День, когда пропала Вероника

Миша обнял ее за плечи и привлек к себе, целуя в волосы.

– Давай уедем, пожалуйста, – плаксиво повторила Маша.

– Нет, – прошептал муж ей на ухо, – мы останемся здесь.

Маша рванула в сторону, словно что-то хлесткое, как укус змеи или удар плеткой попало в самое сердце, но Миша ее удержал. Резким движением снова привлек к себе и повторил еще раз, на этот раз повысив голос.

– Ни я, ни Вера – мы никуда не поедем. Это наш дом и это будущее нашего ребенка. А если ты решишь уехать, то это твой выбор. Только знай, что больше ты нас никогда не увидишь. Потому что Веру я тебе не отдам. Не разрешу гробить жизнь дочери в угоду твоим капризам.

Миша отпустил ее и она, пошатнувшись, отпрянула и больно ударилась об угол стола.

Маша с ненавистью уставилась на человека, который смел калечить ее жизнь.

– Я тебя ненавижу, – прошипела она.

– Придется тебе как-то с этим жить, – с трудом удерживаясь от крика пожал плечами Михаил и вышел из кухни, оставляя жену давиться слезами и отчаянно искать пути выхода из безвыходной ситуации.





* * *


Она легла в зале и не сомкнула глаз до утра. Когда часы пробили половину шестого Маша откинула одеяло и даже привстала, но тут же, услышав шум из спальни, рухнула назад и притворилась спящей. Михаил, одетый в спортивный костюм, вышел из комнаты и подошел к дивану, на котором спала жена. Она выглядела такой маленькой, беззащитной и несчастной, что у него защемило сердце. Может быть, лучше отпустить ее к нему? Дать возможность стать счастливой рядом с тем единственным, кого она по-настоящему любила?

Михаил сразу же откинул эту мысль. Они уже это проходили. Но много лет назад Маша сама выбрала его, они создали семью и взяли на себя ответственность за ребенка. Все вернется на круги своя, жене лишь нужно перебеситься и прийти в себя. Он протянул руку, чтобы погладить ее по лицу, но в последний момент решил не будить – пусть поспит, успокоится.

Маша старалась дышать глубоко и равномерно, чтобы ни в коем случае не показать мужу, что она не спит. Иначе разговора было не миновать, а у нее не было ни малейших сил на выяснение отношений. К тому же, она боялась, что дрогнет. Что безыскусное «прости» или «давай все обсудим» смогут помешать тому, что она решила этой ночью. Окончательно и бесповоротно.

Оставалось лишь начать действовать, чтобы не дать себе времени одуматься. Так, как она всегда действовала в критические моменты. Быстро, четко и старательно прогоняя любые мысли и сомнения.

Она, правда, немного удивилась, почему муж ушел так рано, не взяв с собой Веру. Той ведь в школу к восьми и Миша обычно отвозил дочь утром сам, давая Маше возможность поспать. Возможно, сегодня он решил Машу наказать и заставить саму везти Веру в школу?

Едва за Михаилом захлопнулась дверь, как Маша села и прислушалась. Сквозь тонкие стены было слышно, как супруг затопал вниз, а спустя несколько секунд хлопнула тяжелая дверь подъезда.

Маша вскочила и, схватив вчерашнюю одежду, неаккуратной грудой валяющуюся возле дивана, скользнула в нее одним движением.

Быстро написав от руки записку, текст которой она тщательно обдумала ночью, Маша взяла документы, по которым ее смогут опознать, и направилась в прихожую. Прежде чем обуться, задумалась – а что, если Верочка проснется и поймет, что она одна в квартире? Испугается? Наверняка.

Маша почувствовала злость – и куда только Мишу понесло с утра пораньше? Может лучше остаться, дождаться его возвращения и перенести все на завтра? Но она тут же отмела эту подлую трусливую возможность краткой паузы, которую пыталась выторговать душа. Нужно действовать. Не давать себе времени на раздумье. Миша еще вернется, чтобы принять душ, переодеться и отвезти дочку в школу. Не пойдет же он на работу в таком виде? А Вера будет дрыхнуть до его возвращения, ее из пушки не разбудишь.

Маша бросила взгляд на часы – еще нет шести, но Таня, наверняка, уже освободилась, пьет утренний кофе вприкуску с горячим круассаном, смотрит на обрастающую суетой заправку и обдумывает планы на день. Они были бесхитростны, как и сама девушка.

Вначале она вернется в свою крохотную комнату в небольшой квартирке под самой крышей, которую она делила с другими ночными бабочками. Поспит часов до двух-трех, затем поваляется в ванной, разглядывая пестрые журналы, переливающиеся глянцем, яркими цветами и сулящие призрачное счастье. Ласково шепчущие – купи это, и ты станешь похожа вот на ту женщину, богатую и знаменитую, у чьих ног лежат лучшие мужчины мира.

Таня всегда велась на эту ложь. Ради циничного мифа она и сегодня обслужит еще одного или двух клиентов, а затем выйдет на прогулку, разглядывая витрины и высматривая обновки, которые смогут сделать ее счастливой хотя бы на краткий миг и приблизить к идеалу с обложки.

Убедившись в том, что дочь спит, и положив записку на кухонный стол, Маша вышла из квартиры. Мелькнула мысль о том, чтобы поцеловать Верочку на прощание, но она ее отмела. Дочка проснется, и она может дрогнуть. Уходить лучше не прощаясь, так легче. Выйдя из подъезда, Маша побежала к заправке, все ускоряясь, стараясь сбившимся дыханием заглушить собственные мысли.

– О, ты как здесь? – удивилась и одновременно обрадовалась Таня, расцеловывая подругу в обе щеки, – что-то случилось?

Сегодня Таня была одета в те вещи, которые ей подарила Маша, и она сочла это хорошим знаком. Сейчас или никогда.

– Таня, давай уедем? – выпалила она.

– Куда? – не поняла девушка, продолжая улыбаться.

– В мою страну. Ты сможешь начать все сначала, я тебе помогу.

– Что с тобой, Маша? Зачем мне уезжать? – Таня продолжала улыбаться, но почувствовав, что речь идет о чем-то серьезном, чуть пригасила веселье.

– Неужели тебе нравится твоя жизнь? – всплеснула руками Маша, – все вот эти старые, вонючие «голубки», убогая комната, отсутствие других радостей кроме шмоток?

– Ну мы же с тобой это обсуждали, это временно, – равнодушно пожала плечами Таня, допивая приторный кофе.

– Не помню, кто сказал, что нет ничего более постоянного, чем временное, – покачала головой Маша, – давай уедем. Что тебя здесь держит? А там, в моей стране, ты встретишь нормального парня, выйдешь за него замуж, родишь детишек. Все будут тебя уважать и хотеть с тобой дружить, потому что ты иностранка, а мы любим иностранцев. Ты сможешь преподавать язык, например. И покупать себе дорогие вещи. А захочешь, выучишься на психолога, да к иностранному психологу очередь на прием выстроится. Ну?

Отличительной чертой Тани была импульсивность, это Маша уже хорошо усвоила. На это и рассчитывала.

– Вот прям так сорвемся и поедем? – переспросила подруга, становясь серьезной и откладывая в сторону недоеденный круассан.

– Да, – кивнула Маша, – электричка уходит через полчаса. Доедем до аэропорта, купим прям там билеты, я проверила, самолет полупустой, они еще есть. И махнем в новую жизнь. Вернуться ты всегда успеешь.


– Но нас будут искать, – неуверенно возразила она.

– Кто? – горько рассмеялась Маша, – твоя мать или мой муж, сказавший, что я могу катиться куда угодно?

Таня замолчала, растерянно глядя на ставшую такой родной заправку. Ее подруга была права, ее действительно ничего здесь не держало. А что, если правда вот так вот взять и сделать шаг в безумие? Когда ж его еще делать, как не в молодости?

– А мы успеем заскочить ко мне, я возьму деньги и паспорт? – неуверенно спросила она.

– Да, – улыбнулась Маша, с трудом сдерживая ликование.

Наверное, только самые безумные планы так легко осуществляются. Реши она провернуть все заранее и тщательно подготовиться к побегу, ничего бы не вышло.

Таня жила в десяти минутах ходьбы от заправки. Почти бегом они добрались до ее дома. Документы и деньги Таня предусмотрительно отдала Маше – она сама рассеянная, отвлечется и непременно потеряет, Маша куда более дисциплинированная.

В небольшую сумку девушка кинула самое дорогое – новинки из предпоследней коллекции, любимые духи, безделушки и старенький неработающий Ролекс, подарок одного из постоянных «голубчиков».

На вокзал они пришли вовремя. Станция была битком набита, ведь в это время большинство жителей их небольшого городка торопились на работу. Рачительные бургеры оставляли автомобили на огромной парковке, построенной возле железнодорожного вокзала, и ехали в город на общественном транспорте, спасая планету и экономя на городском паркинге.

Маша любила местные поезда. Чистые, аккуратные, в них можно было уютно устроиться на мягком сидении, читать книгу, слушать музыку или просто думать о Валере. Иногда поезда ей нравились даже больше, чем собственный дом. Наверное, даже логично, если здесь все и закончится.

– Ты думаешь, у меня все получится? – дрогнувшим голосом спросила Таня, завидев приближающуюся электричку.

– Что получится? – рассеянно переспросила Маша, полностью погруженная в свои мысли.

– Ну новая жизнь, муж, детишки, – неуверенно пояснила Таня, ощущая непонятное волнение, нарастающее по мере приближения поезда.

– Знаешь, не в них счастье, – подруга вдруг посмотрела на нее чужими, враз потемневшими глазами.

– А в чем? – бестолково переспросила Таня.

– В любви. Без нее нет никакого смысла жить, – последняя фраза утонула в резком гудке хищного стального поезда, отпугивающего легкомысленных пассажиров от края платформы. Маша крепко обняла Таню, на секунду зажмурилась, отступила и сделала последний шаг под оглушающий крик не вовремя обернувшихся на них пассажиров.





* * *


Плач Верочки он услышал еще на улице и припустил бегом. Что происходит? Неужели опять ссора? Или, может быть, Маша ушла, оставив ребенка одного? В последнее время все труднее было предсказать ее мысли и поступки. Наверное, не надо было ему уходить из дома так рано. Дурацкая идея с букетом, который он решил подарить ей с утра пораньше и попросить прощения за вчерашние резкие слова. Неужели мертвые цветы способны вернуть любовь жены? Хотя… Однажды они уже помогли.

Давным-давно, после того как Маша сказала ему «нет», он просто каждый день приходил к ней домой, звонил в дверь, молча вручал букет и уходил. Так продолжалось много месяцев вплоть до того дня, пока она, вся в слезах и с перемотанными запястьями, не сказала ему «да».

Всю предыдущую ночь Миша не спал и решил вернуться к тактике, которая однажды ему уже помогла – осады и выжидания. Он не хотел быть жестоким, с ней так нельзя. Она слишком нежна и хрупка, как экзотический цветок. Этим она его и привлекла в свое время. Так непохожа на серых бесцветных девушек, учившихся вместе с ним в политехническом университете. Маша была словно птичка колибри – маленькая, яркая, венец Божьего творения. Вначале он и не думал, что сможет заинтересовать ее, но как только она поругалась с человеком, которого любила, Миша инстинктивно почувствовал, что у него есть шанс. А дальше действовал как варан – укусив свою жертву, он ходил за ней по пятам, ожидая, когда же она полностью окажется в его воле.

Ворвавшись в квартиру, он отбросил букет на тумбочку, стоявшую возле двери, и громко позвал:

– Маша! Вера!

К этому моменту у Веры уже не осталось сил кричать, она лишь судорожно всхлипывала, пытаясь поймать ускользавший воздух и побледнев до синевы. Миша, распахнувший дверь в комнату дочери, немедленно подхватил ее на руки и принялся гладить по голове:

– Ну же, милая, что случилось? Где мама?

При упоминании о маме Вера зашлась таким криком, что Миша на секунду предположил, что придется ехать в больницу. В руках девочка сжимала какую-то бумагу и Мише показалось, что именно они причина истерики дочери.

– Что там у тебя? Покажи! – он попытался разжать судорожно сжатый кулак, но с первой попытки ему это не удалось.

Миша попытался усадить дочь на диван, но девочка вцепилась в отца и кричала так, что он с трудом услышал звонок в дверь. Это, наверное, Маша. Но почему она не открыла дверь своим ключом? И почему ушла, оставив дочь одну? Чувствуя все нарастающее бешенство и прижимая бьющуюся в истерике дочь к себе, Миша направился в прихожую и, распахнув дверь, непонимающе уставился на двух полицейских. Те смотрели смущенно и почему-то виновато. Вид людей в форме заставил Веру замолчать.

– Мама, – всхлипнула она и полицейские переглянулись. Мише показалось, что сердце рухнуло в пропасть и увлекает его за собой. Он прислонился к стене, чтобы не упасть вместе с дочерью. Почувствовал, как слабеют руки и ноги.

– Что случилось? – с трудом прошептал он.

– Михаил Синица? – спросил один из мужчин, постарше, сверяясь с бумагой, которую держал в руках, – мы могли бы поговорить с вами наедине?

Он выразительно взглянул на Верочку, крепко прижавшуюся к отцу.

– Это Мария? – прошептал Михаил.

Второй полицейский, помладше, кивнул.

Миша попытался что-то сказать Верочке, как-то увести ее, изолировать, взять весь кошмар на себя, но вместо этого просто разрыдался, как ребенок, рухнув вместе с ней на пол.