Белый огонь

Оказавшись на гребне, спутники увидели, что представлявшееся издали всего лишь темной полосой — вблизи смотрится совершенно иначе. По кварталам словно бы ударили раскаленным мечом, и город просел под чудовищным натиском, его поверхность была ниже гребня на добрых тридцать ярдов, как будто под улицами Аркуса располагался еще один уровень, пустота — и теперь она схлопнулась, заставив почву опуститься на освободившееся место.

Получилась глубокая борозда. Овраг. Нет… иссохшее дно озера в четверть лиги шириной, черное, неровное, иззубренное, оплавленное… зловещее.

— Мда, — тихо произнесла сойка. — Когда находишься близко, эффект абсолютно иной.

Здесь все было спекшееся, и Тэо подумалось, что черный цвет словно пожирал солнечный свет. От нескольких зданий каким-то чудом уцелели одиночные стены, превратившиеся в мутное антрацитовое стекло, и обломки домов торчали из черной земли, словно редкие зубы во рту бродяги.



Лавиани медленно изучила мрачное пространство слева направо, затем справа налево и первая начала спускаться вниз, на «дно».

Даже она, несмотря на всю свою ловкость, несколько раз едва не упала, подошвы ботинок скользили по гладкой стеклянной поверхности, как по льду. Место ей не нравилось куда больше, чем уцелевшие кварталы Аркуса. Оно тяготило и вызывало тревогу. Даже страх. Иррациональный и липкий.

Он то и дело касался ее ледяными пальцами, пытался навалиться, прижать к земле. Крайне неприятное и непривычное ощущение.

Здесь было холоднее, да и свет казался более тусклым, хотя солнце не скрылось за облаками. Под ботинками слабо и неприятно потрескивало, как будто подошвы давили яичную скорлупу или же хитиновые панцири жирных жуков.

В другое время Лавиани было бы на это наплевать, но сейчас она болезненно морщилась, стоило подошвам коснуться поверхности, чувствовала легкую тошноту. Запекшаяся коркой земля совсем не радовалась приходу незваных гостей, что теперь ломали ее.

С каждым шагом в ноги словно добавляли немного свинца, и в итоге сойка поняла, что поднимает их с заметным усилием, шагая все медленнее и медленнее, опуская голову и плечи, а также жутко потея.

Пот пропитал одежду, стекал по лицу, тяжелыми крупными каплями падал с подбородка и кончика носа. Негромко и нервно загремели барабаны. Было тяжело определить, откуда идет звук, он бил ей прямо в ребра. Она слышала тяжелое придушенное сипенье и не сразу осознала, что это ее горло рождает столь странную мелодию, а барабаны — всего лишь дико стучащее сердце.

Это было плохо. Лавиани проверила пульс, ощущая, как в висках нарастает боль, которая уже стала расползаться на затылок, лоб, протянула иглы в темя. Левая рука, нога, часть лица немели, зрение с каждой секундой сужалось, в глазах быстро темнело, и мир сжимался, пока не превратился в зловещий туннель, через который видно не так уж и много.

Головокружение и дезориентация нахлынули на нее, над верхней губой стало горячо, убийца Ночного Клана машинально вытерла рукавом потекшую из носа кровь.

Она знала, что с ней происходит. Мозг кричал последним из возможных способов о том, что умирает. Еще чуть-чуть — и будет кровоизлияние. Сойка видела такое не раз и не два.

Что-то сзади толкнуло в бедро и ногу, и Лавиани едва не упала, чудом устояв, а Бланка, упираясь ладонями в странно горячую почву, сотрясалась от рвоты. По ее лицу было видно, что она испытывает мучительную головную боль, вот-вот готовую взорвать ее череп изнутри. Шерон бледным призраком покачивалась из стороны в сторону, и ее белесые глаза казались вытаращенными, словно у рыбы, выброшенной на берег. Задыхающейся.

Уже через мгновение Лавиани оказалась на коленях, рядом с Бланкой, а затем все кончилось. Жестокие пальцы невидимого палача, одновременно давящие на виски и на глазные яблоки, отодвинулись. Дыхание начало выравниваться, зрение проясняться, а вместе с ним вернулась и злость.

Рядом с ней стоял асторэ, и он использовал магию.

Сфера, окружавшая их, была едва заметна, но стоило чуть прищуриться — и на ней стали различимы полосы, сотканные из тени, по рисунку напоминающие полоски тигра. Магия столь сильная и странная, чужая, что у Лавиани заныли зубы.

— Надо идти. — Тэо рывком поднял постанывающую Бланку, взяв ее за руку. — Не знаю, насколько хватит этого щита. Шерон?

Указывающая резко кивнула.

Она помогла встать сойке, и та совершенно не возражала, даже не подумав отказаться от поддержки, лишь слизнула с губ кровь, которая все так же продолжала течь из носа. Ее до сих пор шатало.

Так они и двинулись вперед, защищаемые куполом, и черной земли перед ними становилось все меньше. Шагали они, точно ватага калек, хромая, спотыкаясь. Любой сердобольный человек, увидев их, обязательно бы поделился с несчастными монеткой, а то и не одной.

Лавиани заметила тело, лежащее на спине, с поднятыми вверх, словно окаменевшими руками и сведенными в судороге пальцами. Затем другого мертвеца. Отмечала их краем сознания, не забывая считать, сосредоточившись на том, чтобы переставлять ноги.

К шауттам сейчас мертвецов. Сойка не желала присоединяться к их компании, а потому старалась не отставать от Тэо.



Фонтан давно не работал, но его бассейн был полон свежей дождевой воды, и Лавиани, сидя на растрескавшемся мраморном бортике, зло поглядывала на композицию из суровых копьеносцев, охранявших обнаженную деву, из кувшина в руках которой в прежние времена должен был изливаться хрустальный поток.

Сойка стянула с себя окровавленную рубашку, не обращая внимания на холод, застирала ее, кинула рядом, не надеясь, что та хоть немного высохнет, а сама отмывала засохшую кровь из-под носа, с губ и подбородка.

Отмывала яростно и с видом зверя, который едва сдерживается, чтобы не броситься на первого встречного. Виски продолжало слабо ломить, и это ничуть не улучшало ее черного настроения.

— Я помню, — тихо произнесла Бланка, опираясь спиной о бортик, и ее растрепанные, сейчас казавшиеся выцветшими волосы походили на мертвых медных мутских змеек.

— Что? — Лавиани с текущей с ее лица водой повернулась к ней. — Чего ты там бормочешь?

— Я помню. Помню, как тут все горело. — Ее голос был низким и странно дрожал. — Как плавились люди, исчезали дома, как горячий ветер прошел по спящему городу, разрывая его. Я помню. Помню… Помню. Крик! Этот крик!! Они умирали так долго! Гораздо дольше, чем держалось пламя. Каждый умер, и каждый остался. Я помню, каким лиловым было небо в тот день.

Шерон присела рядом, взяла ее лицо обеими ладонями:

— Нет, — произнесла указывающая твердо, и глаза ее были жесткими, словно шляпки гвоздей. — Не помнишь. Это не твои воспоминания, не твои мысли, не твоя боль. Выброси их и забудь. Забудь прежде, чем они сведут тебя с ума, Бланка Эрбет.

— Ты тоже видела?

— Нет. Но я чувствую старую магию и помню слова Мильвио. Магия не всегда исчезает, иногда ее следы остаются, она въедается в землю, как грязь въедается в кожу. И очень часто они убивают, лгут, сводят людей с ума.

— Но все, виденное мной, правда. Я знаю. Я была там. Они так… кричали.


— Нет, — уже в третий раз повторила Шерон. — Не была. И возможно, тебе показали истину. Трагедию, что случилась здесь три тысячи лет назад. Это прошлое, и оно далеко. Не стоит о нем думать сейчас и не стоит возвращаться туда, как бы тебе не было больно от того, что ты увидела, услышала или поняла.

— Я была на Талорисе, в зеркалах. — Лавиани просунула голову в дырку шерстяного одеяла, проигнорировав мокрую рубашку. — Они показывали мне всякое, спасибо за это одному шаутту. В основном правду, да такую, что порой хотелось застрять в несуществующем мире навсегда. Вот только на самом деле его нет. Давно нет. Все обиды, потери, утраты, радости и счастье остались там. Их не вернуть, не подержать в руках, не обнять и не отбросить. Так что и вправду не сходи с ума и не думай о том, что тебе кажется реальным. Этого нет.

Бланка помолчала и неохотно склонила голову, повторив:

— Этого нет.

Но в ее голосе все еще звучала неуверенность, а вид был как у человека, очнувшегося от кошмара, и тот пока не отступил, не выпустил ее из своих клешней.

Шерон, вздохнув, убрала руки от лица госпожи Эрбет, поднялась и посмотрела назад — туда, где за валом поднятой и оплавленной земли находился пройденный, едва не убивший их черный рубеж.

— Я не чувствую мертвых, — сказала она со спокойствием, которое отчего-то напугало ее. — Не чувствую.

— В кои-то веки, рыба полосатая, — Лавиани убрала рубашку в сумку и достала немного мяса, думая, что сейчас бы не отказалась от какой-нибудь горячей еды. Любой. Необязательно, чтобы это была яичница. — Радуйся минутке без покойников.

— Ты не понимаешь.

— Прекрасно понимаю. В первый раз за долгие месяцы нюх некроманта тебя подвел, и ты не узнала, что контрабандисты сдохли, пока их не увидела.

— Так не должно быть.

— Ха! Вот так не должно быть! — Сойка обвела рукой город, что смотрел на них тысячью пустых окон.

— От них ничего не осталось, кроме оболочки. — Шерон поежилась. — Они не ушли на ту сторону, просто исчезли.

Тэо, все это время сидевший с закатанным рукавом и прижимавший тряпицу к окровавленному предплечью, спросил:

— Означает ли это, что ты не сможешь их поднять?

— Да.

— А ты пробовала? — тут же заинтересовалась Лавиани, подавшись вперед.

— Это ни к чему. С таким же успехом я могу пытаться оживить скульптуры фонтана. Нет связи с той стороной, словно…

— Словно кто-то обрубил все нити с ней, — закончила Бланка. — Даже не обрубил, выжег их из мира. Вот он каков, гнев Шестерых. Даже не убийство, полное небытие.

Все помолчали, думая о том, как они едва не погибли. Наконец Лавиани нарушила мрачную тишину, заявив:

— Драла я этих Шестерых и их магию. Судя по делам, они ничуть не лучше демонов. Если уж начинают, то так, что весь мир содрогается. Хорошо, что Темный Наездник убил нескольких, а остальные свалили куда подальше. Надеюсь, тоже в небытие. Им там самое место. Они же все это начали как-никак. Обманули асторэ и все-такое прочее. Может, Вэйрэн и прав, выступив против них.

Шерон поморщилась, но не стала никак реагировать на ее слова, обратившись к Тэо:

— Ты всех нас спас. Спасибо. Как ты себя чувствуешь?

— Потратил какое-то количество сил, но недостаточное, чтобы покинуть вас. — Он изучил предплечье, убедился, что кровь перестала сочиться из пор, и опустил рукав.

— Хороший фокус, попрыгун, — одобрила Лавиани. — Даже горжусь тобой.

Шерон слабо кашлянула, сказав без всякой радости:

— Тебе придется вернуться. Ты единственный это сможешь сделать, иначе мы проделали весь путь зря.

— Не придется, — вместо него сказала Лавиани. — Я считала мертвые тушки. Не хватает одного моряка для ровного счета. Полагаю, он прошел выжженную полосу и теперь где-то в этой части города.

— Но как ему удалось уцелеть? После такого?

— Статуэтка, — вновь ожила Бланка. — Она его защитила.

Шерон обдумала услышанное. Вполне возможно, что и так.

В конце концов, шаутты не зря создали Вэйрэну доспех, в котором он сражался против Шестерых. Велика вероятность, что латы защищали Темного Наездника от магии. Но она не сказала этого вслух, не желая до поры до времени объяснять госпоже Эрбет, что такое Арила на самом деле.

— Прекрасно, — осклабилась Лавиани, сверкнув зловещей улыбкой. — И где же этот проворный везучий парень?

Госпожа Эрбет мотнула головой в сторону широкого проспекта, уходящего от них на добрую лигу и заканчивавшегося отвесной стеной, над которой возвышались две подпирающие небо башни. За ними торчало нечто бледно-золотистое, отсюда похожее на фрагмент головки сыра, или куда более подходящее сравнение — на поднимающуюся над горизонтом огромную полную луну.

Купол какого-то немыслимого колоссального строения.

— Теперь гораздо ближе. Где-то там. И она перестала двигаться.

— А мы нет. — Сойка спрыгнула с бортика и покрутила головой, затем наклонила ее влево, после вправо, точно проверяя, надежно ли та крепится к шее. — Я уже предвкушаю долгожданную встречу.