Идеальный сын

Закрываю глаза, мысли заполняют обугленные обломки. Да, нужно шагать дальше, да, у меня есть дела, но вместо этого я вдруг оказываюсь в гостиной, беру пульт от телевизора.

На экране появляется новостной канал.

Прямо на меня глядит ведущая с блестящими каштановыми волосами и помадой, которая ей не идёт. Она говорит: «Полиции передана предсмертная записка пилота, чьё решение свести счёты с жизнью привело к авиакатастрофе в Тарроке».

Тесси, не смотри, не надо.

Поздно.

Сажусь на краешек дивана.

Какой-то эксперт – читает лекции по безопасности в авиатранспорте – рассказывает, что неправильно сделала авиакомпания, но я слушаю вполуха. В голове начинает складываться видение: вот ты садишься, защёлкиваешь ремень безопасности. Думаю про письмо о компенсации. Я его как засунула в карман кардигана, так оно там и лежит, ждёт, пока я решу, делать с ним что-то или просто выбросить.

– Самолёт вылетел из Лондона по расписанию. Однако, как нам известно из записей разговоров пилотов в кабине, – рассказывает лектор, переводя взгляд с ведущей на камеру, будто не зная, куда смотреть, – командир воздушного судна всего через несколько минут после взлёта попросил второго пилота принести ему таблетки – якобы у него болела голова – и остался в кабине в одиночестве.

– По правилам, может ли второй пилот покидать кабину в ходе взлёта?

– Нет. Согласно Правилам воздушных перевозок, на протяжении всего полёта в кабине должны находиться два человека. Поэтому Управление гражданской авиации и признало компанию виновной в преступной халатности. Второй пилот должен был заподозрить неладное: ведь куда проще попросить другого члена экипажа достать обезболивающее из бортовой аптечки. Но, как известно, спорить он не стал и вышел. Далее, в связи с трагедией 11 сентября, двери кабины пилотов запираются изнутри. Командир воздушного судна воспользовался этим обстоятельством, и панель управления оказалась в полном его распоряжении.

– Нам также известно, что всего за месяц до катастрофы, – подхватывает ведущая, – врач отправил КВС – Филипа Кёртиса – на больничный из-за стрессового состояния. Франкфуртский рейс стал его первым после выхода на работу. В этой связи популярна версия, что Кёртис вернулся за штурвал только потому, что решил убить и себя, и всех на борту. Какие меры предпринимаются авиакомпаниями для обеспечения сохранности душевного здоровья работников?

В ушах громко, быстро стучит сердце. Ведущая и лектор всё еще бормочут что-то о халатности и самоубийстве, но я уже знаю, что сейчас будет. На экране внизу вспыхивает красная плашка. Белыми жирными буквами: «Новое в катастрофе под Тарроком: найдена предсмертная записка пилота».

В горле ком, глаза застилают слёзы, но всё равно видно, что картинка на экране поменялась: теперь показывают любительскую съёмку. Как я и ожидала.

Смаргиваю слёзы, чувствуя, как меня засасывает в тот понедельник, словно в слив в ванной – последние капли воды. В саду тлеет костёр, дым от него всё цепляет за горло. С кухни доносится жужжание чайника и бормотание констебля Гринвуд, которая разговаривает со своим коллегой, тем, с серым лицом и слезами в глазах. Где-то в доме звонит телефон.

И вот теперь экран телевизора заполнили нечёткие кадры ясного неба. Вот изображение размывается: это оператор-любитель делает крупный план самолёта. Тот летит низко, но поднимается всё выше и выше. А потом перестаёт. Ныряет носом вперёд, устремляясь к земле. Камера дрожит, когда самолёт исчезает в огненном шаре и чёрном дыме. Снимающий пронзительно орёт, но я стараюсь не замечать, я думаю только о тебе, как согнулся в кресле, руки на затылке. Как же страшно тебе, наверное, было. О чём ты думал в последние секунды жизни? О тех, кто после тебя останется, жене, сыне.

А ведь Джейми когда-то придётся это увидеть – сердце разрывается от мысли. Я ему не говорила, что катастрофа случилась из-за пилота. «Папин самолёт разбился. Случилось это очень быстро. Он даже не успел ничего почувствовать» – вот всё, что я ему решилась сообщить. Рано или поздно ему всё равно предстоит увидеть эти кадры, узнать о жестокости и эгоизме пилота – но я буду хранить его покой настолько долго, насколько смогу.

На экране снова появляется ведущая, губы у неё ещё сильнее накрашены помадой не того оттенка, и вот я вернулась обратно, когда уже прошло почти семь недель. Почти семь недель без тебя.

Дают крупный план на одной ведущей, отсекая эксперта.

– Дальше в программе: интервью с двумя семьями, чьи родственники погибли в авиакатастрофе под Тарроком, об иске, которые они собираются подать против авиакомпании. А вот главная наша новость на сегодня: полиции передана предсмертная записка пилота, по чьей вине и случилась авиакатастрофа. Филип Кёртис послал это письмо коллеге в отделе кадров авиакомпании. До вчерашнего дня его не открывали. В авиакатастрофе погибло 45 человек…

Экран чернеет, комната погружается в тишину. Перевожу глаза на пульт, зажатый в кулаке. Не желаю знать, кто ещё погиб в тот день. Моё горе – только моё.

Заставляю себя встать. Каждой клеточкой тела хочется подняться по лестнице, лечь на постель Джейми, погрузиться в ванную, но нельзя всё время это делать. Мне от этого легче не становится, а Джейми – уж точно. Вместо этого я плетусь в гостиную и медленно, очень медленно разбираю коробки.

Часам к трём дня заканчиваю.





Глава 28





Суббота, 10 марта – до дня рождения Джейми 29 дней


Сегодня, Марк, меня преследуют воспоминания. Воспоминания о событиях до того, как тебя не стало, нетронутые, словно старые домашние видео, – они проигрываются у меня в сознании, заполняя сердце смехом и радостью. Так что после обеда я выключаю телевизор, перед которым развалился Джейми, мы надеваем сапоги и идём на детскую площадку под моросящим дождём.

– А почему Шелли на выходные не будет? – интересуется Джейми. В сапожках он забегает немного вперёд, а я разрешаю: дорога в деревню очень тихая. Все, видно, по домам попрятались, подальше от мороси и тяжёлых серых туч. А мне нравится непогода. Чувствовать капли дождя на лице, холодок, пронизывающий насквозь. На улице оживаешь.

– Поехала сестру навестить. Я у неё спрошу, не сможет ли она к нам заехать на неделе после школы. Ты не против?

– В понедельник?

– Не знаю, в какой день. Я спрошу.

Джейми вздыхает как будто обиженно, отходит ещё немного дальше.

– Вот бы Шелли сейчас пришла.

Этого бы и я хотела.

Мы уже почти дошли до ворот, за которыми футбольное поле. Но перед ним на всю дорогу разлилась лужа. Слишком большая – не перепрыгнешь, поэтому мы топаем по ней в сапогах. На середине мне вдруг представляешься ты рядом. Будь ты с нами сейчас, ты бы схватил меня и притворился бы, что бросаешь в лужу. Я бы закричала, а Джейми бы ревел от хохота.


В горле образуется ком, я сглатываю его и слегка подпрыгиваю. Раздаётся небольшой всплеск, и сознание заполняет хихиканье Джейми. Тогда смеюсь и я. А потом снова подпрыгиваю, уже выше, от приземления намокают джинсы поверх сапог, но мне всё равно: мне удалось заставить Джейми улыбнуться, удалось его рассмешить.

Так мы хохочем и прыгаем, и я не замечаю едущую по дороге машину, пока она не сигналит. Дёргаюсь, толкаю Джейми на обочину, а сама поднимаю руку, извиняясь жестом. Подходим с сыном ближе к воротам. Площадка – по другую сторону поля. Красно-жёлтая детская лазалка кажется чужеродным элементом на фоне серого неба и зелени деревьев.

«Лэндровер» подъезжает поближе, останавливается. Узнаю этот чёрный цвет, тонированные стёкла: Йен. Он опускает водительское стекло, улыбается нам.

– Привет! Так и думал, что не обознался.

– Привет, – хором отвечаем мы с Джейми.

– Прыжки по лужам? Рад, что тебе стало лучше.

Хмурая складка у него на лбу утверждает обратное, но у меня нет желания что-то отвечать. Джейми тянет меня за пальто, просительно смотрит в сторону площадки. Я киваю, и он несётся через ворота и поле к канатной дороге и качелям.

– А я к тебе ехал, – сообщает мне Йен, – взял инструменты, смазку, дай, думаю, петли на боковой двери смажу, чтобы не скрипела. Ну и посмотрю, чего бы ещё можно было по дому поделать.

– Да? Эм-м… Спасибо. Но не стоило. Справляемся потихонечку.

По Йену не скажешь, что он приехал по дому помогать: он свежевыбрит, на нём тёмная рубашка поло от Ральфа Лорена.

– Может, подброшу до дома?

Качаю головой, показывая жестом на площадку, где Джейми раскачивается на турнике.

– Я, видимо, здесь надолго.

Йен корчит рожу, будто я ошиблась в викторине. Но раз уж я выбралась из дома, обратно уже не очень хочется. Свожу, наверное, Джейми в паб на горячий шоколад, когда наиграется.

– По поводу того заявления, что я оставил…

– Не подписывала ещё.

– Но подпишешь?

– Наверное.

– Хорошо. Здорово, Тесс, что ты решила положиться на меня. Я на тебя не давлю. Просто хотел, чтобы у тебя был выбор.

У меня вырывается смешок.

– Ты не давишь. Но заявление ты собственноручно завёз в выходной день, хотя мог бы и по почте послать, а твои адвокаты мне кучу сообщений наоставляли с требованиями перезвонить. Как бы похоже на давление.

Он качает головой, а взгляд смягчается немного, и я снова думаю, как же похожи его глаза на твои.

– Я хотел отвезти тебе чили. Поэтому и приехал в ту субботу. У меня только на выходных есть время готовить. Тебе твоя подруга не сказала? Я надеялся, мы с тобой обсудим заявление, я тебе скажу, что рад помочь, если нужно. Мне жаль, если ты подумала, что я на тебя давлю. Хочешь остаться исполнителем завещания – я только за. Просто хотелось тебе помочь.

– Спасибо, – мямлю я.

– Как давно ты познакомилась с Шелли?

В веко ударяет капля дождя, моргаю. Перемена темы застала меня врасплох.

– Ну… не очень давно, наверное. А что?

– Мне показалось, она тебя очень оберегает. Даже на порог меня не пустила.

Ну и молодец.

– Не все пекутся о твоих интересах, Тесс, – говорит следом Йен.

То ли его предупреждение настолько нелепо, то ли меня всё ещё пьянит прыгание по лужам, но я смеюсь.

– А то ты думал, я не знаю.

– Послушай, давай, может, садись в машину, я тебя отвезу домой. Льёт как из ведра. А дома выпьем кофе, нормально всё обсудим.

Он прав. Уже не моросит, по луже барабанят крупные капли дождя. Вода стекает с волос на лицо, пальто так промокло, что утратило всякую водонепроницаемость.

– Да, ты прав. Пора мне домой, – говорю я, делая шаг к воротам. Джейми на канатной дорожке, катается взад-вперёд – ненастье ему нипочём.

– Погоди, Тесс. – Йен тянется взять что-то на заднем сиденье, потом открывает пассажирскую дверь, а сам выходит из машины и встает рядом со мной, держа в руках большой белый зонтик как в игре в гольф. – Тесс, прошу тебя. Хватит уже так общаться.

– Почему хватит?