Чейзер. Крутой вираж

Но Мак не звонил, и Лайза тонула в спасительной иллюзии: чем дольше их встреча не состоится, тем больше времени у нее будет в запасе, чтобы продумать идеальный план.

Мозг верил подобным размышлениям, а сердце – нет.

Сердце тосковало.



К вечеру она морально устала. За окном – синева и свет фонарей, в душе – горечь. Закрыла ноутбук, погасила свет, оставив гореть торшер, сменила домашние шорты на джинсы, а хлопковую майку – на блузку-рубашку. Зачем-то умылась и наложила легкий макияж по новой, расчесала волосы. Бросила мобильный в сумку, задумалась о том, какую надеть обувь.

В голове, держась за руки, плыли по кругу одни и те же мысли: она устала. Устала чувствовать себя загнанной, припертой к стенке обстоятельствами, несвободной. Как долго она училась грести в бурной воде новой реальности – практически весь август? А результаты? Результаты, может, и были, вот только удовольствие от жизни она получать так и не начала. Барахталась, старалась удержаться на плаву, училась выживать, делать хорошую мину при плохой игре, толкала себя вперед – все сама, сама, сама, бесконечно сама. Бесконечно кому-то что-то должна, потому что кроме нее никто; кроме нее некому.

Устала.

Взяла с полки ключи от машины, достала из шкафа легкие теннисные туфли – на улице тепло и для педалей «Миража» самое то.

Равнодушно оглядела квартиру, направилась к двери.



Она не успела сделать и шага за порог. Мак втолкнул ее обратно, прижал к стене, захлопнул ногой дверь и хрипло спросил:

– Далеко собралась, принцесса? Придется подождать.

Лайза не знала, от чего она ошалела больше. От присутствия Мака в ее квартире? От того, что он ждал за дверью? Или не ждал, а наткнулся по совпадению, собираясь нажать на кнопку звонка? От того, что этот здоровый двухметровый раскачанный и непробиваемый, как скала, Мак Аллертон пах спиртным? О-о-о, она знала это сочетание агрессии, легкой дозы алкоголя в его крови и следующих за всем этим желаний – почти всегда одних и тех же желаний – обладать ею. Или же она окончательно и бесповоротно ошалела от того, что ее впервые за все это время случайно назвали принцессой?

Абсолютно растерянная, в темноте, она собиралась позвать гостя в комнату, но тот не дал ей сделать и шага – мягко прижал ладонью за горло к стене и спросил:

– Забыла про меня?

– Забыла? – прохрипела она в ответ. – Я про тебя никогда не забывала.

– Забыла, – раздался смешок, будто ее слова и не звучали. – Не звонишь, не пишешь, не появляешься – плохо.

Ее тело моментально обмякло. Он пах не только спиртным, но и туалетной водой. В нем чувствовалась огромная сила – та самая сокрушительная сила, которая воздействовала на ее мозг, как ток действует на любую мышцу: сначала заставляет ее учащенно сокращаться, затем полностью обездвиживает.

В таком состоянии Мак был опасен – и, хотя Лайза знала, что ей нечего бояться, он все равно был опасен. Дик, агрессивен и обманчиво спокоен – термоядерное сочетание, которое расплавляло ее мысли и желания. Когда Чейзер пребывал в подобном настроении, он хотел одного – трахнуть ее. И, Боги, она каждый раз хотела того же. Подчинялась ему, как игрушка, как кукла, хотела его, желала так сильно, что едва помнила о том, кто она, зачем она.

– Я про тебя не забывала.

– Тс-с-с… – к ее губам прижался теплый палец. – Я не разрешал тебе говорить. А я люблю приказывать, ты ведь знаешь?

Она кивнула.

– А еще я люблю, когда мои приказы исполняют.

Все, конец ее логике. Он пришел заняться с ней любовью, и сопротивляться бесполезно – Чейзер возьмет то, что ему причитается, и только после этого оставит ее в покое. А если Лайза не захочет давать ему то, что он желает, он заставит ее захотеть. О да, он умеет, всегда умел.

– Поэтому мы договоримся так: ты стоишь тихо и неподвижно, а я тебе напоминаю, кто я такой. Чтобы наверняка. Подними руки.

Чувствуя, как тело становится горячим и ватным, как она теряет остатки воли, Лайза начала поднимать руки; зашуршали об обои тыльные стороны ладоней.

– Вот так, хорошо.

Он не дал ей поднять их до конца – остановил на середине, расставленными в стороны и согнутыми в локтях – ни больше ни меньше поза «Я сдаюсь».

– Умница. Вот так и держи. А разговаривать не надо, ты же понимаешь, разговаривать ни к чему.

И первое, что он сделал, опустившись на колени, – стянул с нее джинсы, заставил перешагнуть через штанины, откинул их в сторону. Затем достал из кармана небольшой нож – света хватило, чтобы рассмотреть вынырнувшее лезвие; Лайза вжалась в стену – и разрезал тонкую ткань трусиков. Те тряпочкой упали на пол.

– Вот так, хорошо.

– Зачем… – прошептала «жертва», несмотря на запрет, – ты меня мучаешь?

– Я тебя мучаю? – Мак поднялся с коленей, навис над ней и медленно провел пальцем по подбородку. Теперь он не столько говорил, сколько шептал; Лайзу била дрожь от возбуждения. – Мучают не так, принцесса, совсем не так. Разве ты не знаешь? Я тебя не мучаю, я отношусь к тебе очень ласково. Смотри.

И он тем же лезвием принялся аккуратно срезать на блузке одну пуговку за другой.

– Видишь? Очень ласково.

Ее тихое дыхание. Его тяжелое дыхание.

– Ты меня пугаешь.

– Я ведь просил не говорить.


– Мак…

Мягкая улыбка.

– Это хорошо, что пугаю. Так ты меня не забудешь.

– Я…

Лезвие исчезло, зато на горло снова легла рука; пальцы сжались.

– Я приказал молчать.

Его глаза прищурились. Он снова прессовал ее, снова наседал, подчинял, заставлял любить себя и бояться одновременно – подобное сочетание пьянило мозг, и Лайза снова потеряла пытавшуюся пробиться на свободу волю. О нет, в таком состоянии Аллертону не нужна была ее свободная воля – ему нужна была воля подчиненная, ласковая и очень покорная.

Блузка распахнулась; теплые пальцы принялись ласково обводить контур груди, нежно сжимать ее, играть с сосками.

– А я по ним соскучился. А ты всё не звонишь и не звонишь. Плохо.

Откуда он к ней пришел – из бара, из дома? В какой момент у него появился этот пунктик «Ты мне не звонишь» – вчера, сегодня, час назад? Теперь не важно когда; теперь важно, что она будет за это платить, ведь она в очередной раз «вынесла ему мозг».

Темнота, жар его тела, ее расставленные в стороны и прижатые к стене руки – положение «Я подчиняюсь тебе». Когда звякнула пряжка его ремня, Лайза сокрушенно осознала, что полностью готова к вторжению – успела возбудиться за минуту, жалкую минуту без единого поцелуя… Он всегда на нее так действовал.

– Ну что, будем учиться меня запоминать? – тихо спросил Чейзер, и между ног втиснулся толстый горячий пенис, больше похожий на бревно, нежели на то, что обычно приделывали в музеях статуям. Гладкая напористая головка, толстый возбужденный ствол.

Он довольно грубо раздвинул ей ноги, но входить начал мягко, почти нежно; в темном коридоре раздался протяжный стон.

– Терпи, девочка, терпи меня…

Ее не «любили» – трахали – не очень быстро, но качественно. Покусывали за шею, за мочки, вдавливали в стену, входили-врубались до самого конца. Задерживались при полном входе, будто спрашивая: «Ты чувствуешь? Понимаешь, что я хочу сказать? Помнишь, кто здесь главный?» Мяли грудь, ласкали расставленные в сторону руки, а стоило дернуться – тут же сжимали за шею.

– Ты ведь позвонишь мне, моя хорошая?

И еще толчок, еще, еще…

– Я…

– Я запретил тебе говорить. Делай выводы тихо. И запоминай, какой я.

От медленного темпа оргазма достигнуть не получалось – Мак знал это, мучил, учил.

Затем резко развернул ее на сто восемьдесят градусов, впечатал щекой в обои, снова расставил руки в стороны.

– Ну как, будем учиться по-хорошему? – выскользнувший член прижался ко входу во влагалище. – Или по-плохому?

Хриплый шепот, сдерживаемая агрессия, пьяный от страсти мозг.

Скользкая головка перестала давить, на секунду отступила и прижалась выше – к входу в попку.

– Нет, пожалуйста…

Давление усилилось; пенис начал медленно и неторопливо проникать внутрь. Сначала на несколько миллиметров, затем чуть глубже. Раздался стон боли и наслаждения. Лайзу укусили за шею.

– Ну как, будем мне звонить?

– Я…

– Я спросил: будем?

Член начал мягкими поступательными движениями устраиваться в попке. Больно, сладко, сладко и больно – хотелось и вытолкнуть его наружу, и позволить ему проникнуть глубже.

– Да-да, я буду звонить…

Поздно, не помогло.

– Молодец, умничка. Только три толчка… Считай.

И он, скользкий, толстый и горячий, начал протискиваться внутрь.

– Пожалуйста… Не надо…

Женские ногти царапали обои.

– Только три. Раз…