Драконий коготь

Дебрен поднялся. Вероятно, помогли проделанные раньше упражнения и подкрепленная магией кровеносная система. Но теперь он потерял контроль над своей системой циркуляции. Ему было и холодно, и жарко одновременно. Он бледнел и краснел тоже одновременно.

— Ты что-то сказал? — Слова с трудом прошли через стиснутую гортань.

Деф Гроот не успел ответить. Из-за ветряка и домика, извергавшего клубы пара, но все еще не загоравшегося, донесся боевой клич и протяжное «Уууааа!». Как минимум из полутора десятков глоток.

— О Боже… — Душист мгновенно побледнел. — Кипанчо… Мои планы…

Огонь — сила, а огня поблизости было предостаточно. Дебрен захватил, сколько удалось, и уже на бегу принялся поочередно усиливать формулой Стахануса свои мышцы, начиная снизу. Он знал, как сильно рискует, делая это наспех и пользуясь такого рода источником силы. Знал, что рискует заработать долговременную спазму мышц и позвонков — боль придет столь же неотвратимо, как заход солнца. Даром — ничего, так, кажется, говорят женщины. Он таких вещей не любил. Но сейчас другого выхода не было. Приходилось.

Мимо северного угла домишки он пронесся со скоростью мчащегося галопом коня. Думать о скорости было некогда, но аналогия мелькнула сама собой, когда он краем глаза засек летящую сквозь заросли красно-желтую попону, полощущуюся вслед за сивой гривой. В воздухе вибрировал крик и звук рога, по всему огороду колотили и свистели грабли и цепы.

Кипанчо вертелся, отбиваясь от босоногих крестьян, налетевших на него с трех сторон. С четвертой был пылающий ветряк и политая водой, испускающая пар, словно баня, стенка жилой пристройки. И Санса. С рыцарским рогом у губ, капалином в левой руке и стрелой в лодыжке. Стрела, видимо, оканчивалась современным коническим наконечником, выдержанным в духе подписанной в городе Гаге конвенции, поэтому пробила ногу и глубоко засела в досках стены, лишив оруженосца возможности двигаться. Несколько других стрел прошли мимо толстяка и теперь торчали в стенах домика и ветряка по всей их ширине и высоте, что говорило далеко не в пользу лучников. Принимая во внимание, что стреляли они с гребня вала, находящегося на расстоянии броска камня, результат был ничтожный.

Лишь через мгновение Дебрен сообразил, что четверо мужчин и пареньков, натягивающих луки, были не так уж плохи, как о том, казалось, говорил разброс стрел и факт, что Санса все еще был жив. Просто в первую очередь они охотились на рыцаря. Двое — те, что помоложе и поглупее, а возможно, честолюбивее, — продолжали пытать счастье.

Стрела с серым оперением помчалась в проем между цепейщиками и по дуге, отклоняясь, влетела через окно в ветряк на высоте двух сажен. Другая, не попав в поле действия укрепленных на латах магических розет, угодила в шею одному из мужчин. Мужчина свалился лицом вниз, дрыгая в агонии ногами. Лучник, которому на вид было не больше пятнадцати, упал на колени и схватился за голову, сраженный размером совершенного им преступления.

Третий лучник, наиболее хладнокровный, послал стрелу в Дебрена. Послал хорошо. Если б Дебрен не подкрепил силы формулой Стахануса и не был бы достаточно внимательным, то попадание было бы точным. Но Дебрен был внимателен. И способен отпрыгнуть.

Кто-то из крестьян, державшийся позади, замахнулся на него граблями. Дебрен рубанул его между глаз молнией. Второй, более сильной, сшиб четвертого лучника с вала в реку.

Кипанчо с ведрами в обеих руках выбил у недостаточно быстро отпрыгнувшего дефольца косу и повалил его. Четверо нападавших уже лежали между грядками, несколько других либо передвигались с трудом, держась за покалеченные конечности либо за окровавленную голову, либо подбирали выбитые могучим ударом оружие. Но еще оставалось с дюжину человек, пытающихся пробиться сквозь мельницу вращающихся ведер и подбадривающих друг друга криками.

Кто-то запустил топорик в Сансу. Оруженосец прикрылся шлемом господина, который он держал за подкладку, и отразил острие. Еще раз протрубил в рог, а затем заслонился им от направленных на него вил. Это было бессмысленно. Дебрен ударил гангарином. И тоже напрасно, так как Кипанчо работал ведрами лишь потому, что, вытаскивая меч, потерял бы время и только приоткрыл бы оруженосца. Все, что он делал, делалось ради того, чтобы удержать толпу подальше от Сансы, поэтому он не прозевал мужика с вилами и хватанул его по шее прежде, чем подействовало заклинание Дебрена.

Что-то сверкнуло, загрохотало по наплечнику лат, прошло в дюйме от головы рыцаря. Пестик от аптечной ступки.

— Пшел отсюда, Мязга! — рявкнул Дебрен, посылая в толпу один гангарин за другим. — Домой, говнюки!

Промахнувшийся в Дебрена лучник выстрелил в Сансу. И попал. Получив стрелу в ключицу, оруженосец свалился на землю и замер.

— Предатель! — завопил Геп, пробиваясь с мечом между здорово дезориентированных дефольцев. — Мы пришли, чтобы отомстить тебе! Убить его! А ну все разом!

Дефольцы ринулись на Дебрена. К счастью, не скопом. Дебрен хватанул первых гангарином, двое, запутавшись в собственных ногах, упали. Двое других рухнули, споткнувшись об упавших. Одного магун ударил молнией в грудь, прожег рубаху, сыпанул искрами, ошпарил. Другого Кипанчо треснул ведром прежде, чем три пары вил, коса и грабли оттеснили его дальше, в сторону ветряка. Геп и огромный парень с цепом пробились, прыгнули по бокам, чтобы ударить с двух сторон одновременно.

Дебрен нацелился палочкой в пар, идущий от домика, послал гангарин — вернее, попытался послать.

Из-за отхожего места кто-то выкрикнул последние слова нейтрализующего заклинания. Магун так и не узнал кто. Вероятно, тот, кто подглядывал, когда Деф Гроот обвинял его в отравительстве, но что это был за человек, трудно сказать. Несомненно, дилетант и, конечно, патриот, коли позволил втянуть себя в операцию партизан. Соотношения дилетантства и патриотизма могли быть разные, однако храбрости и готовности рисковать головой у этого кого-то было больше, чем знаний и практики. Кроме того, у него был высокий КП.

Он тоже, как и Дебрен, воспользовался энергией огня. Успел сформировать и преобразовать в заклинание начало потока энергии. Но забыл, а возможно — и не знал, что при таких огромных поступлениях силы необходимо прежде всего думать о том, как задержать процесс. Он не задержал, и его мозги разбрызгались по огороду, а тело охватил белый огонь, обугливший его верхнюю часть прежде, чем оно свалилось на землю.

Один из крупных осколков черепа ударил громилу с цепом, разорвал ему горло. Мужчина рухнул на колени, залился кровью. Дебрен, мгновенно обессилевший, упал на спину. Нейтрализующее заклинание вымело из него все с эффективностью урагана, налетевшего на кучу пера.

— Сгинь! — взвизгнул Геп, перепрыгивая через деревянный поднос и замахнувшись для удара. — Да здравствует свободный…

Короткий, легкий и быстрый болт ударил его в грудь, переломил грудину, отбросил назад. Прежде чем под ним подогнулись ноги, он недоверчиво взглянул на торчащий из груди стержень, потом на рыжеволосого мужчину с небольшим арбалетом в руке. Потом упал.

— …Дефоль, — закончил за него Деф Гроот. — Прощай, дурной сопляк. Может, и тебе поставят какой-нибудь памятник. Где-нибудь в тупичке.

В толпу окружающих рыцаря дефольцев ворвался покрытый красно-желтой попоной конь. Кто-то хватанул его сверху косой, но острие попало по седлу и переломилось. Кто-то замахнулся вилами и погиб от удара копытом. Конь повалил пятерых человек, двух тут же истоптал. Он облегчил дело хозяину, подарил те вожделенные мгновения, которые Кипанчо не сумел себе отвоевать. Хозяин отблагодарил жеребца, запустив ведро в парня, прицеливающегося косой в животного. Другим ведром рыцарь заслонился как щитом, выхватил меч, рукоятью саданул того, который врезал по ведру топором.

— Довольно! — Дебрен поднялся на четвереньки. — Они сдадутся! Перестань, Кипанчо! Деф Гроот, переводи!

Лучники на валу отбросили луки, сбежали вниз, выхватывая из-за поясов охотничьи ножи и дубинки.

— Нет! — Деф Гроот бросил арбалет и, предостерегающе держа руку на рукояти засунутого на пояс палаша, начал пятиться. — Кончайте. В конце концов, это люди, а не паршивые ветряки.

— Деф Гроот!

Кипанчо завертел мечом, отступил на несколько шагов. Хотел освободить немного места, чтобы глянуть, что с Сансой. Но был неверно понят. Невозможно бесконечно отражать ведром толпу вооруженных людей, тем более будучи в тяжелых латах. Рыцарь был стар, худ. И не совсем нормален, то есть — по простодушному мужицкому понятию — просто глуп. Если к этому добавить смертельную усталость и то, что он отступал перед противниками, то его вполне могли считать легкой добычей. И хотя, кажется, он не успел никого убить ведрами, дефольцы как-никак потеряли нескольких своих. Поэтому жаждали крови и мести.

Дебрен понял, что душист совершенно прав. Наступавших оставалось около десятка. Доведенных до нищеты. Самых отважных среди сотен, если не тысяч, у которых Геп и левая фракция наверняка искали поддержки. Не надо быть душистом, чтобы понять: просто так, только потому, что кто-то предложит им сдаться на их родном языке, они не отступят.

— Сюда, Дебрен! — крикнул из-за угла домика Деф Гроот. — Он управится сам. Займись собой, ты ранен!

И верно. Шок, вызванный нейтрализующим заклинанием, привел к тому, что магуну хватило бы, правда, сил стоять, хотя и не очень уверенно, однако о чарах пока что нечего было и думать. А без чар его физическое состояние оставляло желать лучшего.

— Не убивай их! — крикнул он.

Кипанчо отразил четыре острия одним взмахом меча, цеп — ведром, а удар топора пустил по налокотнику и ткнул мечом сам. Слегка. Кто-то упал с дырой в животе. Второй саданул палицей по наплечнику. Рыцарь ответил рукоятью меча, размозжив противнику нос и половину лица.

— «Убьет тебя тот, у кого четыре крыла и тело нечеловечье!» — кричал Дебрен. — Комар, Кипанчо! Разносчик малярии!


Кто-то выскочил из кучи борющихся. Мязга. В руках у него были вилы.

— Обманщик! — завопил он срывающимся голосом. — Ты предал нас!

Дебрену хватило ума и ловкости подхватить с земли меч Гепа.

— «Огнем пылать будешь от удара, коего не видно и не слышно». — Он отразил неловкий тычок вилами. — Комар заразит тебя лихорадкой!

Кипанчо ворвался в цепь дефольцев, разорвал ее. Расколол чей-то череп, отбросил ведро, кинжалом отразил цеп, рубанул цепника по горлу.

— Санса умирает! — загудел он басом. — Пшел вон!

Последние слова были адресованы коню. Рыцарю не нужна была его помощь, зато требовался транспорт — на потом. Для охоты на ветряки на сивку не надевали тяжелой брони. Это означало, что сейчас любая лахудра с вилами может убить стоящее целое состояние животное. Животное умное, предостерегающее хозяина тихим фырканием, мчащееся на помощь, услышав рог, и послушно отступающее, когда Кипанчо приказывает ему убираться вон.

Но у послушания были свои пределы. Первого дефольца, который раньше получил ведром, а теперь вскочил и умчался на вал, жеребец атаковал с места. Мужчина спрыгнул с вала на два фута ниже, закачался на непослушных ногах, вытащил откуда-то весло. Дебрен понял, каким образом дефольцам удалось захватить их врасплох.

Сивка не стал подниматься на дыбы. Он храбро принял удар в бок и грудью отбросил человека далеко за борт лодки. А потом доказал свой ум, подняв копыта и пробив доски на дне.

Дебрен пятился и отражал тычки, Мязга пользовался вилами столь же ловко, как пестиком из отцовской аптеки. Он так упорно метился в пупок противника, что, будь у Дебрена кусочек металлической пластины, он мог бы заткнуть ее за пояс, отбросить оружие и просто ждать, когда парнишка упадет от усталости. Если б он не перегрузил раньше мускулы, то запросто управился бы с будущим аптекарем. Теперь же ему приходилось вкладывать все силы в защиту. Такую же неловкую, как и атаки пестиком.

— «Жизнь отдашь за ту, чьи очи не забудешь! — кричал он прерывающимся от одышки голосом. — За деву, сверху глядящую, коя прелестной будет и с человеком низкого положения обручится»!

Кипанчо отрубил кому-то руку. Дефольцы уже не напирали, теперь они только оборонялись.

— У нее глаза как эти цветы! Как незабудки! И ты снял ее с крыши!

Дебрен парадом закрылся от вил, ткнул, не дотянулся, отскочил. Кипанчо отбил грабли, вилы и топор, рубанул, рассек мужчине грудь, отпрыгнул влево, ткнул кинжалом.

Его латы были погнуты, исчерканы, но большая часть стекающей по пластинам крови была не его.

— Ты бьешься не за Дульнессу! Дамструна предвещала тебе эту малышку!

— Нет!

Дебрен почувствовал, что у него уже больше нет сил драться и кричать так, чтобы это звучало убедительно. Он отскочил и опустил меч. Парнишка остался в трех шагах от него и тоже покачивался на ногах.

— Отваливай, Мязга, — выдохнул магун. — Ты мужчина или молокосос? Если мужчина, то не играй в войну. Возвращайся к своей Мариеле. Защищай ее. Поддерживай. Будь опорой. Не дай оплевать. Живи ради нее.

— Я тебя убью, — плаксиво пообещал толстощекий сопляк.

— Выматывайся! — рявкнул Дебрен, втыкая меч в землю. — Вон! И никогда больше не вмешивайся в политику! Слышишь?! — Мязга, уже бросивший вилы, мчался через огород к зарослям сирени и калины. — Ты аптекарь! Аптекари не должны совать руки в дерьмо!

Он обернулся. И только теперь заметил два очень бледных, обрамленных светлыми волосами лица. Мать и дочь прибежали за дом, чтобы смотреть и запоминать.

В один из моментов женщина вскрикнула. Коротко, отчаянно. И поднесла руки к лицу, заслоняя глаза. Девочка глядела. На мужчину, из которого удар меча выпустил потоки крови, кишок и кала. На человека, медленно, с кишками в руках, опускающегося на колени и в последний раз поднимающего глаза на пылающий ветряк. На своего отца.

Осталось четверо крестьян. Прежде чем Дебрен сумел заговорить, Кипанчо пронзил одного навылет, а второй, хоть и прикрылся граблями, упал под конскими копытами уже на краю зарослей.

Некоторые из лежащих еще шевелились. Как и Санса.

— Ты можешь выжить. — Дебрен подошел ближе, кричать не было нужды. — «Второе спасение смерть твою означит». Отложи меч. Позволь уйти этим людям. Посмотри, Санса уже садится. Ничего с ним не будет.

Два последних дефольца, оба с топорами, стояли в трех шагах от рыцаря, тяжело дыша, как загнанные псы. Уже совершенно не веря в успех, видя собственную смерть потемневшими глазами.

— Еще не конец, — ответил Кипанчо. — Я еще могу получить удар. У меня нет шлема.

Дебрен понял.

— Рецепт, — он сглотнул слюну, — рецепт говорит: «Прими же дар жизни от друга своего». Ты будешь жить, Кипанчо.

— Нет, — с трудом улыбнулся рыцарь. Младший из дефольцев с отчаянием осмотрелся в поисках спасения. И не нашел. Сивка предостерегающе заржал и оскалился, его передние ноги по самый живот покрывала кровь истоптанных им селян. — Нет, Дебрен. У меня никогда не было друга. Кому охота дружить с сумасшедшим?

— Ты сильный. Половина лекарства… — Нет.

— Одна треть. Кипанчо! — Дебрен взглянул на неподвижные фигуры в ночных рубашках. — Она здешняя. У нее даже без лекарств восемь шансов из десяти, а может, и девять, чтобы…

— Нет. — Кипанчо сунул кинжал в ножны. — Я сумасшедший и сукин сын, но рыцарь. Странствующий. Покровитель вдов и сирот. А ее, кажется, как раз сделал сиротой. Если мне пове… не повезет, — поправился он, — то позаботься, чтобы из моего наследства им что-нибудь перепало. Санса, толстячок! Ты слышал, что я говорю?

— Слышал, — простонал оруженосец.

— Вы должны разделить…

— Кипанчо, прошу… — Дебрен говорил с трудом. — Поделите лекарство. Ты и малышка. Отпусти этих двоих. И уезжай.

— У рыцарей, — заявил Кипанчо, — есть мечта: уйти из мира сего с мечом в руке, по горе вражеских трупов, спасая свой и Махрусов мир и служа любимой женщине. Мало кому это удается. Я сильно приблизился к идеалу. Поэтому прошу, Дебрен. Не лишай меня веры.