Чейзер. Крутой вираж

– Собираются все? И… он?

– ДА! – противная трубка исходила судорогами радости. – И ОН тоже.

– Где?

– У нас дома.

Твою… копалку.

– А я? – пропищала Лайза несчастным голосом. – А как же я?

– А ты приглашена тоже!

– Но… – ей пришлось медленно вдохнуть и выдохнуть – от волнения шелковая блузка показалась душной и липкой. – Я не могу просто так прийти, даже если ты меня приглашаешь. Ты ведь знаешь – отряд не любит посторонних, а я… всего лишь твоя подруга.

Лайза нервно сглотнула.

– Да, ты моя подруга и…

– Только не заставляй меня снова гадать, что должно последовать за твоим противным длинным «и-и-и».

Фраза получилась агрессивной, почти что злой, но Элли и не подумала обижаться.

– …И подруга Рена!

– С каких это пор?

– Без понятия! Но это была его идея созвать всех именно в нашем доме и ЕГО идея пригласить тебя на праздник, понимаешь? Он сам – хитрый кот – тактично сообщил мне об этом за завтраком.

Ах вот, значит, почему речь собеседницы звучала столь радостно – та знала, что ошарашит подругу хорошими новостями.

– Ну, так как, ты придешь?

– Спрашиваешь!!! Во сколько?!

– В восемь вечера у нас. И… оденься во что-нибудь приличное. Ну, привлекательное!

На том конце раздался искрящийся смех.

– Задушу тебя, вредина! Конечно же, я оденусь прилично!

– Ну, тогда всё! Увидимся в восемь. И, Лай, – пауза длилась не одну, а целых три секунды, – твой день Х настал.

В трубке раздались короткие гудки.

Если бы кто-то сказал ей, что Майлз умеет так орать, Лайза бы не поверила. Подумаешь, она всего лишь написала заявление об уходе и отнесла его в кабинет – делов-то! Какая-то бумажка, пара строчек, минус один работник, но мистер Кетч побагровел:

– Вы что?! С ума все посходили сегодня, что ли? Сначала Гарри, теперь ты! Это что, всемирный день увольнений? Я не отпускаю, не желаю подписывать, не собираюсь писать рекомендации!

– И не надо, – спокойно ответила стоящая в дверях мисс Дайкин, – ни рекомендаций, ни зарплаты.

Она уважала своего начальника и даже любила его, но он бы не отпустил ее сегодня с работы. Никогда и ни за что. Пришлось написать заявление.

– Лайза! Лайза, не будь дурой, стой!

Нет, она больше не собиралась слушать ни предложений о повышении зарплаты, ни обещаний про гибкий график. Может быть, она и дура, но сегодняшний вечер может стать переломным в ее новой жизни, и она ни за что не собирается его пропускать.

А работа? Так не далее чем этим утром она все равно размышляла над неминуемыми изменениями – чего тянуть?

– Лайза, послушай! Мы сможем договориться!..

Ей было бы проще, если бы Кетч попросту ударил кулаком по столу, а не бежал следом по коридору: так она чувствовала себя не просто виноватой – подлой. Ей просто хотелось уйти, и уйти как можно быстрее. Никаких коробок, никаких личных вещей – она всё оставит здесь, – прощания тоже ни к чему.

Чтобы хоть как-то успокоить бунтующую совесть, она остановилась, развернулась, дождалась, пока начальник – теперь уже бывший начальник – нагонит своевольную сотрудницу, и мягко улыбнулась:

– Я найду себе замену, мистер Кетч. И, как только сделаю это, пришлю вам ее сюда, хорошо? Она будет работать лучше и за меньшие деньги, я обещаю.

– Но…

И, мысленно вздохнув при виде растерянного выражения лица мужчины, на которого работала столько времени, Лайза развернулась и заспешила прочь по коридору.

На выход. Насовсем. У нее много дел.




У нее недостаточно длинные ресницы, тонкая талия и высокие каблуки! Нарастить, завить, затянуть, удлинить – не важно, в каком порядке! Ей нужен фен (парикмахерская?), лак, новая блузка… Туфли, косметика и успокоительное. Ей нужен огнетушитель для мозгов!

Голова не просто дымилась – полыхала и бесновалась проснувшимся вулканом.

Купить чулки, помыть голову… платье… какое надеть платье? И кто сказал, что она вообще должна быть в платье?

Момент Х – восемь вечера. Сейчас только начало одиннадцатого. И кто бы думал, что этот тусклый по настроению день вдруг станет таким ярким?

«Ну-ну, еще не вечер», – ехидно вставил внутренний голос.

Нет, понятное дело, что вечером все снова может пойти наперекосяк, но ведь еще не пошло? А если не пошло, то еще есть шанс?

Заваливаясь в салон «Миража», Лайза улыбалась так широко, что поначалу испугалась собственного веселого, но совершенно дикого отражения в зеркале – это кто там такой счастливый? Кто такой радостный?

Да-да, это она – Лайза, которая этим вечером снова познакомится не с каким-то там придурком – с Маком, самим Маком Аллертоном! Хо-хо! Ее Маком!

Невероятно, но от этой мысли ее счастливая улыбка стала еще шире; на всю парковку загрохотал заведенный мотор.



Спустя десять минут за окнами по третьему разу проплыл один и тот же проспект – кажется, она ездила по кругу. И все потому, что Лайза никак не могла решить: ей нужна одна новая блузка или три, чтобы из них выбрать? Нет, лучше одна, иначе она не определится с выбором до завтра. Но что, если она купит не ту?

Черт, она думает о блузке, как о лотерейном билете: выберешь правильную – Мак откликнется; неправильную – не посмотрит. Тьфу! Если уж он и посмотрит, то не на блузку, а на саму Лайзу, ведь так? Но три блузки лучше, чем одна?

А-а-а-а!!!

А парикмахерская должна быть до блузки или после? Если до, то прическа может рассыпаться, пока она будет ходить по магазинам, а если после, то стилистам может не хватить времени, и тогда Лайза пойдет к Элли «простоволосая».

Ужас, ужас, ужас!

«Ужас – это то, что сегодня ты ушла с работы. Подумай лучше об этом», – посоветовал менторским тоном внутренний голос, но Лайза лишь скривилась – об этом она подумает позже, завтра. А сегодня исключительный, великий день, наивеличайший! Сегодня она должна стать самой красивой женщиной на свете – изнутри, снаружи, везде! Самой прекрасной, сногсшибательной и великолепной Лайзой Дайкин из всех возможных Лайз. Чтобы именно такой ее и увидел Мак.



Она ведь не запала на это платье, нет?

Судя по тому, что последние несколько минут она не могла отлепить себя от расположенного в центре торгового центра стеклянного бокса – липла к нему как медуза, обвивалась прозрачной желейной массой и практически облизала высунутым языком стекло, – запала. Иначе бы она не закапала мысленной слюной мраморный пол, иначе бы смогла собрать в голове фразу более вразумительную, нежели имбецильное «Э-э-э-м-м-м… А-а-а-м-м-м-хм… У-м-м-э-э-э-х-м-м…»

Ее, кажется, не пугал даже ценник в триста девятнадцать долларов.

«У тебя на счету всего две тысячи!»

«И прекрасно, – ласково промурчала Лайза, – как раз хватит на новую сумочку, туфли и прическу».

«Но ведь у тебя есть в шкафу туфли и сумочка!»

«Но ни одна из них не подойдет к этому платью».

Глас рассудка молчал: не то принял яду, не то преждевременно удалился на покой и окончательно на сегодня снял с себя полномочия наставника бестолкового, не поддающегося вразумлению безмозглого шопоголика.

И правильно. Нечего ей голову морочить совестливыми завываниями, когда на кону не просто какие-то несколько часов, проведенные в какой-то компании, – на кону ее личное счастье, можно сказать, многолетнее. Разве триста девятнадцать долларов – высокая за него цена?

Спустя минуту, кое-как отлепившись от бокса, Лайза уже счастливо и почти бессвязно мычала у кассы:

– Ага, вон то… Оно мое! Мое хорошенькое!

– Вы его покупаете? – раздраженно уточнила продавщица.

– Однозначно!

И Лайза, светясь от счастья, побежала следом за звенящей ключами ассистенткой к заветному прозрачному витрине-кубу.



Поиск сумочки и туфель: 2 часа (минус триста десять долларов и двадцать пять центов).

Сооружение вечерней прически в салоне: 2,5 часа (минус семьдесят девять долларов).

Профессиональный макияж: 1 час 5 минут (минус пятьдесят пять долларов).

Итого:

На часах без двадцати пять. Остаток на счету: одна тысяча двести тридцать семь долларов.