Дом учителя

Анна Аркадьевна и Илья Ильич наивно умилялись, как сестричка любит братика.

Лёня переехал в большую комнату, она же гостиная. Лёню постоянно шпыняли: поддерживай чистоту и порядок. Лёня каждый вечер раскладывал диван и каждое утро сворачивал. Из личного пространства у него имелся только закуток с маленьким компьютерным столиком. Однако в дачный летний период Лёня диван не убирал. Да и что тогда творилось в квартире, где хозяйствовали два студента, можно было только предполагать.

Осенью, во время генеральной уборки, Илья Ильич брезгливо, на кончике швабры, вытащил из-за спинки отодвинутой кровати в их спальне использованный презерватив. И зашелся от крика. Обзывал сына, вяканье Анны Аркадьевны, мол, презервативы – это правильно с точки зрения безопасности внеплановой беременности и болезней, передающихся половым путем, тонуло в оре и проклятиях Ильи Ильича.

Пока она тоже не заорала:

– Почему Лёня? Почему сразу Лёня? Может, тут Любаня кувыркалась!

– Как Любаня? – выронил швабру Илья Ильич. – Она только на втором курсе.

– Вот именно! Уже на втором! Тебе надо прекратить видеть в дочери снежинку на детсадовском утреннике! Как что, так сразу Лёня! Часовню разрушил и развязал третью мировую войну.

– Анечка, сбегай за водкой, пожалуйста!

– Сам сбегай, а я… я пока тут проверю у плинтусов. И ведь как квартира была убрана, сверкала! Будто я не замечу, что две чашки из сервиза пропали. Кокнули и не сказали!

Если бы дети пришли домой в тот момент, она, захлебываясь от брезгливости, потребовала, чтобы их спальню выдраили с хлоркой. Дети пришли вечером. Папа был хмелен и добр, мама тоже рюмку тяпнула, уже сама все выдраила и философски расслабилась: убить их, что ли, за то, что молодые.

Папа многозначительно грозил пальцем:

– Мы все знаем!

– Да, – кивала Анна Аркадьевна, – зачем чашки из сервиза брали? Мало вам было посуды на кухне?



Любаня никак не помогла в постижении феномена Иваны, и Анна Аркадьевна терзала мужа.

Илья Ильич морщился и был очень похож на дочь. Вернее, она на него при аналогичном разговоре. Мы тебя очень любим, но иногда ты бываешь труднопереносима.

– Аня, что ты хочешь услышать?

– Твое мнение, твою оценку.

– Нет их у меня. Пусть живут. Кстати, обрати внимание, что с отбытием нашего старшенького в доме стало тише, просторнее, больше воздуха.

Это же говорила и дочь. Их одинаковые гримасы и речи намекали, что она, Анна Аркадьевна, мается глупостями. Сплавили мальчика и рады!

– Можно подумать, – зло процедила она, – что умерла дорогая бабушка. Ее очень любили, печалились какое-то время, но с ее уходом все-таки стало легче жить.

– Что ты несешь! Что за идиотские сравнения! Аня! Наведи шарики на ролики. Ты хочешь дружить с Иваной взасос, как Шерочка с Машерочкой?

– Не хочу.

– Желаешь, чтобы она приходила сюда и жаловалась на Лёньку, он-то поводы наверняка дает.

– Не желаю.

– Но они не станут тебе в подробностях живописать, как счастливы. Равно как и мы этого не делали со своими родителями. Успокойся и оставь их в покое.

– Разве я им досаждаю?

– Мысленно оставь их в покое. Кроме того, ведь у нас есть Любаня.

«Ага! Любаня! – хотелось воскликнуть Анне Аркадьевне. – Ты не задумывался на тем, что наша дочь какая-то уж очень правильная, положительная? Отрада, а не девочка. Я такой же была, и эту политику знаю отлично. Надо у родителей постоянно поддерживать сознание, что они все обо мне знают, но при этом ничего главного и конкретного они знать не должны. Пай-девочки, конечно, не обязательно оторвы, но в их тихом омуте чертей предостаточно».

Она ничего не сказала, потому что вспомнила, как ссорились ее собственные родители. Папа, признав вину и дав обещания, успокаивал маму и просил прекратить этот разговор. Но маму несло. Она в мысленных монологах, готовясь к выяснению отношений, набирала такую скорость, что быстро затормозить не могла, не слышала папиного хватит, Лида, хватит! И уже Ане хотелось встрять да, замолчи же мама! Мама продолжала сыпать доводами, рассказывать о своих страданиях и страхах. Точно по пятому разу перекручивала в мясорубке фарш. Папа, еще несколько минут назад повинный и раскаявшийся, мрачнел, хмурился, потом вспыхивал. В лучшем случае лежал на диване и ни с кем не разговаривал. В худшем варианте – хлопал дверью, уходил в гаражи, находил там собутыльников. «Что я неправды сказала?» – удивлялась мама.

Из ссор родителей, которые наблюдаешь в детстве, надо делать выводы, которые пригодятся, когда сама войдешь в их возраст. Умение вовремя заткнуться – качество мудрой женщины. Хотя это качество куда-то улетучивается, стоит переступить порог своей квартиры.





4




Зайцев позвонил через два месяца. У Анны Аркадьевны не было аврала на работе или проекта, который бы ее увлек и отвлек, лишь бумажная текучка. Она тосковала без сына, Любаня и муж смотрели на ее маету как на блажь. Погода улучшилась, стояли морозные ясные дни. Но зима в марте – еще та радость. Хочется весны. И вообще непонятно, чего хочется.

– По вашей милости, – сказал Зайцев, – я сорок дней провалялся с бронхитом. Кашлял, как чахоточный. Потом разгребал завалы на работе.


– Вы еще скажите, что из-за меня России санкции объявили.

– Обратите внимание, Анна Аркадьевна, что мы с вами едва знаем друг друга, а ссоримся как супруги со стажем.

– Слишком сильное и неуместное сравнение.

– Тогда к делу. Поужинаем вечером в четверг?

Анна Аркадьевна хотела, не заботясь куртуазностью выражений, ответить отказом, но вместо этого хмыкнула:

– В блинной или в вареничной?

– В хорошем рыбном ресторане. Сейчас же пост.

– К сожалению, в четверг…

– Тогда в пятницу, но после восьми вечера.

– Егор Петрович…

– В среду я не могу.

– А я не могу все дни на этой неделе и на последующих.

– В смысле пошел к черту?

– Приятно иметь дело с понятливыми людьми.

– Не-е-е. Со мной это не прокатывает. В силу характера и рода работы я обязан и вынужден добиваться цели. Чего вы боитесь? Я же вас не съем. А съем радужного лосося с гриля и картофельное пюре. У них фантастическое пюре! Они в него замешивают разные сыры, в том числе и вонючие, пардон, пикантные. Пюре цирком не воняет, поверьте на слово. Моя бабушка пюре готовила – с вилкой можно было заглотить. Но это не хуже.

– Ваша дочь Лена, когда хочет дать высшую оценку, тоже склоняет «фантастический».

– У Ленки свои проблемки. Я ее в детстве так дразнил: у Ленки проблемки. Два села, в которых осели два табора. Бароны рогами сплелись: у какого из сел должен останавливаться школьный автобус и забирать цыганят.

– Вы вмешались и разрулили ситуацию?

– Заблуждаетесь, подобности при встрече. Я вам сброшу адрес ресторана.

– Я не давала согласия!

– Давали, просто еще не заметили. И мне даже не пришлось пускать в ход последнее оружие.

– Это какое же?

– Почему я вами… заинтересовался.

– Просто тянет. Кошек не рисуете? Батюшки, – пробормотала едва слышно Анна Аркадьевна, – совсем забыла про картину.

– Что вы там шепчете? Какие кошки? Присаживайтесь, секунду, – сказал он в сторону, вероятно, кому-то вошедшему в кабинет. И попрощался с Анной Аркадьевной: – Значит, как договорились!

Положив трубку, ухмыльнувшись, Анна Аркадьевна покачала головой – каков нахал самодовольный. Она и не подумает идти на свидание.

Поехала в ресторан к Зайцеву, не желая себе признаваться, что похожа на родную тетку, сестру матери, у которой была аллергия на рыбу – крапивница и зуд. Во время застолья тете напоминали: «Клава, что ж ты заливное ешь, оно ж из судака!» Тетя Клава отправляла в рот дребезжащее желе с кусочками рыбы и отвечала: «Дык, хоть почешусь! Жизнь такая муторная».



Егор Петрович, когда их провели в отдельную кабинку и дали меню, попросил:

– Держите меня!

– В каком смысле?

– Если я голоден, то начинаю заказывать все подряд.

– Знакомая история. Моему мужу нельзя ходить в магазин на пустой желудок, он скупает продукты в таких количествах, что можно накормить полк. Вы будете есть речного лосося с гриля и картофельное пюре, я – семгу под сливочным соусом и тоже пюре.

– А салатики? – заныл Егор Петрович. – А супчик? Тут фантастическая уха. Закажем соленую рыбку под водочку да под икорку?

– Держите себя в руках! Где ваша хваленая сила воли?

– Вот времена, вот нравы, – пожаловался Егор Петрович. – Женщины забыли, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

– Они просто выяснили, что это тупиковый путь.