Ермак. Начало

Не успел я доехать до хутора, как меня нагнал Ромка с наказом его отца собрать, что нужно мне в Благовещенске будет, а потом сразу к ним, благо баня натоплена, изба тем более, а все необходимое из продуктов в дорогу мне соберут. Так что до утра еще и отдохнуть успею. Я подумал и согласился. Дома из готовой еды шаром покати, да и в избе, со слов Ромки, топили уже три дня назад. Это часов пять ждать, пока дом прогреется. А на улице уже темнеет. Поэтому, собрав в РД и переметные сумки все, что мне, на мой взгляд, должно было понадобиться в Благовещенске, отправился с Ромкой к Селеверстовым.

После бани, где с Ромкой хорошо попарились и быстро постирались, сытно поужинали всей семьей, а потом дядька Петро позвал меня в дальнюю комнату для разговора с глаза на глаз.

– Тимофей, сначала вопрос к тебе, – опускаясь на стул, начал Петр Никодимович. – Ты из Благовещенска в станицу собираешься возвращаться, или у Чуриных служить останешься до сборов малолеток? У тебя еще два с лишним года впереди.

Я, несколько опешивший от такого вопроса, уверенно ответил:

– Конечно, собираюсь, дядька Петро. До конца мая сдам все экзамены, а потом с ближайшим караваном или еще какой оказией домой в станицу. У меня еще дел здесь много.

– Дел у тебя действительно много, – облегченно выдохнул Селеверстов. – Войсковой старшина Буревой, как и обещал, в этом году опять на состязания казаков приготовительного разряда приезжал. Был недоволен, когда узнал, что вашего десятка не будет. Потом, правда, отошел, и даже похвалил, когда атаман Савин ему сообщил, что вас Чурин на охрану своего обоза нанял. А уж когда до него в конце шермиций и Масленицы весть дошла, что вы огромную стаю красных волков перебили и никого не потеряли при этом, опять в восторг, как прошлый раз, пришел.

– А при чем здесь дела, дядька Петро? – поинтересовался я у Селеверстова.

– А притом, Тимофей, что по приказу войскового старшины тебе еще один десяток в обучение брать, которые на год твоих младше будут. Мы уже со старейшинами подобрали мальков, тем более от них отбоя не было. О ваших подвигах уже все Приамурье гудит.

– Да-а… Не знала баба горя, купила баба порося! – Я ожесточенно стал чесать затылок. – О таких делах я и не думал. Ладно, решим проблему. Придется Ромке брать на себя руководство занятиями, пока меня не будет. А командиры троек ему помогут.

– Эк ты, раз, два, и все решил, – усмехнулся в бороду Селеверстов.

– А чего тут думать, дядька Петро, наиболее эффективно учишься, когда учишь других. Вот пускай Ромка и другие казачата из первого набора учат новеньких мальков. Опыта у них уже много, не у всякого взрослого казака такой есть. Не по одному убитому в бою варнаку числится за плечами.

– Это уж да. Мало у кого из казаков в нашей станице есть такой боевой опыт. Если только у стариков, – согласился со мной Селеверстов.

– Вот пускай и передают.

– Первый вопрос закрыли. А теперь еще один. – Бывший атаман замолчал, как бы не решаясь продолжить. Но потом с натугой произнес. – Ты как к Анфисе моей относишься?

– Нормально отношусь. Она мне как сестра, а Ромка как брат, – произнес я, задавливая внутри себя слабые поползновения сущности Тимохи, которая проявлялась теперь очень-очень редко. Любовь Тимохи к Анфисе как-то слабо трепыхалась в моем, можно сказать, подсознании, но мое сознание воспринимало Анфису как черта в юбке. Десять изменений настроения за час, все виноваты в ее бедах, главное мнение только ее, ну может быть, еще отца. В общем, вечная фраза Шурика из будущего «Если бы вы были моей женой, я бы повесился» полностью характеризовала мое отношение к Анфисе. Как сестру терпеть можно, но как жену – лучше удавиться или удавить.

– Ну и слава богу! – Селеверстов размашисто перекрестился. – А то пока вас не было, у нее как-то все с Семеном Савиным сладилось. После Пасхи в мае запой с Савиными учинить договорились, а по осени свадьбу сыграть.

– Совет им да любовь, – ответил я довольному Селеверстову, задавливая в душе нарастающие протест и недовольство Тимохиной сущности.

«Бедный Йорик! Бедный Сема! Я знал его… – злорадно подумал я про себя. – Надеюсь, что всю оставшуюся жизнь Семену придется соглашаться с единственно правильным мнением Анфисы, потому что как он сможет обратать мою названную сестрицу, я не представляю».

– И еще, Тимофей, ты прости меня, что я тебя стал виновным считать в том, что меня с атаманства сняли. Правильно ты все делал, а во мне обида сыграла. А что с атаманства сняли, так и слава богу! Невмоготу уже стало во всех этих дрязгах станичных и окружных участвовать. Пускай теперь Савин мучается.

– Да я и не обижался, дядька Петро, – ответил я.

– Ну и хорошо, – Селеверстов поднялся из-за стола. – Иди ко мне, я тебя обниму. Ты же мне как сын стал.

Через мгновенье мы стояли, обнявшись, и на душе моей стало необыкновенно тепло и уютно. Я за эти почти два года привязался к семье Селеверстовых, как к родной семье. А следующим утром с обозом ушел в Благовещенск, почти до утра инструктируя Ромку по проведению занятий с мальками.





Глава 19. Экстернат




Через двенадцать дней обоз прибыл в Благовещенск. Арсений предложил мне на все время экстерната остановиться у него на снимаемой им квартире, где молодой купец проживал один, так как семьей еще не обзавелся, но с прислугой – приходящей домработницей и кухаркой.

Жилище купца третьей гильдии Таралы впечатляло: кухня, комната для прислуги, гостиная, каминная, кабинет, спальня, гостевая и даже ванная комната с туалетом. Данный доходный дом в четыре квартиры для богатых квартиросъемщиков был оборудован местной канализацией.

– Арсений, если не секрет, а сколько тебе платят? – спросил я Таралу во время знакомства с квартирой, когда мы зашли в отведенную для меня гостевую комнату.

– Ермак, я уже второй год на проценте от прибыли работаю, плюс мои деньги в обороте дома крутятся. Поэтому истратить в месяц двести-триста рублей я могу без всяких потерь для себя. Но стараюсь особо не шиковать, много не пью, в карты не играю, хобби пока не завел. А за квартиру вместе с прислугой шестьдесят рублей в месяц плачу.

– Неслабо! Почти месячное содержание хорунжего в полку. А почему тебя, а не какого-нибудь младшего приказчика с обозом отправили?

– Груз важный был в обозе, который в Иркутск отправили. Если ты заметил, то я возле трех саней постоянно находился. В этих санях очень ценный китайский фарфор везли, еще династии Мин, на умопомрачительную сумму. Поэтому меня господин Касьянов и попросил лично сопровождать этот обоз. А так ты прав, я уже из таких поручений, как из коротких штанишек, вырос.

– Рисковый у вас Александр Васильевич! Такой груз – и охрана из молодых казачат.

– У нашего дома каждый обоз с товаром больших денег стоит. А что касается вашей охраны, то не прогадал Александр Васильевич, не прогадал! И обоз целый, и на шкурах красных волков и на двух тушках для географического общества наш торговый дом прибыль получил и дополнительную известность. Завтра, кстати, нас Александр Васильевич к завтраку ждет. Сейчас воду для тебя нагреют, ты ванну прими и ужинай без меня. Я приду поздно. Дела.

Принять ванну! Как много для меня сокрыто в этих двух словах в 1890 году. Почти два года я в этом мире и сегодня впервые за все это время принимаю ванну. И пускай она не чугунно-эмалированная, а из оцинкованной жести и укрыта по дну простыней, какой же кайф полежать и понежиться в горячей воде! А потом ужин и сон в кровати с простыней на перине, пододеяльником и наволочкой на подушке. До этого все больше на тюфяке с сеном, вместо одеяла шкура, а вместо подушки мешок с лузгой гречи. А после почти двухмесячной дороги по морозу да в спартанских условиях, сон в такой кровати был непередаваемо прекрасным.

На следующее утро, одетый в отутюженный китель, ушитые брюки с лампасами, начищенные до зеркального блеска форменные сапоги и перепоясанный новеньким поясным ремнем, я дождался в гостиной Арсения, и, надев верхнюю одежду, мы направились на завтрак к Касьянову. В уже знакомом вестибюле нас встретил слуга, который проводил в гостиную одного из богатейших купцов Благовещенска. Ласково встреченные Александром Васильевичем, мы приступили к завтраку-обеду, который, как всегда, был на высоте. Суп раковый, цыплята под белым соусом, котлеты говяжьи рубленые, кисель и морс клюквенные, шарлотка яблочная, желе лимонное со свежими и отварными фруктами, не считая всякой мелочи в виде солений, мясных и рыбных нарезок.

По окончании завтрака Тарала доложил Касьянову о нашем походе, приключениях с красными волками, о которых уже гудел Благовещенск. Я получил кучу комплиментов и похвал, также пришлось спеть «Есаула» и «Казачью» под принесенную гитару. Касьянов попросил Арсения на время моего экстерната взять надо мной шефство и помочь всем, чем можно. На мой вопрос, почему они так со мной нянчатся, Касьянов заявил, что кому суждено быть генералом, в поручиках не засиживается, и напророчил, что быть мне генералом, с которым у их торгового дома будут добрые отношения. После всего этого я был облобызан и отправлен в мужскую гимназию сдавать документы и платить деньги за экстернат.


Надворный советник директор Благовещенской мужской гимназии Соловьев Константин Николаевич встретил меня как старого знакомого, принял документы и заявление, а потом ознакомил меня с расписанием экзаменов. Через пять дней начинались письменные испытания, считающиеся более важными, чем устные. Проходить они должны были в гимназии ежедневно в течение недели, с десяти утра до трех часов пополудни.

Первым, двадцать восьмого апреля, было назначено русское сочинение. На письменные экзамены давали две темы: одна по пройденному курсу, другая на отвлеченную (вольную) тему. Гимназист сам выбирал тему из двух предложенных. Мне на экзамене пришлось выбирать между темами: «Какие услуги оказали нашей литературе русские писатели ложноклассического направления?» и «Онегин и Чацкий».

Двадцать девятого апреля – перевод с латинского языка на русский, текст для перевода 308 слов или 2000 знаков.

Тридцатого апреля – перевод с древнегреческого языка на русский, текст для перевода 260 слов, 1500 знаков.

Первого мая – задачи по математике.

Второго мая – арифметика для посторонних лиц, то есть для экстернов.

Третьего мая – переводы с русского языка на латинский для посторонних лиц.

Четвертого мая – перевод с русского языка на древнегреческий для посторонних лиц.

«Не любят здесь экстернов, – подумал я, знакомясь со списком экзаменов. – На три письменных и на два устных экзамена больше, чем сдают гимназисты, проучившиеся в родной гимназии шесть лет. Но будем сдавать, благо в устных экзаменах перерывы между ними большие, есть время на подготовку, а до письменных экзаменов больше недели осталось».

Следующая неделя была единообразной. Ранний подъем, утренний туалет и получасовая разминка, помощь горничной и кухарке в колке дров, растопке печей, плюс воды натаскать. Потом ранний завтрак вместе с Арсением и получасовое занятие под его руководством. Занятия до обеда, Арсений разрешил пользоваться его кабинетом и библиотекой, если его не было дома, а дома с утра до вечера он не бывал. Обед на кухне вместе с прислугой. Мы люди простые, да и времени меньше занимает. Потом поход с кухаркой на рынок за продуктами на следующий день. Потом еще самостоятельные занятия. Ужин вместе с Арсением в гостиной и еще получасовые, а иногда и дольше занятия-консультации с Арсением, а дальше самостоятельно.

Всю эту неделю я неоднократно возносил хвалебные молитвы Богу за то, что мне так посчастливилось познакомиться с Таралой. В отличие от протоирея Ташлыкова, который закончил семинарию со своей спецификой изучения языков, Арсений за эту неделю буквально переформатировал мои знания по латинскому и древнегреческому языкам. В первую очередь он заставил меня ознакомиться с учебниками по логике и риторике, которые изучали в восьмиклассной классической гимназии, объясняя, что это позволит более глубоко осмыслить латинский и древнегреческий языки, так как база для логики и риторики заложена именно в этих мертвых языках. И я уже к концу недели почувствовал, насколько Арсений был прав. Действительно, произошло какое-то изменение в моем сознании, точнее, в логике мышления, порядке восприятия внешнего и внутреннего мира. Знакомство с произведениями Вергилия, Овидия, Цезаря на латинском и с Гомером на древнегреческом языке дало почувствовать, какую красоту и эффективность обучения мы потеряли в будущем. Как мне объяснил Аркадий: «Мертвые языки – объект, который уже не изменится, на их примере легче научиться внутренней логике языка, понять его структуру. Изучая древнегреческий и латинский, ты учишься учиться, и впоследствии никакие новые предметы или знания в любой области не страшны для изучения, потому что ты научился учиться и понимать, точнее, познавать суть изучаемого».

Похоже, как только в России в конце XIX века сократили часы, а потом в начале XX века перестали преподавать в гимназиях мертвые языки и этим самым приводить мозги молодежи в относительный порядок, правильное классическое обучение в России и закончилось, что привело к помутнению сознания большинства грамотного населения и в конечном счете к революции. Только этим можно объяснить, как легко различные демагоги от революции, кстати, закончившие гимназии с двумя мертвыми языками, изменяли мировоззрение толп людей без всякой логики и последовательности, основываясь на одних чувствах и красивой риторике.

Неделя подготовки прошла, и наступило 28 апреля 1890 года. В девять тридцать утра всех гимназистов, допущенных к испытаниям зрелости, в количестве пятнадцати человек и четырех экстернов, включая меня, собрали в двухшереножном строю в актовом зале Благовещенской мужской гимназии. Гимназисты в парадных мундирах, из экстернов я один в казачьей форме, остальные в костюмах. Судя по всему, ребята из купеческого сословия. Денежки есть, поэтому костюмы у них из дорогого сукна, да и рубахи с обувью недешевые. Я один как бедный родственник. Это я так прикалывался про себя и над собой, чтобы сбить мандраж перед экзаменом.

В зале у торцевой стены под портретом императора Александра III стоял длинный стол под зеленым сукном для экзаменационной комиссии и педагогического совета гимназии. Сейчас вся эта группа лиц стояла перед нашим строем, и директор гимназии Соловьев поздравлял нас с началом испытания на зрелость и прочее бла-бла-бла.

По окончании речей Соловьева главы педагогического совета, попечительского совета гимназии и еще кто-то рассадили нас каждого за свою парту. Между партами дистанция, которая исключает всякую возможность подсказать или переписать, не говоря уж о том, что во время письменных экзаменов между партами все время буду дефилировать, по-другому и не скажешь, инспектора и преподаватели, которые наблюдают за порядком испытаний.

Тема сочинения, которую я выбрал – «Онегин и Чацкий». Арсений прямо ясновидящий, четко угадал с возможной темой. Пушкина и Грибоедова я вчера почитал, но о чем писать? Чуть не прыснул вслух, вспомнив анекдот про тупых, по мнению гражданских обывателей, военных, «красивых, здоровенных». Два лейтенанта выпускника общевойскового училища имени Кирова прощаются с Питером, обходя памятные места. В какой-то момент застыли перед памятником Пушкину на площади Искусств перед Русским музеем. Один летеха говорит другому:

– Да… Пушкин самый великий поэт во все времена и среди всех народов.

Второй летеха:

– Согласен, но Дантес стреляет лучше.

Вот и у меня проблема, Чацкий симпатизирует мне тем, что «прислуживаться» не хочет, а Онегин тем, что стреляет хорошо. Шутка.

За пять минут до десяти часов всем экзаменуемым раздали пронумерованные и с печатью листы для черновика и беловика. Ровно в десять по звонку экзамен начался. Пять часов для меня оказалось много. Закончив насиловать свой мозг в четвертом часу от начала экзамена, я переписал сочинение набело, проверил грамматику, лексику и под роспись сдал и черновик, и беловик комиссии. После этого удалился из зала и с чувством выполненного долга и ощущениями в теле, будто вагон угля разгрузил, двинулся на квартиру Таралы.

На следующий день был перевод с латинского языка на русский. Мне достался текст из поэмы Вергилия «Энеида». Справился быстро. Две страницы моим, не побоюсь сказать, очень хреновым почерком заполнил часа за два. И уже под удивленные взгляды гимназистов и некоторых преподавателей покинул зал.

С древнегреческим на следующий день провозился дольше. Пятая часть слов была мне незнакома, поэтому перевод писал больше на интуиции. Будем надеяться, что угадал.

Задачи по математике, которые выдавались каждому индивидуальные, чтобы нельзя было списать, мне показались несколько сложнее, чем я решал, готовясь к экзамену. Например: «Купец смешал табак двух сортов в 30 рублей и в 54 рубля за пуд соответственно в отношении 7:5. Полученную смесь он смешал с табаком в 70 рублей за пуд и получил, таким образом, смесь в 180 пудов, ценою по 56 рублей за пуд. Сколько табаку каждого сорта вошло в первую смесь». Сначала я подумал, что придется решать систему уравнений с тремя неизвестными, но такая система имеет множество решений. Потом пришла на помощь новая логика мышления и, разбив задачу на две подзадачи, я получил для решения систему из двух уравнений с двумя неизвестными, и задачу с долями. В конце концов, получил ответ: 49 пудов по 30 рублей и 35 пудов по 54 рубля.

На экзамене по арифметике на следующий день тоже столкнулся с интересными задачами, именно на логику мышления, а не на арифметические действия. Например: «Учительница биологии вывела в лаборатории новое существо – мамбу-ямбу. Каждую минуту мамбу-ямба делится на две. На уроке учительница посадила одну мамба-ямбу в стакан. Ровно через час стакан был полон мамб-ямб. Через какое время стакан наполнится, если в него посадить не одну, а две мамба-ямбы?» Если бы не Арсений и его пояснения, то я смело бы ответил за тридцать минут, но теперь написал: «Пятьдесят девять минут». Почему? Если первоначально в стакане была одна мамба-ямба, то через минуту их станет две. А значит, процесс в первом (вначале одна мамба-ямба) и втором случае (вначале две мамба-ямбы) отличается на одну минуту. Поэтому правильный ответ: если первоначально в стакане было две мамба-ямбы, то стакан заполнится через пятьдесят девять минут.

Или другая задача на логику. «Жил-был червяк, который очень любил грызть книги. На полке в правильном порядке стояло собрание сочинений Пушкина. Толщина одного тома – 2 сотки, толщина одной обложки – 1 линия. Какой по протяженности путь пройдет червяк, пока прогрызет от первой страницы первого тома до последней страницы второго тома?» Сразу скажу, что 4 сотки и 2 линии – это неправильный ответ. Чтобы дать правильный ответ, нужно вспомнить, как располагаются на полке книги. У книги, стоящей на полке, первая страница находится справа, а последняя – слева. Значит, чтобы пройти от первой страницы первого тома до последней страницы второго тома, червяку нужно прогрызть только 2 обложки. Правильный ответ: червяк пройдет 2 линии. Вот такое форматирование мышления.

Эти задачи и еще два испытания по переводу русского текста на латинский и древнегреческий языки сдавали только экстерны. Потом для нас был четырехдневный перерыв между испытаниями.

Седьмого мая Закон Божий принимал у нас высший иерарх православной церкви в Благовещенске, настоятель кафедрального собора епископ Гурий, в миру Сергей Васильевич Буртасовский. Серьезный такой дядя, разбойничьего вида. Ему бы армяк на плечи, кистень в одну руку, топор в другую – и на большую дорогу. Был бы очень убедительным просителем поделиться материальными ценностями с ближним своим.

Гимназистов, которые из строя по одному выходили к столу с экзаменаторами, епископ на испытаниях буквально изводил своими вопросами. Я сдавал самым последним и насмотрелся на его моральные издевательства над экзаменуемыми. Некоторые бледнели так, что, казалось, еще мгновение, и рухнут в обморок.

Когда подошла моя очередь, благодаря знаниям, полученным от протоирея Ташлыкова, отбарабанил с чувством, с толком и расстановкой молитвы, которые попросил прочесть епископ, потом ответил на вопросы по истории церкви, благожелательно был допущен до лобызания руки и получил напутствие иерарха дальнейшие экзамены сдать успешно.

Двенадцатого мая нас собрали на оглашение результатов письменных экзаменов. Я получил оценку «отличные знания» по математике, арифметике, за переводы с латинского и древнегреческого языков на русский и по Закону Божьему. Как «хорошие знания» оценили мое сочинение. Надо же, здесь сочинение написал лучше, чем в своем мире! Там я при поступлении в Дальневосточное высшее общевойсковое командное училище имени Рокоссовского сочинение завалил и пошел в армию служить. Переводы с русского языка на латинский и греческий оценили как «достаточные», то есть на «троечку».

Из четырех экстернов кроме меня дальнейшее испытание продолжил только один, двое вылетели. Из гимназистов один был уличен в списывании у соседа и лишен права продолжать начатое испытание. Теперь ему только через год, экстерном и платно можно будет попытаться сдать испытания по-новому.

Дальнейшие экзамены прошли в каком-то учебном угаре. Математику, физику, историю и географию я сдал на «отлично». Все языки – русский, латинский, древнегреческий, французский и немецкий – на «хорошо». Надо же, раньше в совершенстве говорил на командно-матерном и чуть-чуть на русском, английском, пушту, фарси и чеченском, а теперь еще четыре языка на «хорошо» добавились.

Второго июня на торжественном выпускном акте (в актовом зале, откуда и пошло такое его название) я единственный из четырех экстернов получил свидетельство о сдаче испытаний на зрелость за шестиклассную мужскую гимназию, что дало мне право поступать, как я узнал, сразу во второй класс Иркутского юнкерского училища.

По результатам испытаний я вошел в первую десятку, точнее, закончил восьмым в этом выпуске. Для экстерна это был очень хороший результат. Строй гимназистов потерял еще троих бойцов, двое, как и последний экстерн, вылетели за «1», или «слабые успехи», по двум испытаниям, а один за «пользование на испытаниях недозволенными пособиями», по-нашему – шпорами.

Поддержать меня на этом торжественном мероприятии пришли надворный советник Бекетов, купец первой гильдии Касьянов и купец третьей гильдии Тарала. Почтил меня своим отдельным вниманием и директор гимназии Соловьев, который сообщил Бекетову, что мои знания математики просто великолепные, так как я на испытаниях, оказывается, по его настоянию решал задачи за испытания на зрелость восьмилетней классической гимназии. И все решил на «отлично», включая задачи по тригонометрии.

«Экспериментатор хренов, – подумал я раздраженно. – А если бы я завалил испытания?» Хотя было интересно наблюдать выражение лиц гимназистов, когда я попросил преподавателей представить мне для решения задачи с тригонометрическими функциями логарифмическую линейку. Я же не знал, что тригонометрию только в седьмом классе начинают изучать. А формулы я на всякий случай повторил. У Арсения был учебник по тригонометрии в библиотеке и логарифмическая линейка, с которой по-новому познакомился, так как с рязанского десантного училища в руках не держал.

Касьянов пригласил Бекетова и Соловьева, Тарала само собой подразумевался, отпраздновать получение мною свидетельства у него дома, где уже собралось немного гостей. Соловьев с сожалением отказался – свои гости в гимназии, а Бекетов присоединился к нам.