#черная_полка

— Олег, Туманов перед смертью говорил о Петрушке!

Он не клоун, он — Петрушка,

Знаменит, но невидимка,

Каждая его ужимка —

Это смерть под колесом

Ужас сладок, невесом,

Каждому согласно чину

Смерть всегда найдет причину.





Оказалось, что она отлично — слово в слово — помнит последний короткий стишок Туманова, который поначалу приняла за его эксцентричный бред. Стихотворение было построено так, что каждая последующая строка цеплялась за предыдущую, словно нить накручивалась на прялку, и рифмы были абсолютно гладкими, как в детской считалке.

— Мда… — протянул Штейн. — Зловещий прогноз в реальном времени.

— Смотри. Под колесами машины погиб Влад. А дальше «каждому согласно чину» — что-то еще должно произойти!

— А сам Петрушка? Кто это может быть? — Оба помолчали. — Невидимка, но знаменитый.

— Серый кардинал какой-нибудь? — предположила Инга.

— Причем с ужимками.

Где я последний раз слышала про ужимки? «Какие у нее ужимки и прыжки, я удавилась бы с тоски, когда бы на нее хоть чуть была похожа». Мишка-медведь, мартышка и зеркало.

— «Что Климыч на руку нечист, все это знают, про взятки Климычу читают, а он украдкою кивает на Петра», — процитировала Инга Крылова. — Слушай, Олег, может быть, Петрушка — какой-нибудь высокопоставленный чиновник?





* * *


— Кажется, всё. — Жужлев оглядел мастерскую.

Он присел на край дивана, сложил руки на коленях. Подумал о дурацкой традиции «посидеть на дорожку». Когда-то жена объяснила ему, что раньше люди в эти минуты произносили про себя молитвы о благополучном пути. Но он не знал ни одной молитвы.

Он встал, хрустнул пальцами, повесил свой любимый походный мольберт на плечо, поднял с пола сумки.

Черт же дернул сказать вчера Петрушке про компромат! Нашел кого пугать шантажом, идиот! Права Райка, сука, если и был ум, то весь на хрен пропил! Ну ничего. Нас голыми руками не возьмешь. Деньги есть, схорониться есть где, а там, глядишь, страсти улягутся. Еще раз окинул взглядом комнату, понимая — больше он никогда сюда не вернется.

Жужлев вышел из мастерской, запер дверь, подумал немного, вспомнил про бутылку водки, сделал шаг назад, но передумал возвращаться — дороги не будет.

Остаток вещей закидал в салон, багажник был уже под завязку.

Сел, погладил руль, завел машину. Он уезжал с тяжелым сердцем. И дело было даже не в семье. С Райкой последние годы они не сильно ладили. Сын его от первого брака, слава богу, теперь живет отдельно, три года назад Жужлев сделал широкий жест: купил ему на свадьбу квартиру. Однокомнатную, конечно, и не в центре, но для Райки это стало последний каплей. Она ведь не представляла, сколько он на самом деле зашибал. А как объяснишь ей, дуре, что не в деньгах счастье, как оказалось. Поздно только он сам это понял. Слишком поздно. Хотя — Геннадий криво усмехнулся — деньги не нужны только тогда, когда их много.

Жужлев выехал на МКАД, теперь до съезда на Щелковское, а там каких-то пятьсот с гаком. К ночи будет на месте.

Дороги были не забиты, «Ауди» шла отлично. Гена вспомнил, как радовался первой машине. «Форд Фокус» — предел мечтаний. Райка была на седьмом небе. Казалось, огромная счастливая жизнь впереди. Ездили за грибами, даже в лес с ночевкой. Лешка был маленький, они раскладывали сиденье, и он, как лягушонок, нырял между ними. Райка тогда к нему еще благоволила. Комары только, сволочи, окно откроешь — и все, сожрали.

Гена понял, что улыбается, удивился сам себе — и чуть не проскочил съезд. Подрезал какую-то «Ниву», ему даже не посигналили. Есть все-таки понятие дорожной иерархии, приятно, конечно, хоть и противно.

Эту последнюю машину — «AudiA5» — он выбрал быстро. Срубил за последний заказ пару лимонов, поехал в салон и купил, как будто молоко в гастрономе. В салоне уже ждали, обслужили по высшему разряду. Петрушка позаботился, даже номер блатной подогнал: аж три бесконечности, обещание вечной жизни. Тогда еще отметил: радости, сука, никакой. А машина-то классная. Как идет! Супер-GPS, контроль дистанции и полосы, электроники столько, что никаких мозгов не хватит, четыре месяца ездит, а до сих пор про некоторые фичи не в курсах. Не нужно столько нормальному человеку, не нужно…

Когда приехал Москву покорять, даже мечтать о таком не мог. Перебивался еле-еле. По электричкам ходил, книжки да обложки для паспортов продавал. Зато драйв был! Какой драйв!

Жужлев вспомнил, как вместе с Яшкой продавали картины на улице, народ подходил, смотрел и шел себе дальше. Яшка тогда и говорит, а давай как Шагал с Леже, я буду играть на губной гармошке, а ты жалостливые песни петь. У обоих был неплохой слух. Талантами вообще бог не обидел. Недаром их с Яшкой считали самыми талантливыми на потоке.

Эх, если бы можно было все повернуть! Не влезать в ипотеку, не брать тот первый заказ, послать Петрушку на хрен сразу и бесповоротно. Понимал же, что заглатывает крючок. Яшка молодец, отскочил, а я польстился.

Жужлев кинул взгляд в зеркало заднего вида. Показалось? На МКАД за ним хвостом шел «Опель». Этот или другой? На всякий случай запомнил номер и вжал педаль газа. Оторвался вроде. Теперь его от «Опеля» отделял пяток машин.

После седьмой подделки начал вести тетрадь. Сразу придумал шифр, в детстве увлекался этими глупостями. Даже во вкус вошел. Заказов стало много. Сначала Петрушка подбрасывал — этому в основном были нужны работы начала XX века. Легкотня! В театре учета никакого, оригинал взял, копию вернул — никто ничего не замечал. Потом и сам оброс знакомствами. Гагара помогала, конечно. Сама несколько работ у него взяла и клиентов постоянно подгоняла. Но процент драла! Вот тоже любительница легкого бабла, просто родственная душа. Почувствовал себя самым умным, изворотливым, всесильным, любовницу даже завел, типа, так положено по статусу. Козел, блин! Но даже это еще терпимо — не мокруха же. И вот дождался — как нас этот пацан подставил с Профессором! Надо, надо было сразу драпать, когда он принес эту чертову книгу. Так нет же, сидел, идиот… Теперь вот пятки горят.


Жужлев увидел, как «Опель» сворачивает на проселок между подступившими прямо к трассе домами. Выдохнул. Расправил плечи, поерзал вспотевшей спиной по кожаному сиденью. «Следующую машину возьму с алькантарой, говорят, от замши жопа не так потеет. — Он покивал, соглашаясь с собственной мыслью. — Хотя… пусть это будет самая главная твоя проблема, Гена!»





* * *


В ста километрах от стремительно улетающей назад развилки, в офисе системы спутниковой безопасности «Альтаир-авто» замигал и проснулся экран компьютера. На синем поле с логотипом фирмы высветился баннер «Код 200, профиль О 888 ОХ 197, протокол — emergency engineblock, для сброса режима дистанционной остановки транспортного средства нажмите любую клавишу в течение 20… 19… 18…»

«Все-таки школьные друзья — это здорово! Сидел бы ты, полковник в отставке, гвардии Матвеич всея Руси, с внуками на даче… А так — прям офисный планктон!» — Сергей Матвеич отодвинул подальше от себя клавиатуру, выключил чайник, залил в кружку кипяток. Достал чайный пакетик, опустил в еще пузырящуюся воду. Чай пить на пульте, конечно, не разрешали, но небольшие отступления от правил Матвеич себе позволял.

Когда его выперли на военную пенсию, друг детства, Володька, здорово поднявшийся на автомобильных системах безопасности, предложил ему эту работу. Если на экране появлялось слово Error, Матвеич должен был позвонить по телефону лохматым мальчишкам из техподдержки. И ждать команды от Володьки. «А чего, они сами не видят этот Error?», — спросил как-то Матвеич. «Им, старик, то, что ты видишь, знать не надо. Айтишники — это перекати-поле, сегодня здесь, а завтра неизвестно где. Не верю я им, — пояснил Володька. — Тебе верю, как себе!» Матвеич млел и гордился собой. А что там друг делает на самом деле, какие заказы выполняет, с кем контачит и вообще как работает эта мудрёная спутниковая система для дорогих иномарок — Матвеичу и не важно. Друзья ж детства! А вот и чаёк заварился! Ладно, незнакомый «О 888 ОХ 197», делай, что велит тебе умная техника! 9…8…7… Матвеич подмигнул в сторону большой стеклянной перегородки, за которой его школьный дружочек Володька что-то беззвучно говорил в телефон.





* * *


— Приемная Петряева, слушаю вас… Нет, он на внешней встрече… Да, соединяю…

Валерий Николаевич в сотый раз обматерил сам себя. Все-таки надо отдавать все телефоны охране, а кому приспичит позвонить — перетопчутся! В сигарной комнате ресторана «Белгород» — самом модном месте этого лета — не пристало отвечать по мобильным. Вот и сидишь, как идиот, слушаешь болтовню вице-премьера про какие-то замороченные черноморские вина, а в заднем кармане брюк, да что там, прям в заднице, как у пидора последнего, жужжит и дрыгается чертов айфон! Ну кого там несет?

— Николай Дмитрии, прости любезно! Это, поди, из аппапрата Председателя домогаются. Должен ответить!

— Дела, Валерий Николаич, прежде всего! Отвечай, дорогой! Я-то, грешным делом, подумал, геморрой депутатский тебя замучил. Все ерзаешь. А мы пожуем пока, что тут нам Исакыч наш Рахмилович наготовил.

«Уел, ну уел! Прямо при всех… ладно, терпи, Петряев».

— Да, давай, соединяй. — Он сел вполоборота, прикрыл трубку рукой. — Володя, привет, без деталей, я на встрече. И что спутник? Ну, молодцы!.. Все-все, не надо мне подробностей, я тебя услышал, — повторил Петряев. — Главное, я же говорю — спасибо, ценю! Я и не сомневался. Подтверждение сам получу. Так что ты говоришь, Николай Дмитрии, — он снова повернулся к собеседникам, — сможешь подогнать ящичек этого вина? У меня тут повод скоро, семейное торжество, так сказать. Я тебе приглашеньице через приемную подошлю, лады?

— Обязательно присылай. Будет окошко перед Госсоветом, я тут же у тебя. Отдыхать тоже надо когда-нибудь. Ты-то, я смотрю, просто горишь на работе. Спутниками занялся? Тоже правильно.

— Да куда же без этого теперь? Спутники, Джи-Пи-Эсы всякие, искусственный интеллект, дистанционные методы. Дело перспективное. Давай, Николай Дмитрии, выпьем твоего винца за научно-технический прогресс на службе, так сказать, родине!

— Родина нас не забудет, это точно! Бывай здоров, Валерий Николаевич!





* * *


Впереди был прямой участок дороги. Жужлев поддал газу, пошел на обгон грузовика. Он не сразу понял, что произошло. Сначала закусило руль, а потом стало тихо. Страшно тихо. Руль со свернутыми колесами стал чугунным. Машину несло в сторону. Он ударил по педали тормоза, она не сдвинулась с места, а тело пронзило от ступни до макушки острой болью. Бесполезная ручка коробки скоростей, кнопка ручного тормоза, шайба бортового компьютера, усилители руля и тормозов, все стрелки и экраны умерли в одну секунду вместе с мотором. Тишину разорвал долгий пронзительный сигнал. Навстречу огромной черной массой на него неслась решетка фуры-дальнобойщика. Буквы Scania были последним, что увидел Жужлев.





Глава 23




Она стоит на подиуме в холодном мерцании софитов. В зале раздаются свист и крики.

— Вон отсюда, тебе здесь не место!

Луч выхватывает одно за другим смеющиеся обезумевшие лица — Арег, Бубнов, Рыльчин. Свет попадает на Катю, она отвернулась от нее, ей стыдно. Инга пытается сделать шаг, но тело не слушается, от нее осталась только оболочка, она — тряпичная кукла. Ею руководит невидимая жесткая рука. Палец поднимется вверх, и рука Инги послушно тянется туда же. Опускается. Следом другая.

— Раз, двааа!

Ватные ноги безжизненно болтаются внизу.

— Вверх, вниз, поверни голову, руки вверх, аплодируй, кривляйся, плачь, кричи, умри.

Смех, плевки, крики. Ладонь высоко поднимает ее, так, что перехватывает горло, и бросает с силой на подиум. Тот вдруг становится вязким и зловонным, затягивает ее в себя, как в болото. Она карабкается, но ее тянет на дно, грязная жижа все выше, смех все громче, тошнота подкатывает к горлу, она тонет.

— Спишь? — без каких-либо вступлений сказала Холодивкер.

Инга еще слышит крики, пытается удержаться за стену. Игрушечные пальцы не гнутся, скользят.