Беглянка Макс

Билли часто приводил туда друзей или сидел один. В углу стоял жим, а на верстаке – транзисторное радио. По выходным и во второй половине будней он тусовался в тени открытой двери гаража: слушал музыку, поднимал штангу или ковырялся в машине.

Я меняла колеса на скейте и, когда пришла за гаечным ключом, нашла в гараже Билли. С сигаретой в зубах он лежал под капотом «Камаро». Нил наконец-то выдал ему ключи.

До того как они заехали, в гараже хранились только рождественские игрушки. Мама парковала машину на подъездной дорожке, а я заходила в гараж только за гаечным ключом. И уж тем более никто никогда там не курил. Теперь же на верстаке всегда стояла банка из-под кофе, полная пепла и окурков. Раньше мне дела до гаража не было, но сейчас появилось странное чувство обиды, как будто он стал очередной завоеванной территорией.

Сев на бетонную ступеньку перед прачечной, я некоторое время просто наблюдала. Острый капот «Камаро» казался агрессивным; из выхлопной трубы поднимался дым.

Я облокотилась на колени и уперлась в подбородок ладонями.

– На медицинском собрании говорили, что курить нельзя.

Билли выпрямился, закрыл капот и вытер руки тряпкой.

– Ты всегда делаешь то, что говорят учителя?

Как он мог такое предположить? Даже смешно. С оценками у меня порядок… в отличие от поведения. Меня всегда ругали за пререкание с учителями или рисование машин на парте. Я засмеялась и покачала головой.

Билли, кажется, это понравилось. Он лениво улыбнулся, вытащил из кармана пачку «Парламента» и протянул мне сигарету, внимательно наблюдая за выражением моего лица.

Я никогда не курила, и сигарета в руке выглядела странно, но в самом процессе я не видела ничего сложного – я много раз наблюдала за Билли. Засунув фильтр в рот, я сидела, не шевелясь, пока он не наклонился и не зажег сигарету.

Я сделала вдох, ощутила во рту сухой горячий дым – по вкусу он напоминал батарейку и горящую газету. Я так сильно закашлялась, что на глаза навернулись слезы.

С поднятой бровью Билли прислонился к «Камаро» и рассмеялся, пока я неловко зажимала сигарету между пальцами, стараясь не задохнуться. В этот момент дверь прачечной распахнулась, и раздался удивленный вдох:

– Максин!

Мама называла меня полным именем только в тех случаях, когда меня поджидали серьезные проблемы. Она спустилась по ступенькам и выхватила сигарету у меня изо рта. Я сделала только две или три затяжки, но так сильно кашляла, что глаза слезились.

Билли все еще смеялся, и у меня тоже возникло желание рассмеяться. Лишь бы он не подумал, что я переживала из-за сожженной слизистой носа. Лишь бы он не видел мое красное виноватое лицо.

Мама с ужасом смотрела на меня. Я думала, она меня отругает, но большая часть гнева обрушилась на Билли.

Она повернулась к нему и с явным возмущением воскликнула:

– Думаешь, это смешно?

– Да ладно, Сьюзен. Это всего лишь одна сигарета. Расслабься.

Мама уставилась на него.

– Расслабься? – выпалила она высоким яростным голосом. – Слушай меня, мистер, можешь травить свои легкие этой грязью и становиться заложником смерти, но не смей втягивать мою дочь!

Впервые за долгое время я увидела на ее лице ярость и внезапно почувствовала себя виноватой. Я взяла сигарету только потому, что это выглядело круто. Я даже не задумывалась о чувствах мамы и ее отношении к курению.

Мама так сильно сжала рот, что казалось, будто она прикусила внутреннюю часть губы. Я надеялась, что она не заплачет, как иногда случалось с ней во время приступов злости. Она выглядела обиженной, изумленной, а щеки были ярко-красными.

Билли закурил, нагло ухмыляясь, – он всегда так делал, когда хотел вывести ее из себя. Казалось, щелчок зажигалки сломал что-то в ее душе, и гнев мгновенно превратился в беспомощность. Это всегда случалось так легко, словно по щелчку пальцев.

Мы втроем стояли в гараже, когда вернулся Нил. Он припарковал пикап на подъездной дорожке, подошел к дому и остановился.

В солнечном свете, лившемся из-за открытой двери гаража, он казался высоким и безликим.

– Что происходит?

Все мы застыли в тени гаража, не зная, что будет дальше. Я приготовилась к худшему, а мама отошла к задней части «Камаро», обхватив себя руками. Мне казалось, она расскажет Нилу, что Билли дал мне сигарету и нахамил ей за выговор. Но она лишь нервозно улыбнулась и отвернулась.

Билли стоял перед «Камаро» – прямо в центре внимания – с вызывающе злым видом.

В воздухе, как перед грозой, витало напряжение. Я сжала губы, чтобы не закашлять, и попыталась сделать вид, будто ничего не случилось.

Мама бросила сигарету в кофейную банку и покачала головой:

– Ничего не происходит.

Тогда в гараже до меня не дошло. Я решила, что мама слишком боялась Билли, чтобы рассказать Нилу о его проступке. Но позже, как только радость от появления отчима испарилась и Нил предстал передо мной в своей истинной красе, я поняла то, что мама уже знала. Да, она бывала нервной, сверхчувствительной и слишком много извинялась, но она никогда не была глупой. Она боялась не Билли. Она боялась за него.





* * *



Конечно, меня есть от чего ограждать, но Лукас не может ничем помочь. От мысли, что он не пускал меня в круг друзей, чтобы помочь, мне становилось только хуже.

Хотя я пробыла в Индиане меньше недели, я уже успела подумать, что ситуация налаживается. Я решила, что наконец-то нашла свое место, и сделала все, чтобы стать частью команды. Но увы, этого оказалось недостаточно.

Даже Лукас, который испытывал ко мне симпатию, не стал рассказывать правду. Ребята не могли просто поговорить, им обязательно надо было шушукаться, устраивать какие-то тайные встречи, на которые меня не пускали. По-видимому, со мной можно было только охотиться за сладостями и ходить на обед.

Всю неделю я из кожи вон лезла, пытаясь влиться в команду, но теперь поняла, что это бессмысленно. Хоукинс не решит моих проблем и не даст ответов на вопросы, а широкие улицы и декорации к Хеллоуину не сделают его домом. Для меня не нашлось места в этом крошечном сонном городке, полном коровьих пастбищ и мастерских по ремонту швейных машин.

Оставался только «Камаро» и мое место на пассажирском сиденье.





Глава 10




Когда мы с Лукасом разошлись, Билли ждал меня, прислонившись к крылу «Камаро».

– Пацан, с которым ты говорила. Кто он?

– Никто.

Я забралась в машину и захлопнула дверь.

Билли сел на водительское сиденье, закурил, но машину не заводил. Он не сводил глаз с парковки.

– О чем он с тобой говорил? – спросил Билли ровным опасным тоном.

Меня охватил ужас. Я знала, что будет дальше.

– Он тебя обижает?

– Тебе-то что?

– А то, Макс, что ты засранка, но мы теперь семья.

Я вскинула руки и закатила глаза:

– Что бы я делала без…

Билли резко схватил меня за запястье.

– В этом мире есть люди, от которых нужно держаться подальше.

Он наклонился ближе, глядя мне прямо в глаза, и голос его звучал серьезно и страшно. Он изображал из себя заботливого братца, но я-то знала, о чем он говорит. Речь вовсе не о дружбе с мальчиками. Мне бы не знать… Нил много всего думал о тех, кто не был белым, лютеранином или мужчиной. Он утверждал, что разные люди принадлежат к разным мирам. Это касалось и их достатка, и преступности, и множества других вещей, и ему не было нужды проговаривать это вслух. Просто они были такими людьми.

Я сжала челюсти и уставилась на Билли, но когда попыталась вырваться из хватки, он не отпускал – пальцы больно впились в запястье. Через секунду он разжал мою руку и завел машину.

Меня бесило, что он позволял себе судить о человеке по внешнему виду. Глядя на Билли, я начала бояться за Лукаса. Хотя чего переживать. Мне не придется держаться подальше, потому что нашей дружбе конец. Они не хотели со мной общаться. Я для них ничего не значила, так что зачем переживать? Я смотрела в окно и старалась не плакать.

Я все еще боялась, когда Билли злился и выливал на меня ушат дерьма, но я к этому привыкла. Да, меня раздражало, что он высмеивал мои увлечения и друзей или называл по имени, однако я старалась не принимать это на свой счет. Это не важно. Все просто, как дважды два. Конечно, меня и раньше обижало, с какой жалостью на меня смотрели Нейт, Бен и Эдди, но какой оставался выбор? Мне приходилось быть сильной и справляться самой.

Иногда, правда, Билли вел себя так, будто мы с ним связаны одной большой тайной. Как будто мы понимали друг друга и он за меня переживал. И это самое худшее – он считал меня своей собственностью. И причина ясна как день – он просто хотел, чтобы я соглашалась со всеми ужасными вещами, которые он говорил.

Я знала, что его ничего не волнует, в том числе и я. Он просто нашел очередной способ манипулировать мной. С другой стороны, он говорил серьезно. Билли накажет Лукаса за одну лишь дружбу со мной. Но сейчас я старалась убедить себя, что мне больше нечего беспокоиться о Лукасе.





* * *


С Хеллоуина прошло два дня – два дня с тех пор, как я стояла в одной гостиной с Нилом и Билом, напряженными, словно линия электропередачи. В Сан-Диего они злились друг на друга, но не переходили к рукоприкладству. Теперь я начинала понимать: это потому, что Билли почти никогда не было дома. Здесь, в Хоукинсе, свободного времени было предостаточно. С тех пор как мы переехали на Черри-роуд, Билли пытался восполнить пробелы вечеринками, девчонками и баскетбольной командой, но у всех девушек был комендантский час. Да и вечеринки в Хоукинсе – редкое событие.

Нил пребывал в похожем настроении. Или, может быть, для взрослых это нормальное состояние? По утрам он уходил на работу и возвращался после пяти. Хотя он трепал мне волосы или приносил маме цветы, он все равно напоминал ящик динамита. Я жила в ожидании взрыва.

Приходилось не расслабляться, потому что в случае разногласий между Нилом и Билли братец срывался на мне. А если динамит каким-то чудом не взрывался, Билли все равно вымещал на мне свое недовольство.

Однажды за завтраком у них возник странный бессловесный спор. Они с Билли одновременно схватились за коробку апельсинового сока, стоявшую посередине стола. Билли не отпускал. Оба молчали, вцепившись в вощеный картон. Нил вырвал сок из руки Билли, резко дернул локтем и повалил на пол мамину красную сахарницу. Теперь на ней был скол.