Дурная кровь

Как ни крути, образ этот производил чрезвычайно сильное впечатление. Когда-то Страйк в подпитии признался Робин, что Шарлотта – самая красивая из всех известных ему женщин, и теперь, оказавшись между жизнью и смертью, эта красавица решила позвонить Страйку и рассказать о своей безграничной любви. А что могла предложить невзрачная Робин Эллакотт в противовес такому напряженному драматизму, такому накалу эмоций? Пересмотренный график наружки, аккуратно подшитые счета, чашки крепкого чая? Настроение Робин то и дело менялось (несомненно, из-за полученных травм лица) от убывающей бодрости до тоскливой задумчивости. В конце концов она устроила себе суровую выволочку: если Страйк в кои веки приоткрыл тебе свои теплые чувства, а Солу Моррису указали на дверь, чтобы больше рядом с тобой не отсвечивал, так живи и радуйся, благо есть два таких повода.

Как и следовало ожидать, больше остальных из-за внезапного увольнения Сола Морриса переживала Пат. О его судьбе она узнала от Страйка в понедельник утром, когда столкнулась с ним у входа в офис. Страйк уже уходил, а Пат как раз шла на работу. Оба собирались насладиться очередной порцией никотина. Пат только что достала свою привычную электронную сигарету, а Страйк держал в руке пачку «Бенсон энд Хеджес» – он практически никогда не курил в офисе.

– Доброе утро, – сказал Страйк. – Оставил вам на столе записку. Там несколько поручений на время моего отсутствия. Робин придет к десяти. И еще… – Он уже сделал несколько шагов, но вновь обернулся к ней. – Я вас попрошу: оформите полный расчет Моррису, по пятницу включительно, и сразу перечислите ему всю сумму. Он здесь больше не работает.

Страйк не стал дожидаться ответа, поэтому сетования расстроенной секретарши вылились на Робин, которая пришла в офис без десяти десять.

– Доброе утро. Почему… что стряслось? – спросила Пат.

Робин выглядела еще хуже, чем три дня назад, в субботу. Хотя отек немного уменьшился, под глазами пролегли темные полукружья с багровыми контурами.

– Это случайно вышло. Просто ударилась, – сказала она, снимая пальто и вешая его на крючок. – В течение недели наружку вести не смогу.

Достав из сумки какую-то книгу, Робин подошла к чайнику. Косые взгляды в метро действовали ей на нервы, и рассказывать Пат, что это Страйк заехал ей локтем, она не собиралась, дабы не подогревать неприязненные чувства секретарши.

– Почему это Сол здесь больше не работает? – потребовала ответа Пат.

– Не вписался в команду, – ответила Робин и, стоя спиной к Пат, вынула из шкафчика две кружки.

– Это в каком же смысле? – возмутилась Пат. – Не кто-нибудь, а он застукал того субъекта, который кувыркался с нянькой. У него вся отчетность была в ажуре, не то что у этого двинутого шотландца.

– Не спорю, – ответила Робин. – Но в команду он не вписался, Пат.

Нахмурившись, Пат глубоко затянулась никотиновым паром.

– Этому, – она кивнула на пустое кресло, которое обычно занимал Страйк, – не вредно было бы кое-чему поучиться у Морриса!

Робин прекрасно знала, что у Пат нет права голоса в вопросах найма и увольнения, но, в отличие от Страйка, считала, что в сплоченной команде Пат заслуживает правдивого ответа.

– Уволить его потребовал не Корморан, – сказала она, поворачиваясь лицом к секретарше, – а я.

– Ты?… Я-то думала, у вас с ним шуры-муры!

– Нет. Мне Сол не нравится. А ко всему прочему на Рождество он прислал мне фотографию своего пениса в полной готовности.

У Пат на лице отразился почти комический ужас.

– Что?… По почте?

Робин засмеялась:

– Вложенную в рождественскую открытку? Нет. Сбросил на телефон.

– А ты, случайно…

– Не давала ему повода? Нет, – без улыбки отрезала Робин. – Он извращенец, Пат.

Она отвернулась к чайнику. Возле раковины по-прежнему стояла непочатая бутылка водки. При взгляде на нее Робин вспомнила ту мысль, которая посетила ее в субботу вечером, после того как руки Морриса обхватили ее за талию. Поставив перед секретаршей ее чашку кофе, Робин направилась в кабинет со своей чашкой и вынутой из сумки книгой. Пат спросила ей вслед:

– Теперь мне весь график перекраивать или ты сама займешься?

– Сама займусь, – прикрывая за собой дверь, ответила Робин, но вместо этого набрала номер Страйка.

– Доброе утро, – ответил он после второго гудка.

– Привет. Забыла рассказать, какая идея посетила меня в субботу.

– Выкладывай.

– Насчет Глории Конти. Почему на барбекю у Марго ее тошнило в туалете, если Оукден не подливал в пунш спиртное?

– Потому что он брешет и на самом деле плеснул-таки в пунш спиртного? – предположил Страйк.

Он находился на той же площади в Ислингтоне, где в пятницу вела наблюдение Робин; сейчас Страйк сделал паузу и полез за сигаретами, не сводя глаз с безлюдного в этот день сквера. Клумбы, густо усаженные лиловыми фиалками, напоминали бархатные мантии, расстеленные на сверкающей от росы траве.

– А не потому ли, что она была беременна? – подсказала Робин.

– Мне казалось, – сказал после паузы Страйк, закуривая сигарету, – рвота бывает по утрам, нет? Разве не потому это состояние называется…

Едва не сказав «утренняя тошнота беременных», Страйк вспомнил, как жену его однополчанина, которая была в положении, забрали в больницу из-за непрерывной, круглосуточной рвоты.

– Мою двоюродную сестру во время беременности выворачивало в любое время дня и ночи, – сказала Робин. – Она не выносила определенных запахов. А там было барбекю, так что вовсю несло жареным мясом.

– И то верно. – Страйку вспомнилась идея, посетившая его после беседы с сестрами Бейлисс. Но версия Робин оказалась сильнее. И по сути, сводила на нет его собственную. – Итак, – сказал он, – по-твоему, Глория вполне могла…


– …сделать аборт в клинике на Брайд-стрит? Вот-вот, – подхватила Робин. – А организовала это Марго. Помнишь, Айрин упоминала, что Глория и Марго подолгу беседовали, запершись в кабинете? А в регистратуре управлялась одна Айрин?

От куста сирени в сквере веяло таким густым ароматом, что Страйк чувствовал его даже сквозь сигаретный дым.

– По-моему, что-то в этом есть, – с расстановкой выговорил Страйк.

– Я сейчас подумала, что этим как раз и объясняется…

– Отказ Глории выходить с нами на контакт?

– В принципе, да. Это само по себе травматичное воспоминание, но, скорее всего, еще и муж ничего об этом не знает, – сказала Робин. – Ты сейчас где?

– В Ислингтоне, – ответил Страйк. – Собираюсь прощупать Мутного Риччи.

– Что?! – поразилась Робин.

– На выходных об этом думал, – сказал Страйк, которому, в отличие от Робин, не выпало ни минуты свободного времени: он вел слежку за Жуком и за бойфрендом Мисс Джоунз. – Из отведенного нам года прошло десять месяцев, и практически впустую. Если старик в маразме, то это, конечно, дохлый номер, но чем черт не шутит – может, и вытяну из него что-нибудь стоящее. Вполне возможно, – добавил Страйк, – ему даже будет в кайф припомнить старые добрые времена.

– А вдруг его сыновья пронюхают?

– У него же отказала речь – по крайней мере, внятная. Готов поспорить: он не сможет им рассказать, что я заходил. Послушай, – Страйк не спешил прекращать разговор: ему хотелось спокойно покурить и при этом потрепаться с Робин, – сдается мне, Бетти Фуллер считает, что убийца – Риччи. Так же думал и Тюдор Эторн, о чем сообщил своему племяннику, и подобные личности были в курсе жизни районного криминалитета. Мне не дает покоя одна фраза Штыря: когда я ему рассказал, что Марго исчезла без следа, он сразу выдал: «Профессионал работал». Если остановиться и оглянуться, – продолжал Страйк, докуривший сигарету до последнего сантиметра, – то станет ясно: бесследное исчезновение означает только одно – что все следы подчистил некто с большим опытом.

– У Крида был большой опыт, – негромко сказала Робин.

– А знаешь, чем я занимался во время вчерашней смены? – Страйк пропустил ее замечание мимо ушей. – Изучал в интернете свидетельство о рождении Кары Вулфсон.

– С какой целью? – спросила Робин, и Страйк понял, что она улыбается. – Ага, уж не на предмет ли ее знака зодиака?

– Да-да. Понимаю, это нарушает правило «сначала средство, потом мотив», – добавил он, предвосхитив тем самым слова Робин, – но меня осенило, что кто-нибудь мог рассказать Марго про убийство Кары. Врачам много чего рассказывают, правда? Они ходят по вызовам, дают конфиденциальные консультации. В чем-то схожи со священниками. Им доверяют тайны.

– Ты хотел удостовериться, что Кара – Скорпион, – сказала Робин, и эта фраза прозвучала не вопросом, а утверждением.

– В точку. И заодно думал: не для того ли Риччи заявился на вечеринку, чтобы показать своим головорезам ту женщину, которую требовалось похитить.

– Ну?

– Что «ну»?

– Кара – Скорпион?

– Ах вот ты о чем. Нет. Телец. Родилась семнадцатого мая.

Страйк услышал, как Робин перелистывает страницы.

– А это означает, по Шмидту… – сказала Робин и после короткой паузы закончила, – что она – Кит.

– Ну-ну. – Страйк докурил сигарету до фильтра. – Ладно, пожелай мне удачи. Я пошел.

– Счастливо…

– Корморан Страйк! – радостно прозвучало у него за спиной.

Как только Страйк прервал разговор, с ним поравнялась сияющая чернокожая женщина, стройная, в кремовом пальто.

– Не узнаешь? – спросила она. – Госпиталь «Селли-Оук». Я…

– Марджори! – воскликнул Страйк, на которого нахлынули воспоминания. – Марджори, физиотерапевт! Как поживаешь? Чем?…

– Да вот подрабатываю в доме престарелых, тут недалеко! – сообщила Марджори. – Но я-то что, а вот ты – весь из себя знаменитый!

Йопта…

Битых полчаса Страйк не мог от нее отделаться.

– Представляешь, какая непруха… – делился он с Робин по возвращении в офис. – Пришлось наплести, что приехал к бухгалтеру. Но если она подхалтуривает в «Сент-Питерсе», нам не светит добраться до Риччи.

– Тебе не светит…

– Я же ясно сказал, – резко оборвал ее Страйк; внешний вид Робин служил зримым предостережением против безрассудства и недальновидности. – Не смей к нему приближаться.

– На проводе Мисс Джоунз! – крикнула Пат из приемной.

– Переключите на меня, – попросила Робин, и Страйк одними губами сказал «спасибо».