#черная_полка
Часть 38 из 55 Информация о книге
проверь почту в приложении счет за работу Счет за работу! Счет за работу! Скоро я на тебя все свои запасы спущу. Оттягивая момент истины, Инга открыла счет. И опять он ее удивил и даже немного испугал. Цифра была не круглая и какая-то смешная — 746 рублей. Что это за хакер, который берет так мало за сложную работу? В животе неприятно шевельнулся холодок страха, кончики пальцев похолодели. Ну точно, я на крючке! Ведь я для него абсолютно открытая книга! Не было причин для шантажа — значит, будут. Сама же ему на блюдечке и подношу. А он сидит, как терпиливый рыбак, ждет, когда проглочу наживку вместе с крюком, а потом кааак предъявит настоящий счет, тут мне и кирдык! Инга зябко повела плечами, встала, прошлась по комнате, хрустнула суставами. Села к компьютеру. В другом приложении оказался короткий экселевский файл. Всего в таблице было более двадцати пунктов. Что это? И кто все эти странные буравчики и петрушки? Гагара — это что же, получается, Софья Павловна?! Не давая себе времени на раздумья, Инга вернулась в почту, кликнула на адрес Кирилла и метнула список ему с коротким комментарием: «Расшифрованная тетрадьЖужлева. Похоже на хищения. Разберись с этим! Инга»* Глава 21 Агеев не отвечал ни на сообщения в Facebook, ни на письма — и вообще не выходил в Сеть. Для видеоблогера это было странно. Инга пожалела, что они не обменялись номерами мобильных, легкомысленно положившись на Интернет. На третий день она уже чувствовала покалывающую тревогу. Ей пришло в голову найти его домашний телефон по адресу; на каком-то допотопном справочном сайте она ввела в поисковую строку улицу и дом. Абонент Агеева Надежда Григорьевна. И семь цифр, без кода. Она набирала номер несколько раз и безнадежно слушала длинные гудки, представляя, как по квартире Игоря Дмитриевича разносится звонок, похожий на школьный. Гнать от себя дурные мысли не получалось. Ей представлялось, что события последних дней застряли в прялке старухи Морты тяжелыми спутавшимися нитями, и она, кривая и хохочущая, уже наклоняется, чтобы перерезать одну из них. И пока Инга держит трубку и набирает номер, старуха еще смеется и медлит, но стоит ей дать отбой… — Алло. — Она не сразу узнала далекий голос. — Игорь Дмитриевич? — Да. Кто это? — Инга Белова. Я была у вас в гостях недавно. Он что-то ответил еле слышно и положил трубку. Спустя два часа написал в мессенджер: «Извините, не мог говорить. Чем могу быть полезен?» Она быстро отослала ответ: «Хотела зайти, отдать флешку, извините, что побеспокоила». «В пятницу после трех». Открыв ей дверь, он вновь попытался взять тон радушного хозяина. — Здравствуйте, Инга. Рад вас видеть. Ну что вы, не стоило беспокоиться из-за… — Он скороговоркой произнес еще пару любезных фраз. Предложения не заканчивает, замирает на полуслове. Не может собраться с мыслями. Плохое самочувствие? Занят чем-то важным? Я не вовремя. Опасаясь, как бы хозяин дома не выдворил ее под благовидным предлогом, Инга быстро прошла в гостиную. Здесь пахло горьким и совсем не домашним. — Игорь Дмитриевич, я пришла поблагодарить вас за неожиданный подарок. Эта запись, кажется, 97-го года? Откуда она у вас? Сами снимали? Такой шок — увидеть себя двадцатилетнюю. Вся группа наша в сборе, волосы длинные у всех, не то что сейчас, многие облысели. А одного уже и нет в жи… — она осеклась. Он стоял в проеме двери и смотрел на нее расфокусированным блуждающим взглядом, уголки глаз и неожиданно обострившиеся уголки тонких губ были опущены книзу. Подбородок едва заметно подрагивал. Все его лицо стало острее и как-то темнее, чем в ту их первую встречу, плечи сгорбились, и Инге на мгновение показалось, что перед ней двойник Агеева. Она в замешательстве оглядела его с головы до ног и выхватила взглядом в прорехе клетчатой рубашки махровый край бинта. На уровне локтя. Захотела тут же уйти, раствориться в подъездной пыли, но заставила себя стоять на месте. — Извините, — наконец сказал Игорь Дмитриевич, — я неважно чувствовал себя последние дни. Совсем не мог работать. Вот… медсестра приходила, капельницу ставила. — Насколько все плохо? — тихо спросила Инга. Он не ответил, передернул плечами, как от сквозняка. На лице его появилось чуть брезгливое выражение: не спрашивайте меня об этих глупостях. — Вы были в больнице? — снова спросила она, постепенно утверждаясь в своем праве задавать ему личные вопросы. Он мельком взглянул на нее. — Д-да, недавно. Ну регулярное обследование, что тут… Да и бог с ним. Что вы в самом деле… — сделал нетерпеливый жест. Агеев прошел мимо нее к своему любимому креслу. Тяжело сел, почти упал. Подлокотник слетел, но он не стал его поправлять. Он больше не смотрел на нее. Пальцы машинально застегнули несколько верхних пуговиц рубашки. Инга села напротив. Наконец он улыбнулся и довольно ехидно спросил: — Что это вы допрашивать меня вздумали? Вы так в себе уверены… пришли тут… как царица Савская, — и засмеялся бессильным старческим смехом. — Вы прочитали мое письмо? — Какое именно? Напомните. Ему совсем не любопытно. Голос выдает тяжелейшую усталость и равнодушие ко всему. Хочет, чтобы я ушла и оставила его в покое. Надо постараться не произносить слово «помощь». Агеев закрыл глаза. Она заставила себя продолжать. — Понимаю, вы устали, а тут я свалилась вам на голову. Я сейчас уйду, но сначала позвольте высказаться. Буду дожимать. — Давайте посмотрим на вещи рационально. Я знаю, что вам нужно лечение и медлить нельзя. И в вашем случае стоит попробовать новый препарат «Адцетрис», если не помог стандартный протокол. Я пришла просить у вас разрешения на сбор средств. Прямо сейчас. Это реально. Я все сделаю сама. Люди откликнутся, поверьте. Нам нельзя упускать эту возможность. Если вы говорите «да», то я начинаю действовать. На фразе о сборе средств Игорь Дмитриевич открыл глаза и теперь неприязненно смотрел на нее. — Нам нельзя упускать возможность! — передразнил он ее. — Какого черта вы лезете в мою жизнь? Выбросьте из головы глупую благотворительность, занимайтесь собой. Инга секунду помедлила. Перевела дух. Представила себя… на свидании с мужчиной. Расслабилась, смягчилась. — Мне нравятся ваши работы, — сказала медленно, как бы прорывая пленку отчуждения признанием. — Я посмотрела ваши интервью. То, что выделаете, нужно всем. Зачем сдаваться, если можно победить? Агеев опять закрыл глаза. Она заметила, что его подбородок дрожит все сильнее, а руки сжаты в кулаки. — В конце концов, на то мы люди, чтобы держаться вместе. Я не призываю вас верить в чудо… — Прекратите изъясняться лозунгами. Инга встала и сделала несколько шагов по комнате. Остановилась у окна. Оно выходило на узкий незастекленный балкон, к которому вплотную подступали липы. Должно быть, летом здесь уютно. Она услышала за спиной его неприятный смех. — А в том, что вы говорите, действительно есть доля рациональности. Я мог бы неплохо поднабрать себе подписчиков… на слухах о болезни. Как ваша несчастная Туми. Хотите и меня так же опозорить? Укол в свежую рану. Ну спасибо вам, Игорь Дмитриевич. Она резко обернулась. — Вы мне не доверяете? Думаете, я буду писать о немощи и давить на жалость, да еще и наживаться на вас? Подайте Христа ради? Ничуть. Я пришлю вам на утверждение текст поста о сборе средств и ролик с вашими работами. И кстати, — она набрала в грудь воздуху, — в истории с Туми моей вины нет. Агеев опять молчал. Послышалось, как этажом выше разбилось что-то стеклянное, донеслись глухие голоса. Все равно не верит, говорить сейчас бесполезно. Надо сменить тему. Инга украдкой взглянула на черно-белый портрет на стене, словно испрашивая одобрения у безмолвной обитательницы этого дома. Это вы, Надежда Григорьевна? — Это Надя, моя жена. — Красивая. — Она умерла почти двадцать лет назад. — Простите. Но портрет так хорош, что я не могу оторвать взгляд. — Вот и я не могу. — Агеев подошел к портрету. Лицо его смягчилось. — Знаете, иной раз сяду и смотрю, смотрю на нее. Вижу, как веки ее дрожат, как она губами шевелит. У меня сохранилось немного ее фотографий, в основном глупые групповые снимки, в гостях, на пикнике, на курорте. Раньше ведь не было этой привычки постоянно фотографироваться, как сейчас. А это студийный портрет, начало 80-х, мы тогда только-только поженились. Как много он говорит! Либо боль отпустила, либо воспоминания действуют как анестезия. — Она выглядит счастливой и спокойной. — Она была счастлива со мной. Мы познакомились, когда я снимал очерк для «Кинопанорамы». Надя работала помощником второго режиссера на картине. Боже, какая она была юная! Я ее выбрал сразу. На всю жизнь. И она мне доверилась с первой встречи. Знаете, как много понимаешь о женщине, когда берешь ее за руку? Я сейчас так жалею, что нет ни одной фотографии, где были бы видны ее руки. Я их пытаюсь представить себе, но память подводит… а ощущение от них помню… Знать бы тогда, о каких мелочах будешь впоследствии сожалеть. Через некоторое время он поднялся — прежний Игорь Дмитриевич, ироничный, сдержанный, вполне владеющий собой. — Спасибо вам за беспокойство, Инга. Не думал, право же, что вы проявите такую… прыть. — Он даже засмеялся. — Шучу. Дотошность. Хорошо, уговорили. Делайте, что считаете нужным. * * *