Хозяйка Дома Риверсов

– Нет, правда! Я и думать не могу о новом замужестве!

Ричард Вудвилл грустно улыбнулся и произнес:

– Теперь нам обоим – и вам, и мне, – скорее всего, придется учиться служить новому хозяину. Увы. Горе нам.

Немного помолчав, я решила:

– Хорошо, я спущусь в зал к обеду, если вы считаете, что всем это будет приятно.

– Да, им будет приятно, – подтвердил он. – Вам помочь? Вы могли бы опереться о мою руку.

Я только головой покачала и в сопровождении вереницы фрейлин направилась к высоченным дверям парадного зала. Ричард шагал впереди. За дверями почти не слышно было привычного гула голосов: сегодня здесь оплакивали покойного. Передо мной распахнули двери, и я переступила порог зала. Всякие разговоры мгновенно стихли, и на некоторое время воцарилась полная тишина, затем вдруг раздался странный стук и грохот – это каждый мужчина в зале оттолкнул свой стул или скамью, сорвал с головы шляпу и стоял с непокрытой головой, выражая мне свое уважение и сочувствие. Я шла мимо них и видела, что их сотни, этих людей, склонивших голову передо мной, молодой вдовой герцога; так они выражали свою любовь к усопшему и печаль по поводу этой невосполнимой потери, трагичной не только для меня, но и для них. И пока я шла к возвышению в конце зала, мне было слышно, как они шепчут: «Да благословит вас Господь, миледи». Наконец я остановилась: впервые мне предстояло сесть за этот стол одной.

– Благодарю вас за добрые пожелания, – ответила я, и голос мой в этом огромном зале с тяжелыми балками под потолком прозвучал как-то особенно пронзительно, точно голос флейты. – Милорд герцог покинул нас, и все мы чувствуем, как велика эта утрата. Всем вам, конечно, выплатят жалованье и за этот месяц, и за следующий, и я непременно рекомендую вас новому регенту Франции как хороших и надежных слуг. Да благословит Господь милорда герцога, да сохранит Он нашего короля.

– Боже, благослови милорда герцога, храни нашего короля! – откликнулся весь зал.

– Вы очень правильно поступили, – заметил Вудвилл, провожая меня в мои покои. – Особенно насчет жалованья. Кстати, вы вполне сможете им заплатить. Мой господин был хорошим хозяином, и в его казне всегда хватает денег, чтобы вовремя платить своим людям зарплату и даже пенсию кое-кому из стариков. Да и вы теперь тоже станете очень богатой женщиной.

Я остановилась, опустилась в узкое сиденье, устроенное в оконном проеме, и посмотрела на темный город. Поднималась луна; яйцеобразная, на три четверти полная, она была теплого желтого цвета и красиво выделялась на фоне темно-синего неба. Мне бы следовало сейчас сажать в Пенсхёрсте те травы, которым требуется прибывающая луна… И тут я вдруг осознала, что никогда больше не побываю в Пенсхёрсте.

– А что же будет с вами? – обратилась я к Вудвиллу.

Он пожал плечами:

– Вернусь в Кале, а когда будет назначен новый командир крепости, уеду домой в Англию. Найду такого хозяина, которого буду уважать, и предложу ему свои услуги. А может, снова отправлюсь во Францию, если состоится очередная война, или же, если король заключит с арманьяками мир, буду служить при английском дворе. Или махну в Святую землю и стану крестоносцем.

– И я больше вас не увижу, – вырвалось у меня, поскольку я только сейчас поняла это. – Вас уже не будет у меня в доме. Хоть я даже не представляю, где теперь буду жить. А вы можете уехать как угодно далеко, и мы никогда не будем вместе. – Эта горькая правда не давала мне покоя, и я грустно на него посмотрела. – И никогда больше друг друга не увидим.

– Да, – эхом откликнулся он, – в этом доме мы и расстанемся. И, возможно, никогда больше друг друга не увидим.

У меня перехватило дыхание. Мысль о том, что мы разлучимся навсегда, явилась так внезапно, что я никак не могла толком ее осознать. Я нервно рассмеялась.

– Но это же невозможно! Ведь я привыкла каждый день видеть вас!.. Вы всегда были рядом, мы с вами гуляли, катались верхом, мы всегда были вместе, каждый день… в течение более чем двух лет, верно? Со дня моей свадьбы. Я так к вам привыкла… – Я помолчала, опасаясь, что голос выдаст мое волнение. – И потом, кто же будет заботиться о Мерри? Кто обеспечит ее безопасность?

– Ваш новый супруг, наверное, – предположил Вудвилл.

– Ох, вряд ли. Такого я пока даже вообразить не могу! Как не могу представить себе, что вас рядом со мной не будет. А Мерри…

– Что Мерри?

– Она не любит чужих людей, – глупо заявила я. – Она любит только вас.

– Миледи!

Я примолкла, так требовательно прозвучал его голос.

– Да, я слушаю вас.

Он взял мою руку и просунул себе под локоть, как бы намереваясь просто пройтись со мной по галерее. Во всяком случае, для любой из моих фрейлин, устроившихся в дальнем конце у камина, это выглядело именно так; мы с Вудвиллом часто прогуливались, планируя расписание на ближайшие несколько дней – герцогиня и ее верный рыцарь. Но сейчас он сразу накрыл мою ладонь своей свободной рукой и не выпускал; и пальцы его были так горячи, что просто обжигали; казалось, он весь пылает от сильнейшего жара. И голову на этот раз он склонил так близко ко мне, что, если бы я повернулась и посмотрела на него, наши губы неизбежно соприкоснулись бы, а потому я шла, чуть от него отвернувшись. Я не должна была на него смотреть, не должна была с ним целоваться!

– Мне не дано предугадать, что сулит нам будущее, – быстро вполголоса промолвил он. – Мне неизвестно, кто станет вашим следующим мужем и где в дальнейшем окажусь я сам. Но я не могу позволить вам уехать, пока не скажу… пока хотя бы один раз не признаюсь… что люблю вас!

Услышав это, я слегка вздохнула.

– Вудвилл…

– Я ничего не могу предложить вам, у меня ничего нет, да и сам я почти ничтожество по сравнению с вами, знатнейшей дамой Франции. Но я хочу, чтобы вы знали: я люблю вас, я хочу вас, я мечтаю о вас с того дня, когда впервые вас увидел.

– Мне следовало бы…

– Я должен был сказать это вам. Вы должны знать, что я всегда любил вас – любил самой благородной любовью, как и подобает рыцарю любить свою госпожу. Но в душе я любил вас страстно, как только может мужчина любить женщину. И теперь, прежде чем я покину вас, я хочу без конца говорить вам, что люблю вас, люблю, люблю… – Он запнулся и с отчаянием посмотрел на меня. – Я должен был сказать вам это, – снова повторил он, словно извиняясь.

У меня было такое ощущение, будто я и впрямь становлюсь золотистой и теплой, точно под воздействием алхимии. Я чувствовала, что улыбаюсь, что прямо-таки сияю, слушая его. Я сразу же поняла: он не врет, он действительно меня любит! Но и еще одна истина открылась мне: я и сама влюблена в него по уши. И ведь он произнес те самые, нужные и правильные слова: я взяла в плен его сердце, он любит меня, он меня обожает… Боже мой, он меня любит! И, Господь свидетель, я тоже его люблю, хоть он и не знает об этом.

Не проронив больше ни звука, мы свернули в небольшую комнатку в конце галереи, и Ричард тут же закрыл за нами дверь и обнял меня – одно мгновенное движение рук, и я без малейшего сопротивления оказалась в его объятиях. Я подняла к нему лицо, и он меня поцеловал. Мои руки скользили по его коротко стриженной красивой голове, по его широким плечам, и я сама прижимала его к себе, ощущая под колетом его мускулистое тело. Пальцы мои слегка покалывал ершик коротких волос у него на шее.

– Я хочу тебя, – шепнул он мне на ухо. – Не как герцогиню, не как гадалку или колдунью, которая умеет читать по магическому кристаллу. Я хочу тебя как женщину, мою женщину.

И он поцеловал меня в то местечко, где вырез платья обнажал шею и часть плеча. Он целовал мои ключицы, горло, подбородок… Я потерлась носом о его волосы, о ямку на шее под затылком, и он даже негромко застонал от сдерживаемой страсти. Потом запустил пальцы под мой головной убор, стянул с волос золотую сетку, и мои косы упали и рассыпались по спине, а он зарылся в них лицом.

– Я хочу тебя как женщину, как самую обыкновенную женщину, – задыхаясь, бормотал он, распутывая кружевные завязки на моем платье. – Мне не нужны никакие предвидения и пророчества, мне безразлично, кто твои знаменитые предки. Я ничего не понимаю в алхимии, во всех этих тайнах и водных богинях. Я человек земной, самый обыкновенный англичанин. Мне не нужны тайны, мне нужна только ты – как самая обыкновенная женщина. Ты должна быть моей.


– Ты можешь меня уронить, – тихонько предостерегла я, поднимая голову.

Он колебался, глядя на меня сверху вниз, затем ответил:

– Уронить, но не унизить. Никогда этого не хотел. Я всегда хотел, чтобы ты оставалась такой, какая ты есть. Однако важно и то, кто есть я сам. Я ничего не смыслю в ином мире, и он совершенно мне безразличен. Мне безразличны святые, духи, богини или этот философский камень. Единственное, чего я хочу, это разделить с тобою ложе, Жакетта… – Тут мы оба сразу заметили, что он впервые за все это время назвал меня по имени. – Я страстно желаю тебя, Жакетта, как только может самый обыкновенный мужчина желать самую обыкновенную женщину.

– Да, – отозвалась я, тоже охваченная внезапным порывом страсти, – да, мне тоже все прочее совершенно безразлично.

И опять уста его прильнули к моим устам, а его руки снова принялись развязывать кружева на вороте моего платья, расстегивать пояс…

– Запри дверь, – велела я, когда он, скинув колет, крепко прижал меня к себе.

А когда он вошел в меня, я испытала пронизывающую боль, которая тут же растаяла и превратилась в наслаждение, какого прежде я никогда не знала, так что о боли я сразу забыла, вместе с ним возносясь к вершинам блаженства и понимая, что это была чисто женская боль, что теперь я – женщина, настоящая женщина, рожденная из земли и огня, а не девственница, сотканная из воздуха и водяных струй.

– Надо бы позаботиться, чтобы у нас с тобой ребенка не получилось, – как-то сказал мне Вудвилл.

Мы с ним уже целую неделю встречались тайком, и головы у нас обоих совсем пошли кругом от страсти и удовольствия. Состоялись торжественные похороны герцога, и теперь я ждала вестей от матери, опасаясь того, как она распорядится мною дальше. Мы с Ричардом, ослепленные страстью, еще только медленно начинали что-то соображать по поводу нашего будущего и задумываться о том, что сулит нам судьба.

– Я принимаю травы, – ответила я. – Сразу после той, самой первой нашей ночи я начала принимать их. Никакого ребенка не будет. Я побеспокоилась об этом.

– Хорошо бы ты еще могла предвидеть заранее, что с нами будет, – вздохнул он. – Нет, я просто не могу отпустить тебя!

– Тише, – шепнула я.

Мои фрейлины находились поблизости; они шили и оживленно болтали друг с другом; в последнее время они успели привыкнуть к тому, что Ричард Вудвилл каждый день приходит в мои покои. Мне ведь действительно многое нужно было устроить и спланировать, и Ричард оказывал мне неоценимую помощь и всегда старался быть рядом.

– Но это действительно так, – продолжал он, понизив голос. – Это чистая правда, Жакетта. Я не могу тебя отпустить.

– Тогда тебе придется удерживать меня силой, – заметила я, улыбаясь и не поднимая глаз от шитья.

– Король наверняка прикажет тебе вернуться в Англию, – предположил он. – Не могу же я попросту взять и похитить тебя.

Я украдкой посмотрела на его хмурое лицо и, как бы намекая на самое простое решение, обронила:

– А почему бы тебе и вправду не похитить меня?

– Ничего, я что-нибудь непременно придумаю, – горячо пообещал он.

В ту ночь я достала подаренный бабушкой браслет с амулетами, тот самый магический браслет, способный предсказывать будущее, и выбрала три амулета: один в виде обручального колечка, второй в виде кораблика – он символизировал мой переезд в Англию, – а форма третьего очень напоминала наш замок Сен-Поль, и я выбрала его на тот случай, если родители все же велят мне вернуться домой. Я собиралась ко всем этим амулетам привязать по леске и опустить их в Сену на самом глубоком месте, а потом, когда сменится фаза луны, посмотреть, какой из них откроет мне правду. Я уже начала привязывать лески, как вдруг остановилась и рассмеялась – сама над собой. Не буду я этого делать! Зачем? В этом больше нет необходимости, ведь теперь я земная женщина, а не девственница, в жилах которой вместо крови течет вода. Я – возлюбленная человека, горячо любимого мною, и мне совершенно неинтересны все эти гадания; я сама буду строить свое будущее. Мне не нужны амулеты, чтобы узнать, воплотятся ли в жизнь мои надежды и мечты!

Амулет, имевший форму золотого обручального колечка, я подбросила в воздух и ловко поймала, не позволив упасть на пол. Вот он, мой выбор! Мне не нужна никакая магия для понимания очевидного. Чары уже возникли: я влюблена, влюблена страстно, я дала клятву земному мужчине и не собираюсь от него отказываться, предавать его. Единственное, что теперь необходимо сделать, это как следует продумать способ, который позволит нам навсегда остаться вместе.

Отложив браслет в сторону, я взяла чистый лист бумаги и написала письмо королю Англии:

«Его милости королю Англии и Франции от вдовствующей герцогини Бедфорд.

Ваша милость[31], дорогой мой племянник, от всей души приветствую вас. Насколько вам известно, мой покойный супруг оставил мне в качестве вдовьей доли значительные земельные владения в Англии и немалые денежные средства. С Вашего разрешения я хотела бы вернуться домой и привести свои дела в порядок. Оруженосец моего покойного супруга, сэр Ричард Вудвилл, готов сопровождать меня и моих фрейлин. Жду Вашего королевского соизволения».

Я убрала магический браслет в мешочек и спрятала в ларец с драгоценностями. Мне не требовалось прибегать к магическим заклинаниям, чтобы предвидеть свое будущее; я была твердо намерена сама заставить это будущее свершиться.



Англия, лето 1436 года



Английский двор был занят летними развлечениями – охотой, путешествиями, флиртом. Юный король Англии, правда, начинал и кончал свой день молитвой, но все прочее время проводил в седле, точно беспечный мальчишка. Ричард и я сопровождали его в качестве друзей и компаньонов; мы охотились, танцевали, затевали разные игры на воздухе и, разумеется, участвовали во всех дворцовых забавах. Оставалось тайной, что каждую ночь Ричард приходит в мою комнату и для нас наступает самая лучшая часть суток, то единственное время, когда мы можем побыть наедине.

Причитавшиеся мне земельные владения были записаны на мое имя, а большую часть своего огромного состояния мой супруг завещал племяннику, королю Англии. Наш дом в Париже я потеряла – он перешел к королю-арманьяку, чья звезда засияла после смерти моего мужа. А дом в Пенсхёрсте, который Бедфорд просто обожал, достался его брату, герцогу Глостеру; и теперь по дивным аллеям нашего сада гуляла Элеонора Кобэм, бывшая фрейлина, некогда подло предавшая доверившуюся ей госпожу. Элеонора услаждала взор посаженными мною розами, словно была всего этого достойна, и я не сомневалась, что теперь она срежет травы в моем аптечном огороде и повесит их сушиться в моей кладовой. Конечно, она займет и мое любимое место в гостиной, но более всего мне было жаль посаженного мною сада и аптекарского огорода.

Оба они, и смазливый герцог Глостер, и его красотка-жена, прямо-таки лопались от гордости; и это действительно было лето их славы, их возвышения. После смерти моего мужа именно они стали ближайшими наследниками трона, и каждый раз, стоило королю кашлянуть за обедом или забраться на коня, который выглядел слишком для него могучим, герцогиня Элеонора настороженно вздергивала голову, точно гончая, услышавшая призывные звуки рога. Из-за столь страстного стремления к трону они постоянно пребывали в конфликте с кардиналом Бофором, дядей герцога Глостера, и, наблюдая за этим, весь двор оплакивал смерть моего мужа, единственного человека, который был способен погасить вечное соперничество друг с другом членов одной семьи. Молодой король, утром получая советы от герцога, а в полдень – от кардинала, к вечеру окончательно запутывался и уже не мог сообразить, как лучше поступить и как следует относиться к тому или иному событию.

Я же вела себя как последняя дура; я была просто убаюкана своим счастьем. Даже видя отвратительное поведение Элеоноры Кобэм, я не желала ей зла. Я как бы включила ее в тот круг изумленной жалости, которую испытывала ко всем, кто не любим Ричардом Вудвиллом. Ведь эта герцогиня не спит рядом с любимым человеком, рассуждала я, и даже не подозревает, как сладостны его прикосновения ранним летним утром, когда в окнах еще только брезжит жемчужный рассвет, и как горячат кровь сказанные шепотом в холодном утреннем свете слова: «Останься! Не уходи, останься. Поцелуй меня еще раз…» Мне казалось, что никто в целом свете даже не догадывается, каково это – так сильно любить и до такой степени быть любимой. Летние дни пролетали в тумане страсти. Но ведь лето, так или иначе, всегда кончается. И с приходом сентября я на целый год должна была превратиться в неутешную вдову, ведь наступал год моего обязательного вдовства; за это время советники короля намерены были подыскать мне нового мужа и с моей помощью привязать какого-нибудь особенно строптивого английского лорда покрепче к королевскому трону. Ну и, разумеется, им хотелось, чтобы я свою вдовью долю положила в карман очередному фавориту. Они могли бы также подыскать какого-нибудь иностранного принца, который взял бы меня в жены и тем самым укрепил союз Англии с его государством. Собственно, королевские советники готовы были сунуть меня куда угодно, так что нам с Ричардом нужно было немедленно очнуться и стряхнуть с себя опутавшие нас чары любви; я прямо-таки чувствовала, что уже к Рождеству меня непременно просватают.

Ричард тоже прекрасно сознавал эту опасность, но не мог придумать, каким образом ее избежать. Он то и дело твердил, что пойдет к королю и сообщит ему и его советникам, что любит меня и хочет на мне жениться, но никак не мог заставить себя это сделать. Ему казалось, что тогда позор падет на мою голову, поскольку я перестану быть герцогиней и первой дамой королевства, а превращусь в жену обычного коммонера. И в самом лучшем случае богатство, завещанное мне мужем, конфискуют, и мы останемся ни с чем. А в худшем – Ричарда могут и арестовать за оскорбление королевской фамилии, а меня сослать в монастырь и чуть позже выдать замуж за человека, которому будет приказано контролировать каждый мой шаг, которому внушат, что жена его – шлюха, так что он обязан заставить ее подчиняться.

Таяли исполненные мечтательной дымки летние деньки, и мы все острей ощущали, что близок тот миг, когда нам придется расстаться или же во всем признаться, а это грозило бесконечными опасностями. Ричард буквально изводил себя всевозможными страхами, считая, что он погубит меня; я же боялась только одного: что он в порыве самопожертвования меня оставит. Он утверждал, что погубит мою жизнь, если объявит о своей любви ко мне, а если он этого не сделает, то погибнет сам.

Мудрая колдунья Марджери Журдемайн время от времени посещала королевский двор – продавала любовное зелье, предсказывала будущее, гадала по магическому кристаллу и отыскивала пропавшие вещи. Половина из всех этих «магических» действий была, на мой взгляд, полной ерундой, однако в ее мастерство травницы я верила свято. И однажды попросила ее зайти ко мне. Она явилась поздним вечером; храня анонимность, она низко опустила капюшон плаща, а нижнюю часть лица старательно прикрыла шарфом.

– Ну, и что же теперь угодно прекрасной герцогине? – осведомилась она.

Не сумев удержаться, я хихикнула, так насмешливо прозвучал ее вопрос.

– А ту, другую герцогиню вы как называете? – поинтересовалась я.