Другие правила

– Черт! – перегнувшись через ограждение площадки, я посмотрел вниз.

Так и есть! Недалеко от Данилова форта на скале имелся карниз, забраться на который снизу не представлялось возможным. А вот если корабль с габаритами линкора напорется на прибрежные камни прямо напротив, то при помощи нехитрых мостков, типа абордажных, можно будет попасть прямо на карниз, откуда уже появится возможность вскарабкаться на вершину скалы. И тогда противник сможет разделаться с двумя нашими береговыми батареями и проникнуть по внутренней стороне Даниловой косы в порт, а в порту у меня только комендантская рота и батальон местного ополчения. Вот такой неожиданный ход нашел капитан горящего фрадштадтца.

– Передайте майору Павлову, чтобы высвободил столько канониров, сколько сможет. Пусть семь-восемь орудий продолжают стрельбу, с остальных всю прислугу к выходу из форта, и поживее! И дать сигнал коменданту порта, чтобы комендантскую роту… – тут я задумался на секунду и поменял решение: – Нет, две роты ополченцев пусть гонит сюда!

Нужно не позволить островитянам взобраться на скалу: полный экипаж линейного корабля может достигать восьми-девяти сотен человек, и если хотя бы треть из них попадет на внутреннюю сторону косы – быть беде. Форт может закрыть ворота и попытаться отбиться, но первая и вторая батареи не имеют никакой защиты с флангов, и волна фрадштадтцев перехлестнет через них прямиком в почти беззащитный порт и дальше в город. Вряд ли в открытом бою ополченцы смогут выстоять против головорезов из абордажных команд, так что нужно пытаться ликвидировать угрозу здесь, на скалах.

– Ну что, господа, – обратился я к своей небольшой свите, состоящей из десятка офицеров, моей охраны и курьеров, – пришло время поработать!

– Михаил Васильевич! – завопил Игнат. – Вы-то здесь останьтесь!

– Лукьянов, иди к черту, – беззлобно огрызнулся я, – тут каждый человек на счету!

– Вот мы все пойдем, а вы останьтесь! – продолжал упорствовать Игнат, для вящей убедительности разведенными в стороны руками перегораживая мне путь к выходу. – Чай, и без вас справимся!

– Ты с ума сошел? – я просто опешил от такого напора подчиненного. – Хочешь опозорить меня перед офицерами?

В этот момент раздался страшный скрип и треск, которые не смогли заглушить даже звуки канонады, пол под ногами едва заметно вздрогнул. Всё, корабль сел на камни, счет пошел на минуты.

– Простите, Михаил Васильевич, – мой телохранитель смущенно отвел глаза и сбавил тон почти до шепота, но с места не сошел, – я Наталье Павловне обещал!

– С каких это пор ты подчиняешься Наталье Павловне, а не мне? – прошипел я ему в лицо. – С дороги!

Только после этого мне удалось отстранить подпоручика с дороги и направиться во главе свиты вниз. У выхода из крепости к нам присоединились около трех десятков артиллеристов, вооруженных кто ружьем со штыком, кто шпагой, кто банником для прочистки орудийного ствола. Майора Павлова пришлось отослать обратно на позиции – оставшиеся пушкари более чем когда-либо нуждались в его умелом командовании.

– Кстати, Игнат, – бросил я через плечо, когда мы отошли от форта метров на пятьдесят и взобрались на вершину скалы, – если Наталья Павловна ничего не узнает об этом, то и твоя совесть будет чиста, и ей не придется лишний раз нервничать.

Что ответил Лукьянов, я не расслышал, потому что в этот самый миг из-за огромного валуна прямо навстречу нам выбрались первые фрадштадтцы. Увидеть здесь нас они никак не ожидали, а потому пали жертвами дружного залпа. Правда, мы тоже проявили несогласованность, разрядив в пятерых противников не меньше двух десятков стволов, но лучше уж так, чем позволить им выстрелить первыми.

Бросившись вперед, наш маленький отряд сразу за валуном столкнулся лицом к лицу со второй группой поднявшихся на скалу островитян. Пришло время шпаги.

Обнаженный по пояс фрадштадтский абордажник попытался отмахнуться от меня своей короткой саблей, но здесь более длинный клинок был преимуществом, а не недостатком – я обвел его руку и нанес укол куда-то под мышку. Он рухнул вниз, увлекая за собой продолжающих карабкаться вверх со скального карниза товарищей.

Рыжеусый матрос запустил в меня разряженным пистолетом, рассчитывая выиграть время, чтобы подобраться ко мне на расстояние удара саблей. Как бы не так – я отбил пистолет эфесом, тут же нанес рубящий удар сверху вниз по правому плечу противника и, быстро шагнув вперед, толкнул его локтем в грудь. Второй островитянин отправился вниз вслед за первым.

Третьего не оказалось. Не оставили товарищи на мою долю третьего фрадштадтца. Потеряв в короткой схватке всего трех или четырех человек, нам удалось сбросить врага с гребня скалы и теперь, рассредоточившись по вершине на расстояние метров в пятьдесят, мы принялись методично расстреливать и спихивать вниз упорно лезущих вверх фрадштадтских матросов. Скальный карниз оказался небольшим в длину, соответственно, небольшим оказался и участок, по которому можно было карабкаться к вершине без альпинистского снаряжения.

Минут через двадцать, отчаявшись преодолеть наше сопротивление, островитяне изъявили желание сдаться. Правда, при этом просили поднять их наверх, но дурачков среди нас не было.

– Бросай оружие в море и сиди, где сидишь, пока не будет другой команды! – объявил я хитрецам свои условия.

После этого была предпринята еще одна отчаянная попытка прорыва, но тут уже к нам подоспело подкрепление из порта, и положение противника стало вовсе безнадежным. Передав командование заслоном одному из свитских офицеров, я поспешил вернуться на обзорную площадку Данилова форта. К худшему ситуация за время моего вынужденного отсутствия не изменилась уж точно. Скорее, даже наоборот – теперь уже наверняка можно было сказать без боязни сглазить, что сражение мы выигрываем. Жадно прильнув к окулярам бинокля, я обозревал три основных пункта южноморской баталии.

На суше уже весь берег кишел синими мундирами таридийцев. В море лазурно-черные флаги Таридии развевались над мачтами всех пяти линейных кораблей, хотя на палубах двух из них еще продолжались схватки. Вдали белели паруса устремившихся в погоню каперов.

И только перед Даниловой косой еще кипел ожесточенный бой. Один из линкоров Фрадштадта при попытке уйти в море протаранил наш бомбардирский корабль, и сейчас он, имея большой крен на правый борт, медленно отходил на восток, подальше от основной свалки. Его обидчик здесь же был перехвачен нашим линкором «Снегирь», и сейчас на палубе фрадштадтца было очень жарко. Еще три линкора пошли на прорыв, но один был перехвачен, другому снаряд большого калибра, выпущенный с бомбардирского судна, пробил борт и разорвался внутри. Не знаю, какие кораблю были причинены разрушения, но, видимо, что-то серьезное, потому что судно легло в дрейф и подняло белый флаг. Третьему линкору удалось вырваться, и сейчас он на всех парусах уходил на юг, старательно выбирая наименее опасную траекторию между нашим флотом, пушками Данилова форта и отрядом Игнатьева. Никаких попыток отбить захваченный флагман не предпринималось, впрочем, в противном случае капитан линкора должен быть сумасшедшим – вырваться из одного окружения, чтобы тут же добровольно угодить в другое.

Наконец уже на моих глазах еще один линейный корабль островитян сумел отбиться от абордажной атаки «Зеленодольска», сбросить все удерживающие корабли вместе крючья и мостки и направиться в сторону открытого моря. Для экипажа нашего корабля это был уже третий абордаж за день, люди валились с ног от усталости, да и потери были чувствительными. Поэтому было принято решение не преследовать беглеца – достаточно того, что он вышел из боя.

У остальных фрадштадтцев дела обстояли гораздо хуже. Оба оставшихся на плаву бомбардирских судна были настигнуты и захвачены быстрыми фрегатами, один линейный корабль, как уже было сказано, выбросился на скалы, чтобы дать возможность своей команде атаковать наши батареи на Даниловой косе. Над четырьмя линкорами уже развевались наши стяги, одно судно в данный момент серьезно горело, и его команда, вывесив белый флаг, прикладывала все силы для борьбы с огнем. Еще на двух судах короля Георга Второго артиллерийским огнем были сбиты мачты, что вынудило их капитанов тоже запросить пощады. Экипажи лишь двух линкоров еще продолжали сопротивление, но это уже было делом времени.

– Черт побери, – пробормотал я, опуская бинокль, – да мы победили!

С ума сойти, мы сделали это! Как? Как это удалось мне, ничего не понимающему в морском деле человеку? На самом деле всё просто – я не мешал делать свое дело профессионалам. А чтобы дать им шанс одолеть непобедимого доселе противника, сделал несколько нестандартных ходов, заставил фрадштадтцев разделить свои силы и стать уязвимыми. А дальше уже – честь и хвала нашим офицерам, солдатам, матросам, артиллеристам! Отдельное спасибо инженерам и промышленникам – хотя и с моей подачи, в пределах существующих сейчас возможностей, но они сумели воплотить в жизнь кое-какие идеи, оказавшие нам помощь в этой войне.

Себя любимого тоже можно похвалить, осторожненько только, чтобы не зазнался и не возгордился сверх меры. Мог ли я три года назад предположить, что буду командовать соединениями армии и флота, да еще и побеждать при этом? Нет, конечно. Я жил тихой и мирной жизнью обычного офисного служащего и о подобной судьбе не мог даже мечтать. Но при этом нельзя сказать, что я прямо вот сам взял и исключительно своими руками выстроил в новом мире свою карьеру. Без моих усилий не обошлось, но как-то больше сама жизнь заставляла меня крутиться, вертеться, защищаться и нападать, приспосабливаться, выжимать по крупицам из памяти знания, о наличии которых раньше даже не догадывался. Вот как-то так, через борьбу и постоянное решение бесконечных проблем.

К семи часам вечера всё было кончено, а спустя час я приветствовал адмирала Лозанова, гордо стоявшего на капитанском мостике входящего в гавань флагмана флота. Сияющий от счастья Хуан Карлович отдал мне честь и направился к порту, принимать свою долю почестей. Четыре фрадштадтских линкора демонстративно тянули на привязи со спущенными парусами. Остальные трофеи будут всю ночь доставлять в Южноморск специальные команды. А пленных наберется столько, что я ума не приложу, что с ними делать.


Весь день державшее меня напряжение схлынуло, и навалилась жуткая усталость. Только сейчас пришло понимание, что я ничего не ел с раннего утра, но тратить время на ужин в форте не хотелось. Нужно возвращаться в город, меня там ждут.

Порт был оцеплен, за тонкой линией синих мундиров колыхалось возбужденное людское море – Южноморск страстно желал видеть победителей и побежденных.

– Господин генерал-лейтенант! – отдуваясь и поминутно утирая с лица пот, ко мне подбежал комендант порта подполковник Зубарев. – Что с пленными делать? Гауптвахта и городская тюрьма не вместят столько!

– Разместите сколько сможете, остальных заприте в трюмах под хорошей охраной. Пару дней так посидят, а там придумаем что-нибудь, – не имел я пока ответа на этот вопрос, и придумывать что-то на ходу не было ни сил, ни желания.

– Есть! – с облегчением выдохнул Зубарев и развернулся к подчиненным. – Этих к нам, на гауптвахту, – он небрежно махнул рукой на выведенную на пристань группу фрадштадтских офицеров численностью человек в двадцать. – С кораблей сто двадцать человек под конвоем отправить в городскую тюрьму, остальных пока оставить!

Я уже посчитал было, что проблема решена, и собрался продолжить движение в город, но тут пленные офицеры принялись что-то возмущенно высказывать коменданту. Подполковник растерянно обернулся, вновь обращаясь ко мне за поддержкой. Пришлось подойти поближе, чтобы добавить авторитета словам Зубарева.

Собственно, возмущался только один блондинистый господин лет тридцати, остальные лишь что-то нечленораздельно мычали, поддерживая его.

– Мы – офицеры его величества короля Георга! Я – вообще лорд Фрадштадта! Вы не можете засунуть нас на гауптвахту! Мы требуем нормальных, цивилизованных условий! – видя смущение коменданта, всё больше распалялся одетый в слегка изорванный камзол лорд.

Я пробежался глазами по пленным – все выглядят растерянными, но скорее раздраженными, чем подавленными. То ли еще не до конца осознали свое поражение, то ли действительно воспринимают всё происходящее как часть игры, где им в любом случае должно быть гарантировано подобающее их статусу место. Вот гады! Может, в каменоломни их всех отправить? Вот принципиально, ткнуть носом в нечистоты, чтобы прочувствовали всю тяжесть своего положения?

Видимо, эти мысли отразились на моем лице, поскольку гомон кучки благородных островитян стих, как по команде. Только лорд еще несколько секунд продолжал «качать права», потом и он умолк. Только тут я обратил внимание на скромно стоящего за спиной этого горлопана Джона Олстона.

Агент Тайной канцелярии был бледен, правая рука висела на перевязи, и вот он-то смотрел на меня отрешенным взглядом обреченного человека. Понимает, в чьи руки попал, и прекрасно знает, как я расплатился с Курцевичем-младшим. Кроме того, я знаю, на какую службу он работает, и это тоже не сулит ему ничего хорошего. Из таких ценных пленников информацию выбивают долго и тщательно. И в живых не оставляют.

Ну, это он так думает, а я человек отходчивый. Тем более что сегодня был такой тяжелый день и окончился он моим торжеством. Пережитые сегодня эмоции заставили меня забыть даже нападение на фрегат недельной давности, а уж похищение и пребывание в плену на территории Улории вообще кажутся настолько древней историей, что будто и не со мной приключились. Если пойдет Олстон на сотрудничество, то будут ему особые условия, а там уж посмотрим. Но это чуть позже, а сейчас – все на гауптвахту!

– Довожу до сведения тех, кто еще не понял, – заявил я громко, чтобы услышали все пленные офицеры, – мир изменился, и жить теперь всем придется по новым правилам! Поэтому сейчас вы все идете туда, куда вас определит подполковник Зубарев. Кто не согласен, может отправляться на корм рыбам! Альтернативы не будет.

Лорд снова хотел что-то возразить, но, наткнувшись на мой многообещающий взгляд, передумал. Вот так-то лучше!

Мой эскорт с большим трудом прокладывал себе дорогу сквозь восторженную толпу горожан. На улице уже стемнело, потому многие южноморцы стояли с факелами и масляными фонарями в руках. Смотрелось это очень красиво, но на восторги у меня уже не было сил. Всё, на что меня еще хватало, – это устало улыбаться и приветственно махать рукой. Кажется, со стороны это должно было выглядеть достаточно жалко, но народ встречал восторженным гулом каждый мой новый взмах руки. Толпа беспрестанно выкрикивала здравицы царю и обоим царевичам, адмиралу Лозанову и мне в двух лицах – и как Бодрову, и как Князю Холоду. Похоже, мне уже не избавиться от этого прозвища, да и нужно ли?

Напрасно я полагал, что сегодня уже не способен ни на какие эмоции – супруга доказала мне обратное.

Она встретила меня на верхней площадке лестницы, и глаза ее лучились таким счастьем, что сердце мое мигом оттаяло от ожесточения сегодняшнего дня, на душе стало легко и тепло. Позабыв об усталости, я вприпрыжку преодолел последний лестничный пролет и подхватил Натали на руки. Она обвила мою шею руками и прошептала на ухо:

– Поздравляю тебя, князь, с двойной победой!

– И тебя, княгинюшка, с победой! – автоматически ответил я и только после этого спохватился: – А почему с двойной?

– А ты догадайся! – сказала она весело и, чуть отстранившись, посмотрела мне прямо в глаза.

Я всё понял, и в голове моей второй раз за минуту взорвался цветной фейерверк. Вспомнились и сложились в единую картину все недомолвки и недомогания последних дней, и даже отчаянная решимость, с которой Игнат пытался не пустить меня в бой, выполняя указание Натальи.

– Спасибо! – прошептал я, не обращая внимания на смущенно топчущуюся внизу охрану и целуя Наталью в губы.

– Да, Михаил Бодров, – подтвердила она мою догадку, – у тебя скоро появится наследник. Или наследница.

– Это без разницы, – весело ответил я, в очередной раз удивляясь прозорливости отца Порфирия, уверенно предсказавшего именно такое развитие событий.

– Миша, я понимаю, что мы не можем совсем переехать в Холодный Удел, но хотя бы на пару месяцев!

– Я что-нибудь придумаю. Обязательно что-нибудь придумаю!

Конечно, придумаю, куда ж я теперь денусь? Жизнь вносит свои коррективы, снова придется приспосабливаться. И играть по другим, по новым правилам.