Дурная кровь

– …но никто не хотел брать ее с ребенком, а Джен была слегка… ну вы понимаете… когда женщина долго одна, у нее проявляется не то чтобы отчаяние, а прилипчивость какая-то… но Ларри не возражал, и хотя Ларри был не совсем…

– Еще кое о чем хотел вас спросить…

– …но жениться на ней тоже наотрез отказывался. Он пережил тягостный развод…

– Это касается Лемингтон-Спа…

– Вы наверняка уже навели справки в Богнор-Реджисе?

– Простите? – не понял Страйк.

– О Даутвейте. Он ведь в кемпинге обосновался, в Богнор-Реджис переехал, разве не так?

– В Клэктоне-он-Си, – сказал Страйк. – Или он обосновался и в Богнор-Реджисе тоже?

– Как это «тоже»?

В бога душу мать.

– Почему вы думаете, что Даутвейта когда-нибудь заносило в Богнор-Реджис? – потирая лоб, с расстановкой выговорил Страйк.

– Я подумала… а что, разве его туда не заносило?

– Насколько мне известно – нет, но мы знаем, что в середине восьмидесятых он устроился на работу в Клэктон-он-Си.

– Ой, кто-то ведь мне рассказывал, а эти старомодные приморские… они все как две капли… ну вы понимаете…

Страйк вспомнил, что вроде как спрашивал и Айрин, и Дженис, есть ли у них хоть малейшее представление, куда мог уехать Даутвейт, бежав из Кларкенуэлла, и обе сказали, что не знают.

– Как вы узнали, что местом его работы стал Клэктон-он-Си? – спросил Страйк.

– Мне Джен сказала, – после мимолетной паузы ответила Айрин. – Да, наверняка мне Джен сказала. Она ведь была его соседкой, вы же понимаете, а потому неплохо его знала. Да, мне кажется, она пыталась разузнать, куда он отправился, когда съехал с Персиваль-стрит: беспокоилась о нем.

– Но это произошло через одиннадцать лет, – возразил Страйк.

– Произошло что?

– Он отправился в Клэктон-он-Си только через одиннадцать лет после того, как съехал с Персиваль-стрит, – повторил Страйк. – Когда я вас обеих спрашивал, знаете ли вы, куда он уехал…

– Но вы же имели в виду сейчас, правда? – спросила Айрин. – Где он сейчас? Не имею представления. Вы, кстати, не поинтересовались этой историей с Лемингтон-Спа? – Тут она рассмеялась и сказала: – Ох уж эти приморские городишки! Нет, погодите… Лемингтон-Спа – он ведь не на побережье? Ну, вы же понимаете, я хочу сказать, не у воды, а я страсть как люблю воду, вода – это… Гринвич, Эдди, как увидел этот дом, сразу понял, что мне тут понравится… так приключилось там что-нибудь, в этом Лемингтон-Спа, или Джен все выдумала?

– Миссис Битти ничего не выдумала, – ответил Страйк. – Мистер Рэмидж определенно видел пропавшую…

– Ой, я не то хотела сказать, я не имею в виду, что Джен это выдумала, нет. – Айрин мгновенно начала сама себе противоречить. – Я просто имею в виду, вы же понимаете, что Марго, как ни странно, оказалась в этом городке, в Лемингтоне… вы обнаружили какую-нибудь связь, – вскользь спросила она, – или?…

– Пока нет, – ответил Страйк. – А вы-то, случаем, не вспомнили что-нибудь о Марго и Лемингтон-Спа, нет?

– Я? Господи, конечно нет, откуда мне знать, как ее туда занесло?

– Ну, иногда люди что-нибудь припоминают после разговора с нами…

– А вы после этого не беседовали с Джен?

– Нет, – отрезал Страйк. – Не знаете, когда она вернется из Дубая?

– Не знаю, – ответила Айрин. – Везет же некоторым, правда? Я бы не прочь прихватить чуток солнышка, а то у нас зима такая… но для Джен это – не в коня корм, солнечные ванны она не принимает, а я, в отличие от нее, не готова летать на такие расстояния экономклассом… Удивляюсь, как она там не свихнулась: полтора месяца, да еще с невесткой! Не важно, какие у тебя с ней отношения, но так долго…

– Ну, пожалуй, лучше я вас отпущу, миссис Хиксон.

– Вот и славно, – зачастила она. – Вот и хорошо. Желаю вам всяческих успехов.

– Спасибо, – сказал Страйк и повесил трубку.

Дождь барабанил в оконное стекло. С тяжелым вздохом Страйк направился в туалет, еле-еле дотерпев до этого момента.

Расплачиваясь по счету, он краем глаза увидел, как мимо окна проходит мужчина в фуфайке с Ежом Соником, причем по той же стороне улицы, где находилось кафе. Теперь он шел в обратную сторону и тащил в руках два объемистых пакета с продуктами из супермаркета «Теско», двигаясь все той же странной расхлябанной походкой; волосы его все так же липли к черепу, а рот был слегка приоткрыт. Страйк проводил его взглядом: дождевые капли падали с пакетов и с мочек его невероятно больших ушей.





38





Где страстно сочетались их тела,

В затерянной среди лесов лачуге,

Она сатиру сына родила…





Эдмунд Спенсер. Королева фей. Перевод В. Микушевича



Не веря своей удаче, Страйк бросил на стол чаевые и поспешил на улицу, под проливной дождь, на ходу надевая плащ.

Если душевнобольной прохожий в намокшей фуфайке с Ежом Соником на груди действительно был в свое время лопоухим мальчишкой, которого таскал за собой по этим улицам эксцентричный родитель, значит он прожил сорок лет именно в этом закоулке Кларкенуэлла. Что ж, такое бывает, размышлял Страйк, особенно с теми, для кого здесь есть какая-никакая поддержка и весь мир ограничен парой знакомых улиц. Прохожий еще оставался в пределах видимости: он невозмутимо двигался под дождевыми струями в направлении Кларкенуэлл-роуд, не ускоряя шага и не пытаясь укрыться от ливня. Страйк поднял воротник плаща и двинулся следом.

Пройдя небольшое расстояние по Сент-Джонс-стрит, объект свернул направо возле угловой скобяной лавки и оказался на Альбемарль-уэй, короткой улочке со старой, красного цвета телефонной будкой в противоположном конце и со сплошными рядами домов по обеим сторонам. У Страйка вспыхнул профессиональный азарт.

Тем временем лопоухий, миновав скобяную лавку, опустил пакеты с покупками на мокрый тротуар и вытащил из кармана дверной ключ. Страйк продолжал путь – спрятаться было негде, но взял на заметку номер входной двери. Неужели покойный Эпплторп проживал именно в этой квартире? Разве не говорил себе Страйк, что Альбемарль-уэй вполне подходит для засады на жертву? Пусть не столь идеально, как Сквозной проход или Иерусалимский проезд, но куда лучше, чем оживленная Кларкенуэлл-Грин, где, по убеждению Тэлбота, Марго отбивалась от переодетого Денниса Крида.

Страйк услышал, как за лопоухим прохожим захлопнулась входная дверь, и повернул назад. Темно-синяя, давно не обновлявшаяся краска облупилась. Рядом с дверью была маленькая кнопка звонка, под которой приклеили табличку с написанной печатными буквами фамилией: «Эторн». Не эту ли фамилию силилась вспомнить Айрин: Эпплторп, Эпплтон, Эптон? И тут Страйк заметил, что в замочной скважине остался ключ.

Упрекая себя за недооценку причуд вселенной, Страйк вынул ключ и надавил кнопку; внутри пронзительно заверещал звонок. Пару мгновений ничего не происходило, потом дверь вновь распахнулась: на пороге стоял все тот же человек в насквозь промокшей фуфайке с Ежом Соником.

– У вас ключ торчал в замочной скважине. – Страйк протянул ему ключ.

Незнакомец смотрел не в глаза посетителю, а на третью пуговицу его плаща.

– Со мной такое уже случалось, и Клер сказала: смотри, чтобы этого больше не было, – пробормотал он, взял протянутый ему ключ и стал затворять дверь.

– Меня зовут Корморан Страйк. Можно я зайду и мы с тобой побеседуем про твоего папу? – спросил Страйк; он еще не выставил вперед ступню, но уже приготовился это сделать, если возникнет такая необходимость.

На фоне темной прихожей лопоухое лицо выделялось своей бледностью.

– Мой-папа-Гильерм умер.

– Да, – сказал Страйк, – я знаю.

– Он меня на плечах носил.

– Серьезно?

– Ага. Мне мама рассказывала.

– Ты один живешь?

– Я живу с мамой.

– Маму зовут Клер?

– Нет. Дебора.

– Я детектив, – сообщил Страйк, доставая из кармана визитку. – Меня зовут Корморан Страйк, и я бы очень хотел, если можно, побеседовать с твоей мамой.

Жилец дома не притронулся к визитке и только бросил на нее косой взгляд. Страйк заподозрил, что бедняга не умеет читать.

– Как думаешь: можно? – спросил его Страйк, переминаясь под холодным дождем.

– А чего, давай. Заходи, – ответил тот, все еще обращаясь к пуговице плаща, и настежь распахнул дверь, впуская детектива в дом.

Даже не оглянувшись посмотреть, следует ли за ним незваный посетитель, он направился к темной лестнице.

Страйку сделалось неловко оттого, что он воспользовался состоянием такого человека, как Эторн, но слишком уж заманчивой была перспектива оглядеться в квартире, где в семьдесят четвертом году проживал самопровозглашенный убийца Марго Бамборо. Тщательно вытерев ноги о коврик, Страйк затворил за собой дверь и увидел на полу несколько писем, по которым как ни в чем не бывало шагал его провожатый – на одном конверте даже отпечатался мокрый след. Страйк поднял с пола корреспонденцию и стал подниматься по деревянным ступеням, над которыми свисала голая перегоревшая лампочка. При подъеме Страйк позволил себе пофантазировать на тему квартиры, куда в течение четырех десятилетий не входил никто, кроме жильцов: запертые шкафы и комнаты, а возможно – такие случаи были ему известны, – даже скелет, лежащий прямо на виду. Когда Страйк ступил на лестничную площадку, надежды всколыхнулись с новой силой: плита в тесной кухоньке явно была родом из семидесятых, равно как и коричневая облицовка стен, но, к сожалению – с точки зрения сыщика, – в квартире царил порядок и веяло свежестью. На старом ковре, оранжевом с коричневыми завитками, виднелись полосы от недавней чистки пылесосом. Нераспакованные пакеты из супермаркета «Теско» оставались на полу, но обшарпанный линолеум сверкал чистотой.

По правую руку от Страйка стояла нараспашку дверь в небольшую гостиную. Там находился человек, впустивший Страйка в дом: он застыл перед пожилой женщиной, которая вязала крючком, сидя в кресле у окна. Как и следовало ожидать, при виде постороннего, да еще такой комплекции, она впала в ступор.

– Он хочет с тобой побеседовать, – объявил впустивший Страйка человек.

– Только если вы не против, миссис Эторн, – сказал Страйк с лестничной площадки, сожалея, что с ним нет Робин: она положительно влияла на нервных дам; а эта женщина, по словам Дженис, страдала агорафобией. – Меня зовут Корморан Страйк, я хотел задать вам несколько вопросов о вашем муже. Но если вам это неприятно, я немедленно уйду.

– Холодно мне, – громко сказал Эторн-младший.