Экзамен первокурсницы

– Меня не оставляет мысль, – продолжал говорить Крис, – а что, если дирижабль с этим вашим Виттерном все же спускался в Запретный город? Но мы ушли. Нас увели.

– Что? – не поняла я. – О чем ты говоришь?

И тут поняла, куда указывал рыцарь. На что. Ему не было дела до старого, выбеленного временем ствола, он никогда не был в Илистой норе и не мог отметить сходства. Рыцарь указывал на стоящую чуть дальше за оградой вышку для швартовки дирижаблей.

– Да я и сам не знаю о чем. – Он опустил руку и потер глаза. – Глупо звучит, да? Ну, есть у князя вышка, меня больше удивило бы, если бы ее у него не было. Просто рассуждаю, брус еще этот… Почему мне кажется, что князь не сказал нам всей правды по поводу путаницы в Академикуме?

Знаете, когда кто-то другой озвучивает твои тайные сомнения, это заставляет радоваться. Хотя бы тому, что ты не одинок в своем сумасшествии. Оуэн тоже сомневался, но, в отличие от меня, не боялся сомневаться вслух.

Что нам сказал Затворник? На что я обратила внимание, но потом позабыла? Что видел государь в Оке Девы… Но ведь…

– Князь соврал, – выпалила я и зажмурилась от собственной смелости.

– Поясни, – потребовал рыцарь.

– Око Девы слепнет, если его направить туда, где есть другое Око. А в Академикуме оно есть. У Миэров тоже. Князь никак не мог узнать, что отец Гэли предоставил дирижабль.

– Значит, князь соврал, – констатировал рыцарь. – Недаром чертов брус не выходит у меня из головы.

– Что за брус и что с ним не так?

– Брус, которым заперли двери Первого форта. С ним все так. – Оуэн рассеянно запустил руку в волосы. – Старый, добротный, тяжелый, как демон знает что. Вот только на двери одна скоба чуть выступает, то ли у кузнеца рука дрогнула, то ли приладили не так. Она царапает брус.

– И что? – не поняла я.

– А то, что царапина там только одна, и оставили ее сегодня, на моих глазах. Это значит, что Первый форт никогда до этого не запирали. Это сделали впервые и, кажется, специально для нас, иначе дерево в этом месте давно бы стесалось. А теперь прибавь к этому завтрашний дирижабль, и если ты все еще сомневаешься, что нам врут, то я просто не знаю, что сказать. – Он развел руками. – Разве что позавидовать. У меня от мыслей голова пухнет.

– У меня тоже. – Я даже пощупала затылок здоровой рукой, но ничего, кроме распущенных волос, не нащупала.

О Девы, я стою в мужской спальне, простоволосая, босиком, и, кажется, рассуждаю, врал ли нам князь!

– Все решится утром, – вздохнул Крис. – Когда мы увидим, куда именно пришвартуется дирижабль Академикума. Буду очень удивлен, если на ту же вышку, что и раньше, но скорее бросит швартовы здесь. – Он снова посмотрел в окно.

– Почему он не может пришвартоваться здесь? Мэрдока не придется тащить через полгорода.

– Может, еще как может. Но тогда вырисовывается странная картина. Сначала князь узнал, что в Запретном городе остались ночевать студенты, потом магистры узнали, что мы заночевали в Первом форте, куда и пришлют поутру дирижабль. Все вокруг все знают. Только нам не говорят. У князя есть канал связи с Академикумом? Ты же не веришь в таких быстрых почтовых голубей? Скорее уж в ястребов. Телеграфа здесь нет…

– К-какого графа? Я не знаю рода Теле.

– Не важно.

– Раз это важно для тебя, значит, важно и для меня…

– Ивидель, прекрати, – попросил он.

– Что?

– Прекрати смотреть на меня так, словно я только что убил дракона и бросил голову к твоим ногам.

А я продолжала смотреть. На простую, кажущуюся серой в лунном свете рубаху, рукав которой был заляпан воском, на растрепанные волосы, на упрямо сжатые губы.

– Не могу, – прошептала я и тут же испугалась этого шепота, потому что он был слишком правдив, потому что это совсем не то, что надлежит говорить джентльмену. Но, как я уже объясняла, в ту ночь все мои принципы трещали по швам, не скажу, что летели в бездну, но вплотную к ней приближались.

– Этому взгляду очень трудно противиться. – Крис сделал шаг вперед, стал почти вплотную ко мне. Синие глаза в темноте казались черными. – Но, Ивидель, я не герой баллад. – Губы скривила горькая усмешка. – Я даже не особо хороший человек, скорее уж наоборот, нехороший. И если все вскроется, если люди узнают, вряд ли отделаюсь виселицей. – Я отступила и замотала головой. Крис говорил какие-то невозможные глупости, которых я не хотела слушать. – Скорее мне грозит четвертование. Одно радует – к моменту приведения приговора в исполнение жрицы уже вывернут меня наизнанку. И я уже буду не я.

– Это неправда, – упрямо сказала я, делая очередной шаг назад. – Ты говоришь это специально, чтобы я…

– Чтобы ты что? – с любопытством спросил рыцарь.

Я сделала еще шаг назад и поняла, что отступать больше некуда. Прижалась спиной к стене рядом с окном и смотрела Крису в лицо. Рыцарь поднял руку, его ладонь замерла напротив моего лица, а потом уперлась в стену над головой.

– Чтобы я…

Какого ответа он ждал? Не важно, у меня не было никакого.

– Я дал слово не касаться тебя, – непонятно кому напомнил он и уперся второй ладонью в стену.

Целую вечность мы смотрели друг на друга, как герои, которым нужно сыграть любовь в каком-то дешевом водевиле. Правда, зритель все равно им не верил. Он видел жеманные жесты актрисы, неловкие движения героя, от которого начинал блестеть театральный грим, замечал, как «влюбленный» неосознанно морщился за миг до того, как накрашенные губы артистки должны были коснуться его кожи… Наверное, это правильно. Потому что нельзя сыграть бесконечность взгляда, что длится лишь миг. Взгляда, от которого внутри становится жарко, хотя ты никогда и никому в этом не признаешься. И пусть такой огонь не способен поджечь даже лист бумаги, но я сама могу сгореть в нем без остатка. И весь вопрос в том, сгорю я одна или рядом будет он.

– Зато я такого слова не давала, – прошептала едва слышно, встала на цыпочки и прижалась губами к его рту.

Всего лишь прикоснулась. Неуверенно. Легко. Сладко. Всего лишь на мгновение, за которым могло ничего не последовать. Не должно было ничего последовать, но… Его губы шевельнулись, раскрываясь навстречу моим, и легкость обернулась чем-то иным – чем-то обжигающе-горячим и настолько притягательным, что остановиться оказалось немыслимо.

Его губы звали, а я откликалась. Подняла руку, провела по затылку, плечам, ощущая, как под пальцами напрягаются мышцы, как Крис едва сдерживается. Было в этом что-то невыносимо притягательное. Пусть и эфемерная, но все же власть над мужчиной, которую я ощутила впервые. Любая власть сладка, а та, что имеет привкус запрета, та, что в любой момент может ускользнуть из рук, вдвойне слаще.


Я забыла про воспитание, про Запретный город, про Мэрдока, князя, Дженнет с ее планами, даже про боль, которая разрывала ладонь.

Крис завладел моими губами, заставил их раскрыться, проник глубже. Я не могла шевельнуться, не могла глотнуть воздуха. Сейчас такая мелочь как дыхание казалась совсем неважной.

Важен был мужчина, его губы, заставляющие меня испытывать что-то невообразимое. Тихое покалывание зарождалось где-то в затылке и легкой волной расходилось по всему телу. Ткань платья сразу показалась грубой и неуместной.

Невзирая на боль в руке, я провела ладонями по плечам и спине Оуэна. Зарылась пальцами в волосы на затылке. Его кожа была горячей, мышцы твердыми. Рыцаря словно отлили из металла…

В какой момент все изменилось? В какой момент запретная игра вдруг перестала быть игрою и обернулась чем-то опасным? Когда наши языки сплелись? Или когда Крис вдруг зарычал, словно дикий зверь, и навалился на меня всем телом, еще больше прижимая к стене? А может быть, когда я оторвалась от его губ и стала хватать ртом воздух, будто не могла надышаться?

Не знаю. Происходящее просто перестало быть игрой, и все. А возможно, никогда ею и не было.

Я ощутила прикосновение его тела: ног, бедер, живота, груди… И вдруг поняла, как мало на нас одежды. И как приятно мне это ощущение. Я была в ужасе, но не могла оттолкнуть барона. И не хотела.

Крис все понял, прочел в моих глазах и, склонившись к самому уху, прошептал:

– Трусиха.

Вопреки всему его голос оставался ласковым. Он искушал, провоцировал. Меня так и подмывало возразить. Вот только если я скажу «нет», скажу, что не трусиха… Потом мне придется все время говорить «да». Я просто не смогу сказать ничего иного.

Я боялась не Криса, а себя. Боялась того, что сама не хочу останавливаться. Должна, но не хочу. Я желала прыгнуть в бездну, держа за руку этого мужчину.

Как там сказала Дженнет? История для доверчивых дурочек, которые верят мужчинам до принесения брачных обетов? Очень похоже на то, что происходило сейчас со мной.

– Тебе лучше вернуться к себе в комнату, – прошептал Крис, отстраняясь. – Для тебя лучше. – Рыцарь опустил руки, несколько раз вдохнул и выдохнул. – Идем, я провожу, а то опять куда-нибудь забредешь. – Оуэн подошел к двери.

– Но я не хочу… – начала я.

– Зато хочу я, – отрезал он и попросил: – Не испытывай меня больше, не уверен, что выдержу испытание.

«Я точно не выдержу», – мысленно добавила я.

На этот раз темнота в коридоре не казалась мне страшной. Темнота – это всего лишь отсутствие света, вопрос наличия ингредиентов. Не более.

И никакие хихикающие горбатые тени нас не беспокоили.

– Эта? – спросил Оуэн, указав на дверь.

Я пожала плечами, свеча осталась в его комнате, а в темноте все двери выглядели одинаковыми. Крис толкнул сворку, и я увидела валяющийся на полу стул, поднос с ужином, все еще горящие свечи и раскрытую книгу.

– Да, – призналась неохотно.

– Ложись спать. – Он развернулся, чтобы уйти.

– А если кто-то снова будет скрести? Или хихикать? – спросила у него. – Вряд ли мне по силам придвинуть комод.

– Поставь стол или стул, – предложил парень. – В любом случае, если весельчак решит заглянуть на огонек, проснешься.

– Хорошо. – Я подошла к кровати, не зная, что еще сказать. Губы покалывало, щеки горели, а в теле появилась странная истома.

– Иви, – позвал рыцарь, и я обернулась. – Не делай так больше. Никогда.

– С тобой? Или с кем-то другим?

– Ни с кем.

Мы снова смотрели друг на друга, совсем как несколько минут назад. Оуэн переступил с носков на пятки, словно не мог решить, шагнуть вперед или отступить. Как же я хотела снова прикоснуться к нему…

Видела бы меня матушка, не то что в Кленовом саду заперла бы, она бы меня отправила в обитель жриц, и хорошо, если не навсегда.

Крис молча вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я не стала пододвигать ни стол, ни стул, а просто забралась на кровать с ногами, стараясь согреть замерзшие ступни. Никто больше не скребся в дверь, никто не хихикал в темноте, даже после того, как сгорели свечи. Я смотрела на деревянные стены, на лунный свет, что падал сквозь окно на пол. Мысли смешались. После того, что произошло в комнате Оуэна, после всего, что было, приличный джентльмен просто обязан предложить леди руку и сердце. Всегда думала, что так и будет, хотя сцена в спальне не фигурировала даже в самых смелых моих фантазиях. Жаль только, что Крис не джентльмен, он говорил это неоднократно. Никакого предложения руки и сердца ждать не стоит. Лучше всего забыть о рыцаре и выйти замуж за Мэрдока, выполнив обещание, данное богиням. Я подняла опухшую руку и едва не вскрикнула. На покрасневшей ладони ярко горели три точки. Словно кто-то тыкал в руку раскаленной спицей. Богини напомнили о данном слове. И, сдается мне, напомнили давно. Но за день я слишком привыкла к боли, чтобы обращать внимание еще на эту.

Вот и ответ, который мне не нравится, – как бы мне ни хотелось плакать, как бы ни хотелось представлять совсем иную жизнь, ту, в которой я выхожу замуж за Криса и заказываю свадебное платье. Я впервые задумалась, что будет, если не сдержу слова? Если нарушу данный богиням обет? Кого они накажут? Меня? Или родных, за жизнь которых заплачено этой клятвой?

Видение белоснежного шелка сменилось картинкой падающих камней.

Несправедливо! Ни отец, ни брат, ни Мэрдок ничего богиням не обещали, так почему должны расплачиваться за меня? Значит ли это, что жизнь кончилась и все решено? Значит ли это, что я больше никогда не смогу коснуться Криса, зарыться руками в его волосы? Руку снова обожгло болью. Я закрыла глаза и представила на месте барона Оуэна графа Хоторна. Представила, как ледяной Мэрдок сжимает мою талию, как склоняется к лицу… И расхохоталась. Смеялась, пока не потекли слезы. Кажется, матушка называла подобное истерикой. Что ж, закономерное окончание этого дня. И этой ночи.

Я просидела на кровати до утра, а когда первые лучи солнца показались над Запретным городом, дверь тихо открылась, и вошла Леа с моей одеждой.

– Вас ждут в главном зале, леди, – проговорила она, глядя в пол. – Сейчас подадут завтрак. Помочь вам одеться или уйти?

– Умеешь укладывать волосы без шпилек? – спросила я.