Дарующий звезды

Она ощущала, как внутри зреет желание, подогретое поэзией и непривычным текстом маленькой синей книжки, вызвавшей образы, которые не терпелось воплотить в жизнь. Элис приоткрыла губы, позволив дыханию участиться и почувствовав разряд электричества, когда Беннетт застонал от удовольствия. Теперь он навалился на жену всей своей тяжестью, раздвигая мускулистыми бедрами ее ноги. Элис прильнула к нему, ей казалось, будто ее тело – это сплошные нервные окончания. Сейчас, подумала она, но эта мысль утонула в волне острого желания.

Сейчас. Наконец-то. Да.

– Что ты делаешь? – (Элис не сразу поняла, что он ей говорит.) – Что ты делаешь?

Элис отдернула руку. Опустила глаза:

– Я просто… я просто трогала тебя.

– Там?

– Я думала… тебе понравится.

Беннетт резко отодвинулся и, поспешно сдернув с жены одеяло, прикрыл пах. Но Элис уже сгорала от неутоленного желания, и это придало ей смелости. Она погладила мужа по щеке и произнесла, понизив голос:

– Беннетт, сегодня вечером я читала книгу. О том, какой может быть любовь между мужчиной и женщиной. Ее написала врач. И там говорится, что мы можем себе позволить доставить друг другу любое удовольствие, какое только…

– Что ты читала?! – Беннетт резко сел на кровати. – Что с тобой не так?

– Беннетт… это для женатых людей. Книга предназначена для того, чтобы помочь семейным парам обрести радость в спальне и… Ну, мужчинам, очевидно, нравится, когда их трогают…

– Прекрати! Неужели ты не можешь просто вести себя… как настоящая леди?

– Что ты имеешь в виду?

– Эти твои прикосновения и чтение грязных книжонок. Элис, что, черт побери, с тобой не так?! Ты сама… делаешь это невозможным!

Элис отпрянула, словно ее ударили:

– Я делаю это невозможным?! Беннетт, за целый год так ничего и не произошло! Ничего! А в наших клятвах мы обещали любить друг друга всем телом, причем во всех смыслах этого выражения! Мы поклялись перед Богом! В книге сказано, что для мужа и жены совершенно нормально трогать друг друга, как им нравится! Мы женаты! Там так и говорится!

– Заткнись!

У Элис на глаза навернулись слезы.

– Почему ты так себя ведешь, если я просто пытаюсь сделать тебя счастливым? Я только хочу, чтобы ты меня любил! Я ведь твоя жена!

– Кончай болтать! Неужели так уж обязательно говорить, как проститутка?!

– А откуда ты знаешь, как говорят проститутки?

– Ради бога, заткнись! – Беннетт швырнул на пол лампу, стоявшую на прикроватном столике, та разбилась вдребезги. – Заткнись! Элис, ты меня слышишь? Ты когда-нибудь перестанешь болтать?!

Элис буквально окаменела. Из-за стенки послышался протестующий скрип пружин матраса мистера Ван Клива, который начал вставать с кровати, и Элис закрыла лицо руками, приготовившись к неминуемому. И само собой, буквально через пару секунд раздался громкий стук в дверь их спальни.

– Беннетт, что у вас происходит? Беннетт? Что у вас там за шум? Ты что-то разбил?

– Папа, уйди, пожалуйста! Хорошо? Просто оставь меня в покое!

Элис в шоке смотрела на мужа. Она ждала от мистера Ван Клива вспышки гнева, в топку которого подбросили дров, но мистер Ван Клив, возможно ошарашенный непривычным поведением сына, молчал. Он постоял секунду-другую за дверью, дважды кашлянул, после чего зашаркал обратно в свою комнату.

На этот раз именно Элис решила покинуть супружеское ложе. Она встала с постели, собрала осколки разбитой лампы, чтобы не порезать босые ноги, аккуратно сложила все на прикроватный столик. Затем, не глядя на мужа, одернула ночную рубашку, надела стеганую ночную кофту и решительно направилась в туалетную комнату, где легла на кушетку, чувствуя, как снова каменеет лицо. Элис натянула на себя одеяло и принялась ждать утра или того момента, когда тишина в соседней комнате перестанет давить мертвым грузом на грудь.





Глава 10




Самая известная кровная вражда в горах Кентукки началась в Хиндмане после убийства Линвина Хиггинса. Дольф Дрон, помощник шерифа округа Нотт, собрал поисковый отряд и направился в округ Летчер с ордером на арест Уильяма Райта и еще двоих человек, обвиняемых в убийстве… В возникшей в результате драке несколько человек было ранено, а лошадь шерифа убита… (Уже позже Дьявол Джон Райт, главарь банды Райта, заплатил за погибшую лошадь, поскольку «сожалел об убийстве такого замечательного животного».)

Вражда продолжалась несколько лет. В ходе разборок погибло 150 человек.

УОР. Путеводитель по Кентукки




Зима в горах выдалась суровой. Марджери в темноте обвивалась вокруг Свена и, чтобы было теплее, закидывала на него ногу, памятуя о том, что там, снаружи, на колодце наросло четыре дюйма льда, который придется сбивать, да еще стая голодных животных с нетерпением ждет, чтобы их покормили, и эти два обстоятельства каждое утро делали последние пять минут под грудой одеял еще слаще.

– Это твой способ заставить меня сварить кофе? – сонно пробормотал Свен, целуя Марджери в лоб и переворачиваясь на другой бок с целью дать ей понять, что для него эти пять минут тоже самые сладкие.

– Я просто хотела сказать тебе «с добрым утром». – Марджери довольно вздохнула.

Кожа Свена так хорошо пахла. Иногда, когда он не приходил ночевать, Марджери спала в рубашке Свена, просто чтобы почувствовать его рядом. Она игриво провела пальцем по груди Свена, задав вопрос, на который он беззвучно ответил. Минута за минутой проходили в приятной неге, но вот наконец Свен нарушил молчание:

– Мардж, который час?

– Хм… Без четверти пять.

Свен жалобно застонал:

– Ты понимаешь, что, если бы ты жила у меня, мы могли бы вставать на целых полчаса позже?

– Это будет довольно трудно сделать. Плюс вероятность того, что Ван Клив подпустит меня к своей шахте, примерна равна тому, что он пригласит меня на чай к себе домой.

Свену пришлось признать, что Марджери права. Когда она в последний раз приходила к Свену – принесла ему забытую дома корзинку с ланчем, – Боб, охранявший вход на шахту Хоффман, с извинениями сообщил девушке, что получил специальные указания не пускать ее на территорию шахты. Конечно, у Ван Клива не было никаких доказательств причастности Марджери к распространению писем с юридическими советами по поводу блокирования взрывных работ в районе Норт-Риджа, однако при этом было понятно, что мало кто обладал возможностями – и смелостью – для выполнения подобной миссии. А публичный выпад Марджери по поводу приема на шахту цветных оказался реально болезненным.

– Насколько я понимаю, Рождество мы отпразднуем здесь, – заметил Свен.

– Ну да, соберем всех родственников, как обычно. Полон дом народу, – горячо прошептала Марджери, приблизив губы к лицу Свена. – Я, ты… э-э-э… Блуи. Лежать, Блуи! – (Пес, услышав свое имя, воспринял это как приглашение к кормежке и, забравшись на кровать к лежавшим в обнимку хозяевам, принялся лизать их лица.) – Ох уж эта собака! Ну ладно, хватит тебе! Все. Я пошла варить кофе.

Марджери села, оттолкнув Блуи, протерла сонные глаза и с сожалением убрала со своего бедра тяжелую мужскую руку.

– Ты что, решил меня спасти от самого себя, малыш Блуи? – спросил Свен, и пес, высунув язык и подставив живот, развалился между ними. – Вы что, оба против меня сговорились?

Марджери ухмыльнулась, услышав, как Свен сюсюкает с этим придурочным псом, и продолжала ухмыляться, пока шла на кухню, чтобы зажечь плиту.





* * *


– А теперь я хочу, чтобы ты мне кое-что объяснила, – сказал Свен, когда они ели на завтрак яйца, касаясь под столом ногами. – Мы с тобой проводим вместе практически каждый вечер. Едим вместе. Спим вместе. Я знаю, в каком виде ты предпочитаешь есть яйца, какой кофе пьешь, знаю, что ты не любишь сметану. Знаю, какой температуры должна быть вода в твоей ванне и что ты сорок раз проводишь по волосам щеткой, потом затягиваешь их узлом и на целый день забываешь о них. Черт, я знаю клички всех твоих животных! Даже курицы с тупым клювом. Минни.

– Винни.

– Ну ладно. Я знаю клички почти всех твоих животных. Так скажи мне, почему нельзя делать все то же самое, но только с кольцом на пальце?

Марджери глотнула кофе:

– Ты обещал больше не заводить разговоров на эту тему. – Она улыбнулась, но в этой улыбке явно читалось предостережение.

– Я тебя ни о чем не буду просить. Как и обещал. Мне просто любопытно. Потому что я, собственно, не вижу особой разницы.

Марджери положила нож и вилку на тарелку:

– Ну, здесь есть разница. Потому что прямо сейчас я могу делать что захочу и никто мне не указ.

– Я ведь уже говорил, что ничего не изменится. И за десять лет ты уже вполне могла бы убедиться, что я человек слова.

– Да, я знаю. Но речь не только о свободе действий, а скорее о свободе мыслей. Мне важно знать, что я ни перед кем не держу ответ. Хожу куда хочу. Делаю что хочу. Говорю что хочу. Свен, я люблю тебя, но люблю тебя как свободная женщина. – Марджери взяла его за руку. – Ведь я здесь, с тобой, исключительно потому, что сама этого хочу, а не из-за кольца у меня на пальце. И разве это не является высшим проявлением любви?

– Я понимаю твои доводы.

– Тогда что?

– Я думаю. – Свен отодвинул тарелку. – Похоже, я просто… боюсь.

– Но чего?

Он вздохнул. Задумчиво повернул ее руку ладонью вверх:

– Что в один прекрасный день ты скажешь, чтобы я уходил.

Ну как ей было убедить его, что он глубоко заблуждается? Как дать ему понять, что она еще никогда не встречала мужчины лучше его и те несколько месяцев, которые она провела без него, показались ей холодными и безрадостными? Как сказать ему, что даже по прошествии десяти лет, когда он кладет руку ей на талию, у нее что-то екает и сладко замирает внутри?

Поднявшись со стула, Марджери обняла Свена за шею и села ему на колени. Прижалась щекой к его щеке и прошептала ему на ухо:

– Я никогда и ни за что не скажу, чтобы ты уходил. И не надейтесь, мистер Густавссон. Я буду с тобой днем и ночью, пока у тебя хватит сил меня терпеть. А ты знаешь, я всегда говорю то, что думаю.