Другая женщина

— Что ты натворила? — зашипела я в трубку. И кинула ее на пол. Я не позволю, чтобы ее вранье сжирало меня. Нас. Мне нужно образумить Адама.

— Ты меня пугаешь, — сказала я через дверь. — Ты напугаешь ребенка.

Я слышала, как он медленно, старательно вдыхает и выдыхает.

— Эмили. — Его тон вдруг стал ровным, выверенным. — Не могла бы ты открыть дверь? Пожалуйста.

Я накинула цепочку.

— Обещаешь, что и дальше будешь держать себя в руках?

— Да, обещаю.

Но стоило мне повернуть задвижку, как дверь ринулась на меня, вырвав цепочку из петли. Я повалилась на пол, беспомощно колотя руками, но мощь Адама, ломившегося с той стороны, оказалась слишком велика для меня. Он зловеще нависал надо мной, и я поняла, какую ужасную ошибку допустила. Я заставила себя подняться. Ноги меня не слушались. Я споткнулась, чуть не упала, стала карабкаться по лестнице, едва ли не ползком пытаясь добраться до верхней площадки, хоть и знала, что тем самым отрезаю себе все пути к отступлению, все возможности выбраться отсюда. Но я должна была встать между Адамом и Поппи. Больше некому было это сделать. Я не могла подпустить его к ней.

Еще стоя на четвереньках, я попыталась ухватиться за верхнюю ступеньку, но тут он дернул меня за лодыжку, стаскивая вниз. Казалось, кожа у меня на голове вот-вот оторвется от черепа: это он схватил меня за волосы. Одной рукой я бестолково махала в воздухе, пытаясь разжать его кулак, его пальцы, которые он запустил мне в волосы. Другой рукой я старалась опереться о лестницу. Адам потащил меня наверх, и теперь мое тело билось о беспощадно жесткие ступеньки. При этом больше всего доставалось бедру. Мне хотелось вскрикнуть, но я должна была вести себя тихо — ради Поппи. Я не знала, на что способен Адам.

Он протащил меня по лестничной площадке. Я пыталась встать на ноги, но он был слишком сильным, и чем больше я сопротивлялась, тем больше силы он применял.

— Прошу тебя! — вскрикнула я. — Ну пожалуйста, перестань.

Он втолкнул меня в гостиную и уставился на меня с высоты своего роста. Я впервые в жизни увидела, как от ярости он пучит глаза, как его лицо искажает бешеный гнев.

— Прошу тебя. Выслушай меня, пожалуйста, — умоляла я.

— Ах ты потаскуха, — процедил он. От него разило спиртным. — Думаешь, я позволю выставлять меня на посмешище? — Изо рта у него тянулись нитки слюны.

— Нет. Никогда. Я бы никогда не стала.

Его рука метнулась вниз и шмякнула меня по лицу, задев по кости над бровью. Кожу так и обожгло. Я чувствовала, что над глазом уже наливается синяк.

Он расхаживал взад-вперед по комнате, сжимая и разжимая кулаки. А я съежилась у него под ногами.

— Это не то, что ты думаешь, — произнесла я. — Прошу тебя. Ты должен мне поверить.

— Я отлично знаю, что это такое. Ты трахаешься с моим братом. — Откинув голову, он театрально расхохотался. — Моя невеста, мать моего ребенка, у меня за спиной трахается с моим братом.

— Я не делала ничего подобного, — проговорила я умоляюще. — Ты городишь чушь.

Он вдруг замер и безумными глазами уставился на меня.

— Да и мой ли это ребенок? — взревел он. — Поппи вообще — моя дочь?

Я встала на колени у его ног.

— Ну конечно. Ты же знаешь, что да. Я никогда тебе не изменяла. Ну прошу тебя. Ты не можешь не знать.

Опустившись на корточки рядом со мной, он зажал ладонями мое лицо:

— Почему он тогда так о тебе печется?

— Я не понимаю, о чем ты, — выдавила я из себя.

— Он только что оттащил меня от девушки, с которой я был, и вмазал мне по морде. Потому что я, видите ли, тебя позорю.

Та крошечная частица моего сердца, которая еще не разбилась, тут же разлетелась на тысячу осколков.

— Ты был с другой девушкой? — Я старалась говорить ровным голосом. — На крестинах нашей дочери?

— Да, и мы отлично проводили с ней время, просто отлично.

— Вот сволочь, — бросила я.

Он глянул на меня и рассмеялся:

— Ты что же, в тот раз купилась на весь этот бред?

Я не сказала ни слова. Только смотрела на него. А он все продолжал надо мной смеяться.

— Купилась, а? Ну ты даешь на хрен. Но слушай-ка, я тебе открою одну маленькую тайну… — Он наклонился ближе, его дыхание обожгло мне щеку. — Я никогда не был тебе верен. Да и чего ты хочешь? Меня не заводят никакие твои трюки. Ты меня совершенно не возбуждаешь. — Он демонстративно содрогнулся. — Но ты всегда так жалко благодарна, стоит мне только к тебе приблизиться.

Я плюнула в него. Здоровенный плевок угодил ему в щеку.


Его рука прилетела неизвестно откуда, ударила меня в висок, заставила опрокинуться навзничь. Казалось, изо рта у меня сейчас посыплются зубы, один за другим, как бывает в кошмарах. Я захлопнула рот в попытке удержать их внутри.

Он толкнул меня, уложил на спину, оседлал, пришпилив к полу.

— Ну да ладно, — заявил он. — Теперь-то я знаю, что ты тоже трахалась направо и налево.

Он напоминал себе, почему сходит с ума от злости. И навис надо мной, вцепился мне в горло.

Я лихорадочно искала взглядом его глаза, пытаясь нащупать дорогу обратно, прочь от этого безумия, найти хоть проблеск света, который положил бы этому конец. Но глаза его были черны как ночь. Радужную оболочку почти съели расширившиеся зрачки. Я силилась просунуть пальцы между его рукой и своей шеей, но его хватка оказалась слишком крепкой. Он еще и не начал сжимать мне горло. Он просто наслаждался моим ужасом.

— Я ничего такого… мы никогда… — С каждым моим словом его хватка делалась все сильнее. Меня словно уносило в какую-то неведомую мне даль. Но тут в отдалении послышался плач — сначала слабый, потом все громче. Я резко открыла глаза, осознав, что это Поппи. И Адам, которого остановил тот же звук, начал подниматься, оторвавшись от меня.

— Нет! — заорала я, силясь ухватить его за волосы, за ворот рубашки, за что угодно. Он отбил мою руку в сторону, но, как только он попытался выпрямиться, я набросилась на него. Я сражалась насмерть, полная решимости не дать ему приблизиться к Поппи. Повисла у него на спине, царапая его везде, куда могла добраться. Потянулась к его лицу, большими пальцами вслепую нашаривая его глаза, он же тем временем всей своей тушей пытался меня стряхнуть, но я крепко в него вцепилась. Я не подпущу его к моей девочке.

Попятившись, он впечатал меня в дверной косяк. И ринулся к комнате Поппи.

— Нет! — снова завыла я.

Я изо всех сил потянула его назад, и он, потеряв равновесие, обрушился на лестничную площадку, а я оказалась под ним. Он поднялся, я мертвой хваткой уцепилась за его ногу, пытаясь удержаться на нем, но сорвалась. Поппи плакала все громче — а может, мы сами подходили к ней все ближе. Все мои чувства обострились, я слышала, как она плачет, слышала собственные вопли, но было и что-то еще, какой-то звук, который я не могла разобрать.

Ослепленная кровью и слезами, я ждала, чтобы Поппи взял на руки отец и она перестала плакать. Ей незачем знать, что мужчина, успокаивающий ее, совсем не похож на нормального отца.

— Все кончено, — раздался голос. Женский.

Мой мозг буквально распирал черепную коробку. Я силилась понять, что происходит. Посмотрела вверх, сквозь стремительно сужавшуюся щелочку между распухшими веками. И различила фигуру в дверном проеме комнаты Поппи. С трудом приняв сидячее положение, я заставила свой взгляд сфокусироваться. Сначала я разглядела свою дочку, уютно устроившуюся на руках у этого неизвестного существа. Ее тельце плавно покачивали взад-вперед. Меня пронизал почти осязаемый страх, когда я взглянула в лицо этого существа, державшего ее на руках. Памми.

Я никак не могла взять в толк, что тут творится. Может, они заодно? Может, они это с самого начала замышляли?

— Отдай мне ребенка! — Я попыталась подняться, но Адам, встав между нами, толкнул меня, и я снова опустилась на пол.

— Все кончено, — повторила Памми. Голос у нее дрожал.

— Дай ее мне! — вскрикнула я снова. Мне отчаянно хотелось опять ощутить ее у себя на руках. Мысленно я уже перемотала пленку вперед: вот Памми бежит вниз по лестнице, на улицу, не выпуская из рук моего ребенка. Куда она направляется? Я не знаю. Казалось, сердце у меня уже перестало биться. Казалось, оно мертвым грузом висит у меня в груди.

— Пожалуйста, — молила я, протягивая к ней руки.

— Мама, — произнес Адам неожиданно спокойно. — Дай ее мне.

— Я знаю, что ты сделал, — проговорила она. — Я тебя видела.

— Мама, не надо глупостей, — откликнулся он, словно предостерегая ее. — Дай мне Поппи.

Снова хлопнула входная дверь.

— Мам, Эмили… полиция уже едет, — задыхаясь, крикнул Джеймс, поднимаясь на верхнюю площадку. Еще не доходя до нее, он кинул на меня взгляд сквозь балясины и пробормотал: — Господи.

Мы, все четверо, просто застыли на месте, словно бы удерживая позиции во время сражения, взвешивая, на что каждый из нас способен. И первой заговорила Памми. Но она произнесла слова, которых я совсем от нее не ожидала.

— Эмили, подойди сюда и возьми Поппи, — сказала она.

Я перевела взгляд с нее на Джеймса, потом — на Адама. Он по-прежнему высился надо мной. Я на четвереньках поползла к Памми, и, как только села рядом с ней, привалившись спиной к стене, она осторожно передала мне ребенка. Я прижала Поппи к себе, вдохнула ее запах.

— Я тебя видела, Адам, — повторила Памми. — И ты меня видел. Все кончено.

— Какого черта, что происходит? — спросил Джеймс.

— Я была в ту ночь у вас дома, — сказала она Адаму. — Когда умерла Ребекка.

Плечи у нее затряслись: наконец она дала волю слезам.

— Я слышала, как ты ее подначивал, хотя она уже задыхалась… Видела, как ты отказывался дать ей ингалятор.

Я так и ахнула. А у Джеймса вырвалось:

— Что?

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — проговорил Адам с вызовом. Он расправил плечи, челюсть у него окаменела.

— Адам, я была там. Она умоляла тебя помочь. И ты мог это сделать. Ты держал ее жизнь в своих руках. Надо было просто дать ей ингалятор. Но ты стоял над ней и наблюдал, как она умирает. Как ты мог так поступить?

— Ты с ума сошла, — ухмыльнулся Адам. Но я видела панику в его глазах.

— А потом ты скрылся, снова добрался до железнодорожной станции, чтобы оттуда пешком вернуться домой. А я осталась там. Отчаянно пытаясь спасти ее жизнь. — Голос у нее сорвался, и она всхлипнула. — Никогда себе не прощу, что не сумела ничего сделать.

— О чем ты вообще говоришь? — рявкнул Адам. — Я был на работе. Это ты мне позвонила, вспомни-ка. Ты стала первой, кто туда пришел. И ты оказалась последней, кто застал Ребекку в живых. Кто-нибудь мог бы решить, что тут слишком много совпадений, тебе не кажется?