Человек теней

– Да, может быть. Я с легкостью могу подтянуть их, но позволь-ка…

Алана открыла заднюю крышку часов и заглянула внутрь. Но как только она это сделала, случилось нечто странное: из латунного механизма поднялось серое крошечное облачко, которое через миг рассеялось в воздухе.

– Что это, черт возьми, было? – спросил Найквист.

– Возможно, пыль.

– Это больше походило на дым, – сказал ее муж. – Или даже туман.

– Но я очень аккуратно обращаюсь с ними!

– Мы знаем, Джонни.

– Они принадлежали моему отцу.

– Да, мы знаем. Но все же… – Она с отвращением подняла наручные часы. – Взгляни-ка! Потускневшие, ремешок почти сломан, циферблат треснул, минутная стрелка слегка согнута. А в продаже есть очень даже неплохие часы, только недавно вышедшие.

В магазине вдруг стало слишком жарко.

– Они хорошие. – Найквист взял свои часы и защелкнул крышку.

Алана сделала последнюю попытку продать ему часы:

– Полностью регулируемые, Джонни! До пятидесяти разных временных шкал.

– Все нормально, спасибо.

Еще раз поблагодарив супругов Линдси за помощь и за одолженную книгу, Найквист направился к двери. На улице он остановился, чтобы отдышаться и вытереть пот со лба. К счастью, он находился на небольшом расстоянии от своего офиса на улице Нижняя Вспышка. Он поднялся по ступеням осыпающегося жилого дома. На первом этаже в своей будке сидел хозяин: тщедушный человечек по имени Куипс. Он всегда находился там, в стеклянной капсуле, и смотрел маленький устаревший телевизор. Пройти мимо него было невозможно.

– Ах, мистер Найквист! Это вы? Подойдите сюда, пожалуйста. Спасибо.

Найквист подошел к кабинке. На экране телевизора танцевали анимационные часы, а прекрасный голос успокаивал зрителя:

– Где мы окажемся без прекрасного Времени старой мамы? Она была любимицей семьи с тех пор, как вернулась.

Часы проскальзывали через залитые солнцем черно-белые поля. Куипс выругался:

– Жуткая дрянь! А это… – Он указал на дорожные часы, стоящие на полке. – Это мои единственные часы. Каждое утро я устанавливаю точное время с помощью звуковых сигналов по радио. Понимаете? Тик-так, тик-так! И я никогда не изменю свое время, никогда, пока не вернусь домой, в Ночной район.

– Не знал, что у вас есть дом, – сказал Найквист. – Я думал, вы живете здесь, в будке.

Куипс только отмахнулся.

– Вот как это происходит, один раз в день и один раз на ночь. Вы должны попробовать то же самое, мистер Найквист. Вместо того чтобы постоянно перепрыгивать с одной шкалы на другую. И может быть, тогда вы бы так не уставали, а? Потому что знаете, они говорят, что…

– По правде говоря, я не знаю.

– …на днях вы упадете прямо с края часов. И что тогда, а? Что?

Найквист вздохнул.

– Что вам нужно?

– Аренда. Очень большая просрочка.

– У меня выдался плохой месяц.

– Плохой месяц. Плохая неделя, плохой час, плохая минута, плохая секунда. Как у всех. Но попрошу вас все же заплатить в ближайшее время.

Часы на экране начали петь. Найквист моргнул и зевнул.

– Знаете, – продолжал Куипс, – вам следует покинуть этот город, если он приносит вам такие проблемы.

– Не могу. Я не могу этого сделать.

– Ну, тогда ладно. Хорошо. Посмотрим, что с вами будет.

Как обычно пообещав заплатить вовремя, Найквист поднялся на скрипучем лифте на третий этаж. Табличка на двери его офиса гласила: Джон Генри Найквист, частный детектив. Он был не очень доволен тем, что за второе имя с него потребовали дополнительную плату, но решил, что так будет надежнее. Но пока это приносило мало пользы. Войдя в тесное помещение, он щелкнул выключателем. В его офисе стояли маленькая кушетка, письменный стол, пишущая машинка, пара стульев и ржавый шкаф для хранения документов. Единственное окно было задернуто шторами, сквозь тяжелую ткань пробивались медленно движущиеся образы. Спустя многие годы Найквист начал ощущать равнодушие к этому месту. Отдохнуть, переодеться, поспать, если нужно, сделать пару звонков по редким делам. Вот зачем ему офис. Он просмотрел полученную за прошлую неделю почту. Обычные счета и предложения «удивительных графиков, непохожих на любые другие, когда-либо испытанные!» Никаких чеков или наличных. Он включил потолочный вентилятор, старые лопасти начали медленно вращаться. Налив себе стакан виски, Найквист посмотрел на карту города и сделал глоток. Крупномасштабная карта была прикреплена к стене напротив окна. Он купил ее, когда впервые приехал в офис. Какие радужные были надежды… Его мать умерла, когда он был еще ребенком, а отец, скорбя по умершей жене, изо всех сил пытался воспитать своего сына в одиночку. Найквист всегда стремился уйти от таких чувств, найти свой собственный образ жизни. Он представлял, как путешествует по городу, по этому странному и красивому мегаполису, по всем его уголкам. Он потратил слишком много лет своей юности, меняя одну отвратительную работу на другую, слишком долго был в бегах. Новое начинание дало ему цель в жизни – он хотел фотографировать неверных супругов, находить похищенные товары, разгребать неприятности, искать беглецов, защищать слабых. Помогать людям, когда полиция спускала дело на тормозах или вообще отказывалась его открывать. Ничего особенного, но Найквист все равно проводил время на улице. У него были деньги, сила и ум, и за эти годы город вошел в его кровь, составив карту внутри его сознания. Он мог бы получить от этого какую-то выгоду. Да, так и скажите – какую-то выгоду.

Жизнь течет. Время проходит. Как давно он начал карьеру? Шесть лет назад, семь? Больше? Нет, он не мог вспомнить. Все чаще прошлое становилось туманным веществом, текущим и угасающим в его сознании.

Такие мечты, такие дивные желания…

Сев за стол, Найквист засунул в пишущую машинку лист бумаги и быстрыми движениями пальцев напечатал:


ДЕЛО ЭЛЕАНОР БЭЙЛ

Он смотрел на чистый лист, собираясь составить список всего, что знал, всех относящихся к делу фактов. Однако мысленно перенесся совсем в другие места. Эту пишущую машинку ему купила бывшая жена, когда он впервые начал заниматься бизнесом. Он написал ей последнее письмо – длинное, бессвязное прощание.

Найквист застонал от разочарования и, сделав еще глоток виски, посмотрел на настенные часы над картой. Переведя взгляд на наручные часы, он заметил, что, к счастью, стрелки теперь были видны четко. Но, разумеется, время на часах отличалось. Взяв телефон, он набрал трехзначный код. Успокаивающий голос молодой женщины в трубке сказал: «… точное время – двенадцать минут и двадцать секунд девятого. Время на этой неделе любезно предоставлено вам…» Найквист положил трубку. Повернув заводную головку часов, он настроил их на новое время. Он не мог сказать, перепрыгнул ли он вперед или назад, но это мало что значило. Изредка ему нравилось переходить на один из официальных временных графиков. Подойдя к окну, он отодвинул штору, и комнату залило яркими цветами.

Офис Найквиста находился над горизонтом этой части города – из-за более дешевой арендной платы. Следовательно, вид на улицу, с хаотичными мириадами огней, полностью заполонял окно, словно стекая сверху вниз. К стеклу прижимались лампочки. Через окно были видны сотни цветов – ожидаемый красный на улицах Горячего тела и другие, демонстрирующие оттенки предыдущей истории: ярко-зеленый, обжигающе оранжевый, снежно-белый, голубой, ослепительно желтый. Несколько лампочек уже перегорели. Найквист уставился на темные пробелы. Он не мог не думать о том, что сказал Куипс, о том, что слишком часто переводить часы – это опасно.

Раньше он мог без труда работать в этом городе. Он жил здесь всю свою жизнь, учился выживать, полагаясь на свой ум, уверенно и с легкостью переходя с одной из взаимосвязанных шкал на другую. Найквист двигался сквозь паутину часов и минут, и до сих пор ему удавалось оказываться примерно там, где он хотел, и почти вовремя. Его глаза, ноги и все тело ощущали сразу несколько разных хронологий, как будто время само по себе медленно заражало его плоть, овладевая им. Но в последние дни он все чаще терялся в моментах. Он был ошеломлен и сбит с толку. Он жил будто на чередующихся пластинках, каждая из которых соответствовала определенному представлению о том, каким время было или могло бы быть. Пластинки продолжали скользить и сталкиваться друг с другом. Иногда он выходил из черной пустоты, чтобы найти себя, глядя на циферблат часов, просто смотрел, желая, чтобы стрелки на циферблате замерли, чтобы сделали оборот до одной последней секунды. Где он мог бы остаться, остаться навсегда. Это называли Скачком времени.

Неподходящее время. Всегда на взводе.

Его жена сказала:

– Ты слишком взвинчен, Джон. Этот чертов скачок разорвет тебя на две части. Этому нет оправдания.

И естественно, она была права. Никаких оправданий.

Он поднял окно, чувствуя, что температура постепенно повышается. Открыв шкаф для документов, он отыскал набор запасных лампочек, а затем, обернув руку тряпкой, заменил перегоревшие. Он не понимал, зачем он это сделал. И правда, несмотря на все свои усилия и сомнения, сильно ли он отличался от почти всего населения Дневного района? Как и они, он был одержим светом, постоянно горящим пламенем.

Закрыв окно и задернув штору, Найквист вернулся к столу и высыпал на него содержимое сумки Элеанор. Особый интерес представляли четыре предмета – номер телефона на клочке бумаги, теневая кукла, фотография молодого человека и флаконы с оранжевой жидкостью. Он также достал каталог, который одолжила ему семья Линдси, и некоторое время разглядывал разложенные перед ним предметы. Настенные часы отсчитывали секунды. Он поднял трубку и набрал номер, написанный на клочке бумаги. Гудок звучал будто издалека, на заднем фоне слышалось слабое шипение. Он немного подождал, но никто не ответил. Может быть, это неважно, подумал он: просто номер родственника, магазина или службы вызова такси?

Найквист внимательно посмотрел на лицо длинноволосого мужчины и перевернул фотографию: Энджелкрофт Силуэт. Загадочная надпись. Достав свой телефонный справочник, он отслеживал каждое слово, считая их именами. В списке был только один Энджелкрофт: Эдвард Томас, прописанный в участке Розовый свет – одном из наиболее престижных мест Дневного района. В списке не было человека с фамилией Силуэт, но это слово было использовано в названии некоторых предприятий, в основном находящихся в Ночном районе. Набрав номер Энджелкрофта, Найквист имел очень короткий и гневный разговор с человеком, которого, очевидно, только что разбудили. Два человека из разных временных шкал спорили друг с другом – обычные перекрестные связи. Было предсказано, что в конечном итоге у каждого отдельного жителя Дневного района будет особенная личная шкала. И что тогда? Что случится с обществом? Принесет ли это полный хаос или странный, непредвиденный мир? Конечно, теперь остановить процесс слишком поздно – тикали уже двадцать миллионов часов…

Найквист уставился на предметы, лежавшие на столе. Это были подсказки. Если бы ему удалось объединить эти несколько фрагментов в одно целое, возможно, он приблизился бы к пропавшей девушке. Найквист был уверен, что Элеанор Бэйл угрожает опасность – либо от самой себя, либо от кого-то другого. Это было предчувствие, не более, но слишком сильное, чтобы его можно было игнорировать. И вопрос оставался тем же самым: от чего она убегала?

Он начал читать соответствующий раздел старого каталога.

«Наконец, наступил вечер спектакля. То, что я увидел, меня совершенно очаровало и останется со мной даже сейчас, спустя годы, в более комфортных условиях Англии. Не было ни театра, ни какого-либо здания, ни сцены – ничего, кроме открытого участка между деревьями. «Даланг» (кукловод) путешествовал по округу, устраивая эти представления в каждой деревне на своем пути. Он привез с собой все, в чем нуждался: экран из белой ткани, масляную лампу, бамбуковые палочки и различные «ваянг-кулит», как они называют куклы. Последние были надежно связаны в деревянном ящике. Спектакль длился всю ночь: семь часов, от заката до рассвета.

Проведя небольшое исследование, я узнал, что лишь немногие избранные обладают особыми качествами, необходимыми для того, чтобы стать далангом. Этот кукловод научился всему у своего отца и передал навыки своему сыну, который помог с ночным выступлением. Это серьезное дело и работа всей жизни. Далангу нужно рассказывать историю, управлять куклами, а также вести диалог от имени каждого персонажа. Время от времени он с треском ударяет правой ногой по чему-нибудь, чтобы отметить разные части истории. И все эти семь часов он неподвижно сидит, скрестив ноги, не имея права уснуть.

В ту ночь кукловод воплощал в жизнь старый эпос «Рамаяна»[3] с его благородными воинами, чудовищными зверями, королями-обезьянами, вульгарными шутами, прекрасными принцессами, изгнанными любовниками и великими битвами между силами тьмы и света. Публика собралась по обе стороны экрана; некоторые наблюдали за самими куклами, в то время как многие другие, включая меня, предпочли смотреть на движущиеся, танцующие и наносящие удары тени на белой ткани. Я был загипнотизирован мастерством даланга и самими куклами во всей их призрачной жизни. В пламени масляной лампы порхали насекомые, а из окружавшего деревню леса доносились звуки ночных животных. Должен признаться, что когда я отвлекался, то терял много времени, чтобы понять, что происходит в спектакле.

История продолжалась до самого восхода солнца, пока, наконец, между деревьями не забрезжила полоса оранжевого света, и спектакль подошел к концу. Позже от одного из пожилых мужчин я узнал любопытный факт: во время игры теней принято считать, что жители деревни защищены от зла…»

Найквист налил себе второй стакан виски. В комнате стояла мертвая тишина. Все, что он слышал, – это тиканье настенных часов. Вообще-то ему следовало встать и установить такое же время, как на наручных часах, но это казалось слишком сложной задачей. У него было ощущение, что до того, как девушка будет доставлена в безопасное место, пройдет еще много времени. Если ему удастся найти ее. Чего-то не хватало, между предметами на столе не было никакой связи. Он застонал и поднес руку к вспотевшему лицу. Несмотря на жару, он дрожал. Над головой вращался вентилятор, едва охлаждая воздух. С каждым его оборотом через пулевое отверстие в лопасти доносился свист. За шторой пульсировали огни. В комнате появилась дымка.

Часы отставали. Время, наконец, догнало его. Слишком много времени проведено на ночной стороне перед переездом в Дневной район – место внезапного потока света. Минуты ускользали и исчезали, медленно останавливаясь. Он задремал, мечтая о тумане, сумерках…

Они приближались, обвивая его, касаясь его тела.

Фигура в сером свете.

Она приближалась. Лицо. Этот взгляд в его глазах.

Отец, который зовет его из тумана.

– Помоги мне, Джонни, мальчик мой. Спаси меня…

Найквист проснулся и выругался. Каждый раз одно и то же. Тот же сон, как будто сумерки вселились в него.

Он допил остатки виски и подошел к висевшей на стене карте. Дневной район простирался по всей северной части города, занимая более половины общей площади. На юге находился Ночной район, где царила тьма. Между ними пролегала серая полоса, обозначавшая узкую пограничную зону между двумя основными частями города. Официального названия для этого района не было, но большинство людей называли его Сумрачным районом, или Землей сумерек, или даже Нулевым участком и говорили о нем шепотом, как о месте, которое никогда не стоит посещать. Это было необъяснимо – Сумрачный район появился сам по себе в течение прошедших лет как медленно распространяющаяся болезнь. Как пятно на карте. Городской совет заверил всех, что Сумрачный район находится под контролем, что он не представляет угрозы и его продвижение вперед ничтожно. Тем не менее люди думали об этом месте, распространяя слухи о том, что Дневной район окутает туманом через одно, два или три поколения. Говорили, что там, в пустынных полях, залитых лунным светом лесах и старых заброшенных деревнях живут призраки и другие странные существа. Но на карте не было детального изображения этой территории, за исключением нескольких железнодорожных путей – единственного средства передвижения (поскольку все дороги были закрыты), с помощью которого можно было добраться из Дневного района в Ночной и обратно. Найквист положил руку на узкую серую область, а затем переместил пальцы вверх и провел по ярко освещенным улицам Дневного района. Сверху вниз и справа налево карту пересекали едва заметные черные линии, образующие сетку. В его голову внезапно пришла мысль. Он достал из ящика стола свой алфавитный атлас улиц и начал искать слово «Энджелкрофт». Было всего одно упоминание – переулок на границе Сумеречного и Дневного районов. Слово «Силуэт» встречалось чаще, все улицы и дороги, имевшие это слово в названии, находились в Ночном районе – дорога Силуэт, проспект Силуэт, проезд Силуэт, коттедж Силуэт и т. д.

Возможно, эти два слова – часть адреса?

Найквист снова набрал номер телефона, но на этот раз подождал немного дольше. На другом конце кто-то взял трубку, но не произнес ни слова. Были слышны лишь странные, почти неразличимые звуки.

– Алло? Чей это номер?

Сначала никто ему не ответил. Раздался слабый шуршащий звук, а затем, наконец:

– Вы позвонили мне, – прозвучал далекий и искаженный мужской голос.

– Да, а вы…

– Вы позвонили мне! Почему? Что вам нужно?

– Меня зовут Джон Найквист. Я надеялся поговорить с Элеанор, Элеанор Бэйл.

Ему показалось, что он услышал вздох, но это могли быть помехи на линии.

Голос повторил имя удивленным тоном: