Дарующий звезды

– Что?

– Ей там нравится. Она… делает доброе дело. Помогает людям и вообще.

Ван Клив вытаращился на сына. Глаза на багровом лице старика вылезли из орбит, словно его душили.

– У тебя что, тоже совсем мозгов не осталось?!

Он обвел взглядом сына и невестку, раздувая ноздри и сжимая кулаки, с трудом сдерживая очередной взрыв негодования. Наконец он опрокинул последний стакан бурбона, стукнул стаканом об стол и вышел вон, с силой хлопнув сетчатой дверью, закачавшейся ему вслед.





* * *


Элис с Беннеттом стояли на притихшей кухне, прислушиваясь к затухающему вдали реву мотора «форда-седана» мистера Ван Клива.

– Спасибо тебе, – сказала Элис.

Беннетт тяжело вздохнул и отвернулся. И у Элис невольно возник вопрос: может ли произойти сдвиг в их отношениях? И изменит ли акт открытого непослушания отцу то, что между ними пошло не так? Она вспомнила Кэтлин Блай и ее мужа. То, как Кэтлин нежно гладила мужа по голове или по руке, пока Элис читала ему книгу, а измученный болезнью Гарретт из последних сил улыбался жене.

Элис шагнула к Беннетту, собираясь взять его за руку. Но он, словно угадав мысли жены, поспешно сунул руки в карманы брюк.

– Что ж, я ценю твою поддержку, – сделав шаг назад, тихо произнесла Элис.

И когда Беннетт снова ничего не ответил, налила ему выпить и поднялась наверх.





* * *


Гарретт Блай скончался два дня спустя, после нескольких недель пребывания в странной сумеречной зоне, когда любившие его люди пытались понять, что не выдержит первым: сердце или легкие. По горам пронесся слух о том, что кто-то умер, колокол прозвонил тридцать четыре раза, чтобы окружающие знали, чья душа отлетела на небо. После рабочего дня жившие по соседству мужчины собрались в доме усопшего. Они принесли с собой приличную одежду на случай, если у Кэтлин ничего не найдется, готовые по местному обычаю обмыть и обрядить тело. Кто-то уже начал сколачивать гроб, который потом выстелют изнутри хлопковой и шелковой тканью.

Печальная новость дошла до Конной библиотеки днем позже. Марджери с Элис, по молчаливой договоренности, как могли, разделили свои маршруты между Бет и Иззи, после чего вместе отправились к дому Кэтлин. Дул порывистый ветер. На сей раз горы не блокировали его, а стали чем-то вроде аэродинамической трубы. Элис всю дорогу ехала с поднятым воротником, размышляя о том, что можно будет сказать родственникам покойного, и жалея, что у нее нет с собой открытки со словами соболезнования или хотя бы букетика цветов.

В Англии дом, где оплакивали усопшего, был местом тишины и приглушенных разговоров, с накинутым на них покровом печали или неловкости, в зависимости от того, насколько сильно любили или близко знали покойного скорбящие. Элис, вечно умудрявшаяся сказать нечто неуместное, находила подобные ситуации угнетающими – расставленной специально для нее западней, в которую она непременно попадала.

Когда они достигли вершины Хеллмаут-Риджа, Элис поняла, что этот дом скорби отнюдь не был местом тишины: вдоль нижней части дороги, откуда дальше не было ходу, стояли машины и тележки, в амбаре ржали незнакомые лошади, а из дома доносилось тихое пение. Элис бросила взгляд на небольшую каменную гряду, поросшую соснами, где трое тепло одетых мужчин, громко стуча кирками, долбили мерзлую землю; их лица были багровыми от напряжения, изо рта вырывались бледно-серые облачка пара.

– Они что, собираются похоронить его прямо здесь? – спросила она Марджери.

– Да. Вся его семья похоронена здесь.

Элис увидела цепочку каменных плит – больших и душераздирающе маленьких, – повествующих об истории многих поколений семьи Блай, испокон века жившей в горах.

Маленькая хижина оказалась под завязку забита людьми. Кровать Гарретта Блая отодвинули в сторону и накрыли лоскутным одеялом, чтобы люди могли сесть. Казалось, каждый дюйм свободного пространства был занят детишками, подносами с едой и поющими матронами, которые, не прерывая пения, кивнули стоявшим на пороге Элис с Марджери. Окна без стекол, в свое время так удивившие Элис, закрыты ставнями, помещение освещалось свечами и карбидными лампами, так что не разберешь – на дворе день или ночь. Один из детей Кэтлин и Гарретта сидел на коленях у женщины с квадратным подбородком и добрыми глазами, остальные примостились возле матери, которая, закрыв глаза, пела вместе со всеми, хотя она единственная из всех явно находилась сейчас где-то очень далеко. На сколоченном на скорую руку деревянном столе стоял сосновый гроб, где покоилось тело Гарретта Блая, накрытое нарядным лоскутным покрывалом, убранное цветами и травами, наполнявшими воздух нежным ароматом. Лицо Гарретта выглядело настолько умиротворенным, что в первую секунду Элис даже не узнала его: острые скулы смягчились, лоб, закрытый прядями черных волос, разгладился. Ей еще не приходилось видеть покойника, однако в этой комнате, залитой звуками печальной песни, согретой теплом множества людей, его близость не казалась столь пугающей.

– Сочувствую вашему горю. – Это были единственные слова, заранее отрепетированные Элис, но сейчас они казались выхолощенными и бесполезными.

Кэтлин открыла обведенные розовыми кругами усталые глаза и, приглядевшись, ответила Элис слабой улыбкой.

– Он был хорошим человеком и хорошим отцом, – перехватила инициативу Марджери, крепко обнимая Кэтлин.

Элис впервые видела, чтобы Марджери кого-нибудь обнимала.

– Отмучился, – прошептала Кэтлин; младенец у нее на руках, засунув палец в рот, смотрел на мать бессмысленным взглядом. – Я не хотела, чтобы он здесь задерживался. Господь наконец-то его прибрал.

Но дрожащие губы и печальные глаза говорили совершенно обратное.

– А вы что, тоже знали Гарретта? – Какая-то женщина постарше, в накинутой на плечи вязаной крючком шали, притиснула Элис к кровати, заставив пройти вперед.

– О, совсем немного. Я… всего лишь библиотекарь. – Женщина хмуро посмотрела на нее, и Элис поспешила добавить, словно желая оправдать свое присутствие здесь: – Мы виделись, когда я привозила сюда книжки.

– Так вы та самая леди, которая ему читала?

– Та самая.

– Ой, деточка! Это было такое утешение для моего сына! – Женщина порывисто обняла Элис, которая окаменела от неожиданности, но тотчас же расслабилась. – Кэтлин рассказывала, как он ждал ваших приездов. Это позволяло ему забыться.

– Ваш сын? Господи, мне так жаль! – воскликнула Элис, ни на миг не покривив душой. – Он действительно был чудесным человеком. И они с Кэтлин так любили друг друга!


– Спасибо вам, мисс…

– Миссис Ван Клив.

– Мой Гарретт был замечательным парнем. Ох, видели бы вы его раньше! У него были самые широкие плечи по эту сторону Камберленд-Гэпа. Ведь так, Кэтлин? Когда Кэтлин вышла за него замуж, не меньше сотни девушек отсюда до Береи лили по нему горькие слезы. – (Молодая вдова мечтательно улыбнулась.) – Я всегда ему говорила, что не понимаю, как он с таким телосложением может протиснуться в штрек. Но лучше бы он там вообще не работал! Хотя… – Она сглотнула слезу и вздернула подбородок. – Неисповедимы пути Господни. И не нам их осуждать. Сейчас Гарретт воссоединился со своим отцом, а тот уже давно рядом с Господом. Нам просто нужно научиться жить здесь, внизу, без него. Я права, дорогая? – Она нежно сжала руку невестки.

– Аминь! – произнес кто-то.

Элис полагала, что они отдадут свой последний долг и уедут, но утро плавно перетекло в полдень, полдень – в вечер. Народу в маленькой хижине все прибывало и прибывало, поскольку начали возвращаться со смены шахтеры, их жены приносили пироги, и соленья, и фруктовое желе, а время в тусклом свете внутри, казалось, остановилось. Приходили все новые и новые люди, но никто не уходил. Элис кто-то положил на тарелку цыпленка, затем – мягкое печенье с подливкой, жареный картофель и снова цыпленка. Кое-кто уже пропустил по стаканчику бурбона, послышались всхлипывания вперемешку со смехом и пением. Жаркий воздух в помещении был пропитан густыми запахами жареного мяса и фруктового самогона. Кто-то достал скрипку и принялся наигрывать шотландские мелодии, вызвавшие у Элис приступ ностальгии. Время от времени Марджери посматривала на нее, желая проверить, как она там, но Элис, сидевшая в окружении людей, хлопавших ее по спине и благодаривших за службу, словно она была настоящим солдатом, а не просто какой-то там англичанкой, развозящей книги, была, как ни странно, счастлива находиться среди обитателей гор и впитывать в себя эту атмосферу.

Итак, Элис Ван Клив полностью отдалась непривычному течению вчера. Она сидела всего в паре футов от покойника, ела предложенную ей пищу, пила потихоньку спиртное, пела со всеми церковные гимны, которых практически не знала, и держалась за руки с незнакомыми людьми, уже не казавшимися ей незнакомыми. И когда на горы опустилась ночь и Марджери шепнула на ухо, что теперь, пожалуй, пора уходить, поскольку скоро ударит мороз, у Элис, к собственному удивлению, вдруг возникло непонятное ощущение, будто она едет не домой, а из дому. И это вызвало такое смятение чувств, что, пока они трусили при свете фонаря по окутанной мраком холодной горной дороге, она уже ни о чем другом не могла думать.





Глава 9




В настоящее время многие медики признают, что многочисленные нервные заболевания у женщин обусловлены отсутствием физиологического выхода их естественных или стимулированных сексуальных желаний.

Мэри Стоупс. Любовь в браке



Если верить местным повитухам, большинство детей рождалось летом исключительно потому, что, когда на дворе становилось темно, в Бейливилле совершенно нечем было заняться. Кинофильмы поступали в кинотеатр через несколько месяцев после того, как их уже посмотрели везде, где только можно. Но даже тогда, когда они поступали, не было уверенности в возможности досмотреть фильм до конца, поскольку пленка могла смяться и оборваться во время показа вследствие пристрастия киномеханика мистера Рэнда к горячительным напиткам и его склонности в самый неподходящий момент засыпать под возмущенные крики и свистки публики. Праздник урожая и массовый забой свиней давно прошли, а до Дня благодарения оставался еще бесконечный месяц нависающих черных небес, густого запаха дыма от горящих дров и ожидания наступающих холодов.

И тем не менее. От внимания бдительных людей – а многие жители Бейливилла здорово поднаторели в проявлении бдительности – не ускользнуло, что этой осенью резко увеличилось число непривычно жизнерадостных мужчин. Они мчались домой со всех ног с вытаращенными от нехватки сна глазами, но без явных проявлений свойственной им раздражительности. Так, Джим Форрестер, работавший шофером на лесопилке Мэтьюса, начал обходить стороной дешевые бары, где имел обыкновение пропадать в нерабочее время. А Сэм Торранс с женой взяли себе за правило гулять, держась за руки и улыбаясь друг другу. И наконец, Майкла Мерфи, всю свою жизнь, тридцать с небольшим лет, ходившего с недовольно поджатым ртом, поймали на том, что он пел – действительно пел – для жены на переднем крыльце.

Представители старшего поколения жителей Бейливилла, конечно, были не вправе жаловаться на подобную метаморфозу, хотя и признавались с некоторой долей озадаченности, что происходящие перемены находятся выше их понимания.

Однако сотрудников Конной библиотеки все это удивляло в гораздо меньшей степени. Маленькую синюю книжку, оказавшуюся популярнее и нужнее многих бестселлеров, а потому постоянно нуждавшуюся в починке, читательницы получали на руки и через неделю возвращали, под кипой журналов, с тихими словами благодарности: Мой Джошуа слыхом не слыхивал о подобных вещах, но ему определенно понравилось! Или: Этой весной в кои-то веки мне не придется рожать. Боже, какое облегчение! Женщины делали подобные признания с озорной искрой в глазах или, наоборот, краснея, как новобрачные. И только одна дама вернула книгу с каменным лицом, гордо заявив, что ей еще не доводилось видеть дьявольское творение, воплощенное в печатном виде. Но даже и в этом случае, как позже заметила София, некоторые замусоленные страницы оказались старательно загнуты.

Марджери обычно убирала синюю книжицу в деревянный сундук, где хранились чистящие средства, снадобье от волдырей и запасные полоски кожи для стремян, но через день-другой слух о ней доходил до очередной отдаленной хижины, после чего уже другому библиотекарю поступал осторожный запрос:

– Хм… прежде чем ты уедешь, у меня тут вот какое дело. Моя кузина из Чок-Холлоу говорит, у вас есть книжка на одну… весьма деликатную тему…

И книга снова отправлялась в путь.

– Девочки, что это вы такое делаете?

Иззи с Бет, шушукавшиеся в уголке, выскочили как ошпаренные при виде Марджери, которая вошла в помещение, стряхивая на пол грязь с каблуков сапог, что всегда приводило Софию в ярость. Элис сидела за письменным столом и, демонстративно игнорируя хихиканье подруг, заносила поступившие книги в гроссбух.

Бет не выдержала и громко расхохоталась, а Иззи смущенно порозовела.

– Девочки, неужели вы читаете именно то, о чем я думаю?

Бет оторвалась от книги:

– А это правда, что «самки могут умереть при отсутствии сексуального партнера»? – У Бет от удивления отвисла челюсть. – Потому что лично у меня пока нет желания общаться с мужчинами, да и вообще, мне кажется, я для этого еще не созрела, так?

– Но тогда от чего можно умереть?

– Может, твоя дырка просто зарастает и ты не можешь нормально дышать. Вроде того, как это бывает у дельфинов.

– Бет! – воскликнула шокированная Иззи.

– Если ты дышишь тем самым местом, Бет Пинкер, то отсутствие сексуальных контактов должно тебя волновать в самую последнюю очередь, – заявила Марджери. – Но так или иначе, вам, девочки, пока еще рано такое читать. Вы ведь даже не замужем.

– Ты тоже! Но все равно успела прочесть это два раза.

Марджери скорчила кислую гримасу. Впрочем, девочки были совершенно правы.

– Черт, а что значит «естественное завершение половых функций женщины»? – снова захихикала Бет. – Ой, послушайте дальше! Здесь говорится, что женщина, не получающая сексуального удовлетворения, может реально страдать от нервного расстройства. Вам верится? Но если они получают удовлетворение, «это активизирует работу буквально каждого органа, а душа воспаряет к вершинам восторга и приносит забвение».

– Неужели мои органы предназначены для того, чтобы что-то мне приносить? – поинтересовалась Иззи.

– Бет Пинкер, а нельзя ли хотя бы на пять минут заткнуться? – Элис с силой хлопнула книжкой о крышку стола. – Кое-кто здесь действительно пытается работать.

В комнате стало тихо. Бет с Иззи переглянулись.

– Я просто шутила, – сказала Бет.