Дикие мальчики

навеки сокрыта в ее смеженных очах.

В одиночестве долгом на себе испытала,

сколь тщетна мудрость даже для мудреца.





Она была закоренелым ипоходриком и основательно накачивалась лауданумом. И в результате страдала запорами, что призывало очередную пригожую молодую монахиню к высшему служению прямой кишке. За такой честью неизменно следовал ночной визит Христа с пристегнутым членом. В молодости Зеленая Монахиня подумывала, не приказать ли Бобу ограбить банк спермы. Тогда она могла бы объявить о непорочном зачатии. Но она оставила честолюбивые помыслы. Работа в детском саду – важнее мирских соблазнов, фотографии на обложке журнала «Лайф».

Мало-помалу учишься не иметь ни единой мысли, которую стыдно было бы поведать Зеленой Монахине, и не делать ничего такого, что было бы стыдно сделать в ее присутствии. Рано или поздно вступаешь в «Клуб Г». Обращенным пациентам каждую ночь перед отбоем выдают четверть грана морфия, привилегия, которой лишают за любой проступок.

– Теперь ты ведь знаешь, что летать во сне НЕХОРОШО, правда? За это ляжешь спать без лекарства.

Дрожа от ломки в ледяной палате, весь следующий день нарушитель должен выглядеть радостным и счастливым, возясь с карандашами и пластилином. Одри научился рисовать Деву Марию и святую Терезу так, чтобы они безошибочно походили на Зеленую Монахиню. Из пластилина безопаснее всего лепить кресты. Вскоре после заключения он совершил ошибку, слепив обнаженную греческую статую. В тот день линейка сестры отхлестала его тонкое голубое запястье, и его заставили написать десять тысяч раз во многих местах «я – грязная маленькая тварь».



Головокружительное мельтешенье комнат и лиц, бормотанье множества голосов, запах человечьих ночей… Фоном – дома из красного кирпича, шиферные кровли, задние дворы и компостные ямы Сент-Луиса… В детстве у него была английская гувернантка с такими безупречными рекомендациями, что позже Одри заподозрил, что их изготовил какой-то наемный писака с Флит-стрит в убогой пивной возле Эрлс-корт.

«Повторяй почаще «лорды» да «лейди», – говаривала она, – ни в жисть не прогадаешь».

Приставив ухо к прижатой к стене хрустальной чернильнице из письменного прибора, он ловил шепотки из нижнего мира прислуги… Сутенерствующий шофер-шантажист… «Так просто вы от меня не отделаетесь, лорд Брамблти». Передозировка морфия в Кенсингтонском доме для престарелых… «Она сказала, миссис Чаррингтон спит и ее нельзя беспокоить».

Получив письмо из Англии, гувернантка внезапно уволилась.

После была старая ведьма-ирландка, учившая его заклинать жаб. Она умела, выйдя на задний двор, тихим пением выманить жабу из-под камня, и Одри тоже это освоил. У него завелась жаба-приживала, обитавшая под камнем у пруда с золотыми рыбками и появлявшаяся по его зову. А еще старуха научила его проклятию, которое вызывало из заплесневелого хлеба «слепящего червя».

Одри ходил в прогрессивную начальную школу, где учеников поощряли выражать свое я, лепить из глины, чеканить медные совки для золы и мастерить каменные топоры.

Чуткий и умеющий вдохновить учитель пишет на доске школьную пьесу, а класс подсказывает идеи:



ДЕЙСТВИЕ 1



Сцена первая: Две женщины у водопоя.

1-я женщина: Я слыхала, прошлой ночью тигр сожрал ребенка Баст.

2-я женщина: Да. Нашли только его оловянного солдатика.

1-я женщина: Никому из нас небезопасно, пока тигр бродит поблизости. (Нервно озирается по сторонам.) Темнеет, Секстет, я иду домой.



Воистину величайшим занудой Сент-Луиса был полковник Гринфилд. Он вечно рассказывал застольные анекдоты, занимавшие по полчаса, а пока он говорил, никто, разумеется, и притронуться не смел к еде.

Одри смотрит на остывающую индейку, он почти готов наслать на полковника «слепящего червя».

– …А тем временем старый чернокожий еврей заявился в «Палас-отель» в Палм-Бич. И десять минут спустя ночной портье, только-только окончивший курсы отельеров в Техасе, никнет под буравящим холодным взглядом майора Брэди.

– Это ты заселил мистера Роджерса, урожденного Каика?

– Ну да, сэр, я. Он же забронировал.

– Ничего он не бронировал. Произошла ошибка, болван ты этакий. Ты что, черного еврея не распознаешь, когда увидишь?

А тем временем старый черный еврей позвонил в обслуживание номеров:

– Не могли бы вы прислать горничную с п’тенцем.

– Птенец, сэр? Вам нужен птенец? Или вы имеете в виду перец? Прошу прощенья, сэр, кухня закрыта. Ведь сейчас три часа утра.

– Мне плевать, закрыта кухня или нет. Мне плевать, какой сейчас час. Мне нужен п’тенец.

– Прошу прощения, сэр.

– Хочу поговорить с управляющим, п’жалуста… (Попытки изобразить диалект становятся все глупее и утрированнее по мере того, как полковник горячится.)

Ночной портье звонит на дом майору Брэди:


– Старый черный еврей из двадцать третьего ни с того ни с сего требует перца!

– Ладно. У нас первоклассный отель. Откройте кухню и дайте ему все, что он хочет… Скорее всего он привез с собой собственного карпа и хочет готовить рыбу-фиш.

И вот ночной портье звонит старому черному еврею:

– Все в порядке, сэр, какого сорта перец вам нужен? Красный? Белый? Черный?

– Не нужен мне перец. Мне не нужен красный перец. Мне не нужен белый перец. Мне не нужен черный перец. В моем номере нет п’те… полотенец!

Верблюд… игольное ушко… бревно в глазу…

Полковник сжег дотла Сент-Луис. Однажды, когда Одри неохотно пришел с запиской в дом полковника Гринфилда, то застал того за рассказыванием занудных анекдотов негру-дворецкому.

– Вот на старой гринфилдской плантации у нас были ниггеры домашние и ниггеры полевые, и полевые ниггеры никогда не входили в дом.

– Да, сэр. Полевые ниггеры никогда не входили в дом.

– Домашние ниггеры об этом сами заботились, верно, Джордж?

– Да, сэр. Домашние ниггеры об этом заботились, сэр.

– Так вот, куда бы я ни приехал, я первым делом достаю телефонную книгу и разыскиваю тех, кто носит фамилию Гринфилд. Их довольно мало, и все они очень достойные люди. Так вот, несколько лет назад в Буффало, штат Нью-Йорк, я выписал адрес Абрахама Л. Гринфилда и показал его черномазому таксисту. «Думаю, у вас неверный номер, босс». – «Адрес правильный, водитель». – «Я все же думаю, вы ошиблись номером, босс». – «Заткни свою черномазую пасть и езжай, куда сказано». – «Есть, босс. Приехали, босс. Ниггер-таун, босс». – «Так мы что, в Ниггер-тауне?» – «Да, сэр. В самом что ни на есть Ниггер-тауне, сэр». Тогда я вылезаю и стучу в дверь, и мне отрывает старый хрен со шляпой в руке.

– Да, сэр, со шляпой в руке, сэр.

– «Добрый вечер, масса, и да благословит вас Бог», – говорит он. – «Твоя фамилия Гринфилд?» – спрашиваю я. – «Точно так, босс. Абрахам Линкольн Гринфилд». И тут выясняется, что он был одним из наших старых домашних ниггеров.

– Да, сэр, одним из ваших старых домашних ниггеров, сэр.

– Он пригласил меня войти и предложил чашку кофе с домашним карамельным тортом. Ни разу не присел, просто стоял, кивал и улыбался… Вот это толковый черномазый.

– Да, сэр, толковый черномазый, сэр.





И поглубже зарой в свинарнике хлеб


Одри был бледным худышкой с лицом в шрамах от гноящихся душевных ран.

– Он похож на пса-овцеубийцу, – обронил как-то один сент-луисский аристократ.

В Одри было что-то гнилое и нечистое, вонь ходячего мертвеца. Швейцары не пропускали его, когда он приходил в гости к богатым друзьям. Лавочники совали ему сдачу без тени «спасибо». Он проводил бессонные ночи, рыдая в подушку от бессильного гнева. Он читал приключенческие рассказы и воображал себя путешественником-джентльменом вроде «Майора»: пробковый шлем, хаки, «Уэбли» на поясе и верный слуга-зулус рядом. Тупенький печальный ребенок, живущий и дышащий старым бульварным чтивом. В шестнадцать лет его отправили в привилегированную школу, известную как Академия Пойндекстер, где он чувствовал себя эдаким сомнительным домашним ниггером. Однако его приглашали на большинство вечеринок, и миссис Кайндхарт была подчеркнуто с ним мила.

В начале учебного года в сентябре в академии появился новичок. Держался он отчужденно и загадочно, и никто не знал, откуда он. Ходили слухи насчет Парижа, Лондона, школы в Швейцарии. Звали его Джон Гамлин, и жил он у родственников в Портленд-плейс. Ездил он на великолепном «Дюзенберге». Одри, у которого был старый разбитый «Мун», пораженно рассматривал это произведение искусства: роскошную кожаную обивку, латунные накладки, плетенку на дверцах, громадную фару-прожектор с рукояткой, как у пистолета. Одри писал: «Ясно, что он проделал немалый путь, явился, покрытый пылью путешествий и пятнами неведомых земель. Запонки на манжетах из тусклого металла, словно поглощающего свет, рыжие волосы отливают золотом, большие зеленые глаза широко расставлены».

Новичок проникся симпатией к Одри, а приглашения сынков богатеев с изысканной ловкостью отклонил. Это не расположило к Одри важных птиц школы, и в результате школьный журнал холодно отверг его рассказы.

– Отдает патологией, – заявил ему редактор. – Нам нужны рассказы, после которых ложатся спать в хорошем настроении.

Дело было в пятницу, 23 октября 1929 года. Ясный голубой день, опадающие листья, полумесяц в небе. Одри Карсонс шел по Першинг-авеню… Simon, aime tu le bruit des pas sur les feuilles mortes?[36] Он вычитал фразу в одном памфлете из серии «Голубые книжицы» Хольдмана Юлиуса и собирался вставить фразу в рассказ, который как раз сочинял. Его герой, разумеется, умеет говорить по-французски. На углу Першинг и Уолтон он остановился посмотреть на белку. Мертвый лист на секунду застыл в его взъерошенных русых волосах.

– Привет, Одри! Хочешь прокатиться? – Это был Джон Гамлин за рулем «Дюзенберга».

Гамлин открыл дверцу, не дожидаясь ответа. Он развернул машину и поехал на запад, свернул налево по Эвклид, потом вправо на Линделл… Бульвар Скинкер, выезд из города… Клейтон… Гамлин глянул на наручные часы:

– К ленчу можно добраться до Сент-Джозефа. Там есть отличный ресторан у реки, подают недурное вино.

Одри, разумеется, пришел в восторг. Мимо проносился осенний сельский пейзаж, впереди – прямая лента дороги.

– Сейчас покажу тебе, на что способна эта малышка.

Гамлин медленно вдавливает в пол педаль газа… 60… 70… 80… 85… 90… Одри подается вперед, рот приоткрыт, глаза сияют.



В Палаточном городке в разгаре конференция на высшем уровне высокопоставленные чиновники участвуют в КОНТРОЛЬНОЙ ИГРЕ. Конференцию созвал техасский миллиардер, который щедро финансирует «Моральное перевооружение»[37] и поддерживает уйму евангелистов. Конференция проходит за пределами Сент-Луиса в штате Миссури, ибо Зеленая Монахиня наотрез отказывается покинуть свой детский сад. Великосветские властительницы чаепитий сочли, что будет забавно разбить палаточный городок на манер армейского лагеря 1917 года. Участники конференции обсуждают Операцию Г. Б. (иначе говоря, «Гнев Божий»).

Элита после пары коктейлей обычно становится циничной. Молодой человек из новостного журнала обнаружил среди собравшихся симпатичного фулбрайтовского стипендиата[38], и теперь они острят в уголке за мартини. Пьяный американский сержант едва держится на ногах. У него коротко стриженные, с проседью волосы и багровое лицо кадрового военного.

– Скажу по-простому для гражданских… Вы даже не знаете, какие кнопки нажимать… мы берем кучку длинноволосых мальчишек, трахающих друг друга, пыхающих травой и плюющихся кокаином на Библию, и хлещем их по заднице национальным флагом. Мы показываем этот фильм приличным прихожанам из Библейского пояса. Следим за реакцией. Как-то один верующий шериф, на пистолете которого семь зарубок по числу убитых ниггеров, прострелил камеру. Выяснилось, что он тот еще фрукт, и парни из «Лайф» сделали про него репортаж. Похоже, это у него семейное, сила, дарованная его роду богом, разить нечестивых: его бабка уложила ею наповал одну блядь посреди улицы. Когда мы показали фильм одному толстому сенатору с Юга, у него глаза лопнули, с ног до головы забрызгав оператора. Меня измочалили в Париже. В Тунисе мне заехали в пах коленом сайентологи из Морской организации. Меня поливали перечным газом в Чикаго и забрасывали скорпионами в Марракеше, поэтому лягушачьи яйца в физиономию – это так, пустяки, рутина. То, что мальчики из наркоконтроля зовут общественным порицанием, отразило и сконцентрировало двадцать миллионов картинок «Я ВАС НЕНАВИЖУ» в едином порыве. Если хотите дело сделать, приезжайте в СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ. И ПОВЕРНУТЬ ЭТО МОЖНО ПРОТИВ КОГО УГОДНО. Вы, англичашки недобитые…