Дневник чужих грехов

— Аня, — улыбнулась она. — Отлично выглядишь, девочка моя. Ты от Коровиных?

— Да, заглянула на минутку.

— А я к ним.

— Часто их навещаете?

— Обычно раз в неделю. В основном для спокойствия Екатерины Осиповны.

— В каком смысле? — нахмурилась я.

— В том смысле, девочка моя, что мало чем могу помочь. Последствия, к сожалению, необратимы. Слава богу, что состояние стабильное и повода для особого беспокойства нет. Но попробуй ее в этом убедить. Уж эти мне жены великих… — покачала головой Ольга Маратовна, широко улыбаясь, а я спросила:

— А как же приступы удушья?

— Какие приступы? — удивилась она. — Это тебе Екатерина Осиповна нарассказывала? Все у него нормально. Хотя мы, как известно, смертны, и совсем уж расслабляться не стоит, — тут она подмигнула, сказала: — Будь здорова! — и зашагала дальше в своих нелепых калошах. А я в растерянности смотрела ей вслед.

Сомневаться в компетенции Ольги Маратовны у меня повода не было, ее считали хорошим врачом, но я дважды присутствовала при приступах, которые случились с Коровиным, и это совершенно точно не выдумка озабоченной супруги, что бы там врач ни говорила. Откуда ни возьмись, вдруг явилось беспокойство, а вслед за ним тоска, которой я вовсе не находила объяснения.

Верный встретил меня радостным лаем. Накормив его, я устроилась на крыльце, подставив лицо осеннему солнцу. Верный носился по двору. Немного понаблюдав за ним, я перевела взгляд на ворота, ведущие во двор, подошла к ним с желанием проверить: заперты или нет? С чего я вдруг решила, что без меня здесь кто-то побывал? Верный службу несет исправно.

Я вновь устроилась на ступеньке, но вскоре отправилась в дом, прошлась по кухне, заглянула в гостиную, точно что-то искала… Я всерьез думаю, что без меня здесь были «гости»? Не похоже. Все на своих местах. Мне кажется, я бы почувствовала, загляни сюда кто-то без моего ведома. И все же беспокойство не отпускало.

— Глупости, — вслух произнесла я, словно пытаясь избавиться от наваждения.

Тут же возникло желание позвонить Звягинцеву, попросить, чтобы приехал. Это уж вовсе никуда не годится. Я в своем доме, здесь мне нечего бояться. Убийца, по мнению участкового, мог искать в доме свидетельства его вины, случайно оказавшиеся у Стаса. Кстати, а почему бы мне не заняться поисками? Вопрос, что это может быть? Вдруг я уже не раз видела улику, понятия об этом не имея?

Если ее видела я, можно предположить, что убийца бы ее тоже увидел. Значит, Стас все надежно спрятал. Где? В доме? Возле дома? Широкое поле деятельности открывается. Допустим, в доме… Бабка пережила здесь войну, а в такое время тайник совсем не лишний. Я о нем могла не знать, а вот Стас… Он был с Агнес все это время. Хотя один тайник мне известен. В углу, за печкой. Изразцовая плитка легко вынималась, а за ней пустота. Помнится, случайно обнаружив тайник во время уборки, я прятала в нем сигареты от вездесущей Агнес. Знала она о тайнике или нет, так и осталось для меня загадкой.

Отдернув занавеску, я шагнула в узкое пространство между стеной и печью, опустилась на колени и нащупала плитку. Кажется, эта. Она поддалась далеко не сразу, пришлось сходить за ножом, аккуратно подцепить одну сторону. Плитка оказалась на полу, а я с сильно бьющимся сердцем сунула руку в образовавшееся отверстие и едва не закричала: в тайнике, безусловно, что-то было. Бумага, нет, тетрадь… Обычная тетрадь в коричневой обложке.

Я поспешно выбралась на свет, уже догадываясь, что держу в руках. Так и есть: дневник Марты. Скорее всего, та самая пропавшая тетрадь, о которой говорила Танька. Выходит, ее забрал Стас. Но почему? Что хотел скрыть, спрятав ее в тайник и ничего не сказав моей подруге? Может, просто не успел рассказать? Потому что убийца не дал ему такой возможности?

Я прошла к окну, села за стол, держа тетрадь обеими руками, пальцы заметно дрожали. Позвонить подруге? Или Звягинцеву? Я еще решала, что следует сделать в первую очередь, когда заметила закладки. Листы отрывного календаря. Первый — с датой смерти Стаса, второй, следующий за ним день… Приехав сюда после его смерти, мы обратили внимание на календарь. Почему вдруг Стас оторвал листок на день вперед? И даже увидели в этом какой-то знак… А все оказалось проще. Ему понадобились закладки, а под рукой был только календарь.

Я открыла тетрадь, отложив в сторону первую закладку. Увидев дату, когда была сделана запись, я на мгновение замерла, словно собираясь с силами, начала читать, и вскоре стало понятно, что заинтересовало Стаса. Через много лет после войны дед вдруг объявился, прислал весточку через знакомых, оказавшихся за границей. Они и передали Агнес письмо.

«Неужто бабка его не сохранила? — растерянно думала я. — Быть такого не может! Или может?»

Одно ясно, письмо было. Марта рассказывает о нем довольно подробно. Дед не только смог выбраться из полыхающей Европы, но и неплохо устроился, правда, на другом континенте. Занесло его, в конце концов, в Аргентину. С теми же людьми бабка, по словам Марты, передала ему ответ, подробный рассказ о детях, которых он оставил когда-то, а двоих так и не увидел… Закончилась на этом их переписка или нет, и что, в конце концов, стало с моим непутевым дедом? Он женился, завел еще детей? Как жил все эти годы?

И тут — толчок в сердце и словно вспышка — воспоминание. Я сижу в кафе в Буэнос-Айресе, ко мне подходит старик, седой, с аккуратной бородкой. Спина прямая, чувствуется в нем немалая сила, а еще благородство… да, именно так. Я тогда подумала, он похож на белогвардейского офицера. Старик попросил разрешения присесть рядом, а потом, путая русские и испанские слова, стал задавать вопросы. Я приехала из России? Мои родители здесь работают? Может он узнать мое имя? Он очень давно покинул родину, и ему приятно поговорить с кем-то по-русски. Я из Москвы? А он когда-то жил… и называет место. А я, в полном обалдении, начинаю рассказывать…

— Из моих родственников там никого не осталось, — говорит он. — Но кое-кого из соседей вы, быть может, знаете?

Он произносит пару имен, которые ни о чем мне не говорят, а потом… потом имя Агнес… В то сумасшедшее лето я встретилась со своим дедом. С этим сукиным сыном, который сделал мою бабку несчастной. Или наоборот? Попробуй разобраться в чужой жизни…

Я потянулась к мобильному, набрала номер Роланда.

— Ты просил позвонить, если в дневниках обнаружится что-то про судьбу деда, — сказала я, когда он ответил.

— Неужто обнаружилось? — усмехнулся Роланд.

— Представь, да. Стас нашел запись о нем в одной из тетрадей Марты, когда был в ее доме.

Я стала читать, старательно водя пальцем по строчкам.

— Это все? — спросил он, когда я закончила.

— Надеюсь, что нет. У Таньки еще полно работы, авось да и возникнет где-нибудь… Тут, кстати, еще есть закладка. Но главное даже не это.

— А что?

— Я его видела.

— Кого? Деда?

— Ага.

— Не знаю, что и думать. Я должен понимать твои слова буквально?

— Скорее всего, Агнес сообщила ему об том, что его дочь находится в Аргентине. Возможно, он встречался с мамой. Надо будет спросить, не подходил ли к ней симпатичный старикан с разговорами о бывшей Родине. Ко мне он подсел в кафе, и мы болтали с ним больше часа.

— И ты его не узнала?


— Шутишь? На фото ему тридцать, а теперь, прикинь, сколько было во время нашей встречи. Да мне и в голову не могло прийти, что это мой дед.

— О себе он что-нибудь рассказывал?

— Наверное. Только я ничего не помню.

— А имя назвал?

— Кажется. Слушай, для меня это был чудаковатый старикан, подсевший в кафе. Вся надежда, что Марта еще упомянет его в дневниках.

— Даже если нет… по крайней мере, мы знаем, он смог выбраться отсюда… Везунчик… Ладно, пока…

Я повертела мобильный в руке, прикидывая, позвонить Таньке или сначала закончить с дневником? В отличие от Роланда, мне не терпелось узнать, какую еще запись отметил Стас. В общем, мобильный я отложила. Открыла тетрадь на нужной странице и стала читать, поначалу теряясь в догадках, почему это могло заинтересовать моего дядю. А когда поняла, о ком идет речь… это было сродни ледяному душу, дыхание перехватило, а я замерла, таращась на тетрадь, потом схватила телефон и быстро набрала номер Звягинцева, молясь, чтобы он был в селе, а не уехал куда-то по срочному делу.

— Да, — отозвался он, а я смогла перевести дух.

— Ты где?

— В своем кабинете. У тебя все в порядке? Голос какой-то странный.

— Сережа, кажется, я знаю, кто убил девушек, то есть я знаю, у кого мог быть мотив.

— Отлично. Мне расскажешь?

— Я серьезно.

— Так и я вроде не шучу.

— Немедленно отправляйся к Коровиным и будь рядом с ними до моего прихода.

— И кого из Коровиных ты подозреваешь? Один в инвалидной коляске, а другая, по твоим собственным словам, из-за племянницы в схему не укладывается.

— С племянницей до сих пор не ясно, — тут до меня дошло, чтобы заставить Сергея действовать, придется кое-что объяснить, не откладывая на потом. — Я нашла недостающую тетрадь, ту, что пропала из дома Марты. Ее забрал Стас и спрятал. Он искал сведения о своем отце и случайно наткнулся на кое-что еще. Много лет назад к Марте приходила Коровина, просила сделать аборт. Местные болтали, что Коровина не могла иметь детей. Но это не так. Это была ее третья беременность. Понимаешь? Но Коровин ничего не хотел слышать о детях и велел ей немедленно решать проблему. Дважды до этого она уже делала аборт, а в этот раз нарочно затянула подольше, надеясь, что в такой ситуации Коровин позволит ей родить… Но он и в этот раз ничего не стал слушать. Официально делать аборт на таком сроке ей бы не стали, вот она и отправилась к Марте.

— И что Марта?

— Отказалась. Последствия могли быть самые скверные. Она предупредила об этом Коровину и предложила хорошо подумать. Той пришлось выбирать между ребенком и мужем.

— И кого она выбрала?

— Мужа. Аборт сделала где-то в городе. При следующей их встрече Коровина плохо выглядела, до этого ее недели две в селе не видели. Марта поняла, в чем дело, подошла к ней, когда рядом никого не было… После этого аборта иметь детей она уже не могла.

— Сочувствую, но это был ее выбор. Я не понял, почему тебя так разволновали эти записи?

— Звягинцев, она всегда хотела иметь детей, а он ей это запрещал. И вдруг она узнает, что у него есть дети, которым он помогает, с которыми видится…

— Черт, допустим, это мотив. Но племянница? И кто ей рассказал о его дочерях?

— Возможно, он сам признался. И еще. Коровину известно, что она убийца. Он пытался мне сказать об этом. Екатерина Осиповна утверждала, что это приступ удушья, но никаких приступов у него нет, сегодня мне об этом сообщила Маратовна. Ты понимаешь?

— Пользуясь его беспомощностью, она убила его дочерей? Да она садистка какая-то…

— Она женщина, которую лишили ее детей.

— Да уж, верно говорят, бойся мести бабы… Особенно той, что крепко любит.

— Ты пойдешь к ним?

— Зайду по-соседски. Надеюсь, что мы ошибаемся и Коровина здесь ни при чем…

Через пять минут я уже неслась на велосипеде в сторону села, Верного оставив во дворе. Звягинцева я обнаружила возле калитки дома Коровиных.

— Нет никого, — сказал он мне, когда я спрыгнула с велосипеда. — Должно быть, гулять ушли. Или в магазин. Она ведь его одного никогда не оставляет.

Он усмехнулся с горечью, а я сказала:

— Боюсь, что все-таки оставляла. А ты уверен, что дома никого нет?

— Я звонил. И на домашний телефон тоже.

— Идем, — вдруг почувствовав беспокойство, сказала я и открыла калитку.

Звягинцев нехотя последовал за мной к крыльцу. Входная дверь была заперта.