообщил, что у Сеяна неприятности и хорошо бы его отцу сделать несколько звонков. Утром пятницы он побежал ее отправить, но по пути услышал объявление по громкоговорителю. Всем, кроме караульных, надлежало явиться в актовый зал. Командир базы сообщил им, что в полдень повесят за измену одного из миротворцев. Некоего Сеяна Плинта.

Происходящее было настолько абсурдно, что не укладывалось в голове. Во время строевой подготовки Кориолан чувствовал себя марионеткой, которую дергают за невидимые ниточки. В конце занятия сержант велел ему выйти из строя, и приятели-новобранцы смотрели на него во все глаза, пока Кориолан выслушивал приказ: отправиться на казнь и стоять в оцеплении.

Уже в казарме, переодеваясь в парадную форму, он едва смог застегнуть пуговицы – с серебряного лика каждой из них на него взирал герб Капитолия. Пальцы не слушались, ноги подкашивались, как во время бомбежки, однако кое-как он добрел до арсенала и взял автомат. В кузове грузовика остальные миротворцы, никого из которых он не знал по имени, его сторонились. Кориолан чувствовал, что запятнал себя дружбой с приговоренным.

Как и во время казни Арло, Кориолану велели стоять в заднем ряду сбоку от виселицы. На пустыре собралась огромная недовольная толпа, что было очень странно – вряд ли Сеян успел бы добиться такой поддержки за пару недель в Дистрикте-12. Все прояснилось, когда подъехал закрытый фургон и оттуда вывалились Сеян и Лил в тяжелых цепях. При виде девушки многие в толпе принялись выкрикивать ее имя.

Арло, бывший солдат, закаленный годами работы в шахте, держался с достоинством, по крайней мере, пока не услышал крик Лил в толпе. Однако Сеян с Лил настолько ослабели от ужаса, что выглядели гораздо моложе своих лет. Трясущиеся ноги их не держали, и это лишь усиливало гнетущее впечатление, что к виселице тащат двух невинных детей. Лил помогали двое миротворцев с мрачными лицами, которым, вероятно, придется пить всю ночь, чтобы стереть из памяти это событие.

Когда они проходили мимо оцепления, Кориолан встретился взглядом с Сеяном и увидел в нем восьмилетнего мальчугана, стоявшего в углу школьной площадки с пакетиком мармеладок, судорожно зажатым в кулачке. Только вот этот мальчик был напуган гораздо, гораздо сильнее. Губы Сеяна сложились в имя, Корио, лицо исказилось от боли. То ли просьба о помощи, то ли обвинение в предательстве – неизвестно…

Миротворцы поставили приговоренных бок о бок на люках. Офицер принялся читать список обвинений, стараясь перекричать толпу, и до Кориолана донеслось лишь слово «измена». Когда на шеи преступников надели петли, он отвел взгляд и увидел убитую горем Люси Грей. Она стояла в передних рядах в сером платье, спрятав волосы под черный шарф, и не отрываясь смотрела на Сеяна. По щекам ее катились слезы.