Богатырь

Почему – никогда? Можно же и тут что-то придумать. Такой же каркас вместо седла… Не можно – нужно!

– Пойдем, Илья, – сказал он, кладя руку на согнутую спину Ильи. – Делом займемся. Хватит тебе дохлым червяком валяться. Пора снова стать сильным.



Показать плотникам, что именно требуется, оказалось несложно. А вот придумать полный тренажерный комплекс – это да. Хотя для начала Сергей Иванович ограничился несколькими перекладинами для подтягивания-отжимания и подобием штанги – для жима лежа. Все упражнения Илья мог делать, не вставая с кровати. Еще – ремень, чтобы застегивать поперек бедер: качать пресс и спину. Пока довольно. Об остальном надо будет со Сладой посоветоваться: не повредить бы.

Собрали всё к вечеру. Духарев самолично показал, как подтягиваться, качать пресс, как отжиматься на брусьях, закрепленных в углу. К брусьям Илью должны были приносить, но это – поначалу. Потом Илья должен был «подходить» к ним сам. С помощью ходунков, разумеется. Ответственным за лечебную физкультуру назначил Яроша. Если сам занят будет, подыщет толкового холопа.

Отдельно Духарев потолковал с девкой, которая делала Илье массаж и помогала во всяких естественных надобностях. Особо наказал следить, чтоб не было потертостей и ссадин на парализованных частях тела. Впрочем, она бы и без указаний Сергея Ивановича обошлась. Слада проинструктировала ее подробнейшим образом и всей необходимой фармакологией снабдила.





Глава 2





Моров. Илья Годун, безногий воин


Боль – это хорошо. Матушка сказала: «Заболит внизу – Богу свечку поставь, – это он ноги тебе возвращает».

Болели не ноги. Ног по-прежнему не было – видимость одна. Болели плечи, спина, живот. Боль – радовала. «Боль – спутник воина, Годун!» Так Рёрех говорил. И лупил Илью беспощадно. Сейчас у Ильи болело так же, как в прежние времена. Правильно болело. Добрая боль. Она хороша. А раньше боль злая была. Хуже пытки.

Боль – маковый отвар – забытье – боль – отвар…

Потом просто боль – без спасительного забвенья. Так решила матушка Сладислава. «Нельзя. Привыкнешь – и мак сделает тебя слабым. Терпи!»

Что-что, а терпеть Илья умел. Было бы ради чего.

Теперь – было. Род не посрамить!

Илья принял рушник из рук девки, обтер лицо. Вернув, поймал девкин взгляд: другой, не тот, что пять седьмиц назад, когда лежал Илья влежку, не в силах даже малую нужду сам справить. Другой взгляд. Так на него девки смотрели прежде, до роковой стрелы, обратившей княжьего гридня в калеку.

Илья усмехнулся. Зря смотрит. Нет в нем ныне мужской силы.

Но все равно приятно.

Илья вдел руки в ременные петли, подтянулся раз-другой… Ноги по-прежнему висели, будто мертвый груз, но зато всё остальное вновь налилось силой. Настоящей, воинской. Теперь Илья может и лук натянуть, а то и на коня сесть…

Нет, на коня не сможет. Всаднику ноги нужны не меньше, чем пешцу.

Опять ворухнулось в сердце нехорошее… но Илья прогнал. Справился. Вверх! Еще раз – вверх! До хруста в суставах, до доброй боли в мышцах. А когда измученное тело перестает слушаться, надо заставлять его, принуждать. Через добрую боль, через вялость, усталость, слабость. Всё это Илья умел очень хорошо.

Батя приезжал каждую седьмицу. Хвалил. Каждый раз придумывал что-то новое. Вот в прошлый раз доску приспособил, чтобы Илья мог по ней в ходунки съехать. Веревки по всей комнате протянул. Теперь Илья способен сам и до стола добраться, и в кресле устроиться. И в другое кресло, которое – по нужде. Кресла тоже батя привез: на скамье ныне Илье сидеть трудно.

Старался батя.

Илья тоже старался. С утра до ночи трудился. Вместо отдыха с Кулибой разговаривал. Полочанина Илье отец дал. Сказал так:

– Сотник Кулиба наместником моим в Морове будет, пока что. Человек верный, и поучиться у него есть чему, и смерды наши у него не забалуют. Хоть пахари, хоть лесовики.

Так что в моровском княжестве пока что Кулиба и заправлял.

Но обо всем Илье рассказывал. Где кто живет, какие деревеньки по реке и в ближних лесах, кто какую дань платить может. Что построили, что построят, что еще строить будут. Батю Кулиба очень хвалил. За толковую щедрость. Вот, к примеру, постоялый двор при пристани построили – уже окупился. И мельница.

Илья потом по памяти записывал. О Морове – словенским письмом. Об упражнениях своих – два раза: по-латыни и по-ромейски. Писать отец велел. Всё, что за день сделал. Что и сколько. Арабскими цифрами. И каждый день прибавлять понемногу.

Сказал: сам увидишь, сын, как сила растет.

Илья видел. Теперь он может по сто раз подтягиваться без передышки. А чтоб за предел сил выйти, приходится груз пудовый цеплять. С грузом тоже батя придумал. И все упражнения, что Илья сейчас делает, – тоже он. И толкаться, и подтягиваться, и тулово во все стороны гнуть, тянуть, трудить.

Ну, довольно. Илья взялся за перекладину в последний раз, перехватился, завис над доской и медленно сполз прямо в ходунки. Расправил ремни, затянул пояс. Скоро Илья и без доски сможет. Тут главное – одной рукой тело вверх подтянуть, а другой – ноги в ременные петли заправить. У Ильи уже выходит раз-другой на одной руке подтянуться. Так что скоро он сам в ходунки влезать сможет. Илья кликнул девку – чуни меховые обуть. Добрался до стола, записал, что сделано. Девка тем временем покушать собрала. Творог с орехами, зелень, белки яичные. С белками – это батя велел. Они с матушкой на каждый день все трапезы определили. Илья съедал, что велено. И сверх того. Живот требовал.

– Раздеться помоги! – скомандовал Илья девке.

Оставшись в одних лишь исподних портах, Илья двинул во двор. Подцепил крюком, приделанным к костылю, входную дверь, выбрался на крыльцо. Примерившись, толкнулся посильнее и махнул вниз, минуя лестницу. На землю упал не ходунками, а на костыли. Спружинил лихо, будто на ноги пришел. Прав батя, сказавши: руки у Ильи должны быть вместо ног. Должны и будут.

– Княжич!


Ярош. Староста моровский. А еще – военный вождь смердов здешних. Илья Яроша побил в священной роще. Теперь Ярош ему служит.

Спросил, как обычно:

– Не застудишься, княжич?

– Ништо! Поливай!

Могла бы и девка-холопка, да она из ведра поливать будет, а Ярош – могуч. Ему кадушка пятиведерная – не тяжесть.

Ледяная вода обожгла разгоряченное тело.

– Еще!

Хорошо. Батя сам так обливается ежеутренне и сыновей приучил. Еще одна из прежних привычек вернулась. Любо!

Илья огляделся. На подворье жизнь кипела вовсю. Артель присланных батькой из Киева мастеров вешала на железные петли новые ворота. Ворота – тоже из Киева. Настоящие, против осады.

«Будет в Морове не сельцо, а острог, – сказал Илье батя. – И быть тебе здесь – воеводой».

Илья бате не поверил тогда. Воевода – без ног. Смеху-то!

Может, зря не поверил?

Девка подскочила, принялась воду обтирать. Ей-то и в платье шерстяном, в меховой безрукавке зябко, а он – голый да мокрый. Застудится – ей перед княгиней Сладиславой ответ держать.

– Кулиба здесь? – спросил Илья.

– Нет его, – доложил Ярош. – Со вчерашнего. Как уехал, так и не возвращался.

Ярош Кулибу не то чтобы не любил – ревновал к нему. Считал, что он сам должен здесь распоряжаться. Не спорил, но… Не одобрял. Кулиба видел недовольство, но в голову не брал. Кулиба – гридень, да не просто гридень – сотню водил. А Ярош, хоть и бывший вождь военный радимичский, а всё равно смерд. Хоть телом велик и силой изряден, а Кулибе – не соперник.

Илье вспомнилось, как сам он когда-то сошелся с Ярошем в священной роще.

Тогда Илью радимичи врасплох застали. Может, в священной роще дело было, а может, и ведун радимичский Сновид постарался. Драться с радимичами в открытую Илья не рискнул. Не за себя испугался – за коня своего, Голубя. Вдруг побьют его лесовики стрелами, когда за хозяина вступится? И вспомнилось ему тогда вдруг, но к месту, как решают споры лесовики. Брат Артём рассказывал, как они, еще при Святославе Игоревиче, примучили[1] вятичей. По старинному языческому праву. По праву этому если спорили меж собой племена, то чтоб крови зряшней не лить, выставляли безоружных борцов-силачей. Кто победит – того и земля будет.

Вот и бросил Илья радимичам вызов по старинному обычаю. И главный меж ними, Сновид-ведун, вызов принял. И выставил против Ильи Яроша.

– Задавлю! – с ходу пообещал лесовик Илье.

Могуч Ярош. Телом велик. Едва не с батю, князь-воеводу Серегея, ростом. Но батя – варяг. И сила его – воинская, великая. Глянешь на него – и видишь всю славу его. Будто корзно[2] распахнул за князь-воеводой. Корзно, из перуновых молний сотканное. А Ярош – кто? Охотник-смерд. Ликом космат, силой изряден. Однако быстр оказался – на удивление. Илья против него – как соболь против росомахи. Но это – размером. А по сути Илья – воин. А воина сама земля ввысь подымает.

– Ты, – сказал Илья косматому лесовику, – задавить меня хотел. А сам в землю врос, аки дуб. Ждешь, когда желуди народятся?

– Счас ты у меня по-другому запищишь! – пообещал космач.

У лесовиков-радимичей как: вождь – он не правит. Правят старейшины да волохи. Вождь – воюет. Ярош оказался хорош. Для смерда. Не зря его вождем выбрали.

Могуч Ярош, быстр, опасен…

Но подлинного воинского обучения не прошел. А Илью варяги учили. И нурманы. И хузары. Рука у Яроша много сильней, чем у Ильи была, а побил всё равно Илья. Ему сызмала с теми бороться приходилось, кто вдвое крупней. Нос Ярошу разбил, ногу попортил, а потом и вовсе завалил наземь. Мог бы и убить – пяткой кадык расплющить, но пожалел.

– Моя сила взяла, – сказал Илья побежденному и убрал ногу с Ярошева горла.

Великан поднялся. Глянул свирепо, сверху вниз…

«Может, зря я ему кадык не разбил? – забеспокоился тогда Илья. – Вдруг тут до смерти положено биться?»

И на всякий случай приготовился увернуться, если лесовик попытается его схватить…

Не попытался. Прокосолапил к ведуну своему, Сновиду, который Яроша на бой благословил…

И остался Илья в священной роще один.

Ушли радимичи. Однако право на землю моровскую теперь было – Ильи. Вернее, отцово, потому что он, как и Ярош, был не старшим в роду, а выставленным бойцом. Ну да будь на месте Ильи батя, исход поединка не изменился бы. Пусть батя сед и изранен, а быть бы Ярошу биту. Батя небось и возиться не стал бы. Опрокинул одним ударом. Могуч потому что. А Илья что? Илья из трех сыновей князь-воеводы слабейшим был. И есть. И таким останется…

Илья нахмурился, гоня смурные мысли.

Что было, то и осталось. Ярош закон блюдет и служит победителю честно. Кулиба при княжиче моровском – вместо воеводы. А Ярош – староста. И это под его приглядом Моров нынче вырастает из обычного селища в крепкий городок с надежной крепостью и своей церковью на высоком холме. Строят, ясное дело, не здешние смерды, а присланные батей умельцы, но и у Яроша задача важная: дать зодчим всё, что может дать радимичская земля. И Ярош с этой задачей справляется. И смерды моровские – тоже под ним. И всё, что в Морове происходит, тоже Ярош ведает. И Илье верен, хотя нынче Илье Яроша нипочем не победить. Без ног-то.

– Ярош, гости на дворе постоялом есть?

– Есть, – кивнул здоровяк-радимич. – Торговые. Немцы. По-нашему не говорят, толмач при них. Поедешь, глянешь, княжич?

– Поеду. Оденусь только.