Игра в ложь

Официант отвечает учтивым кивком и ставит передо мной тарелку. Предполагаемое мясо плавает в густом коричневом соусе с дольками картофеля, а также неким овощем, в котором я не без труда опознаю жареный артишок. Общее визуальное впечатление – пятьдесят оттенков бежевого.

Кейт с Фатимой выбрали вегетарианское блюдо, и, похоже, не прогадали. У каждой на тарелке лежит что-то вроде открытого пирога с козьим сыром – это неизбежно.

Прямо над ухом раздается мужской голос:

– Такое впечатление, что блюдо – дань малоизвестному Бежевому периоду в творчестве Пикассо.

Поднимаю взгляд – с кем это он разговаривает? К своей досаде, обнаруживаю: со мной. Насилу улыбаюсь.

– Не правда ли? – уточняет незнакомый мужчина.

Касаюсь вилкой артишока.

– Не знаете, что там за мясо?

– Я не выяснял, но почти уверен – курятина. Как показывает личный опыт, на таких мероприятиях всегда подают курятину, чтобы угодить всем гостям.

С опаской отрезаю ломтик от бесформенного куска, отправляю в рот. И впрямь курятина.

– Что вас сюда привело? – спрашиваю своего соседа. – На выпускницу вы не похожи.

Остро́та сомнительная и предсказуемая, но он вежливо смеется.

– Я и не выпускница. Меня зовут Марк. Марк Хопгуд. Я женат на вашей однокласснице, Люси Этеридж.

Имя мне ничего не говорит. Секунду колеблюсь – может, прикинуться, что помню эту Люси Этеридж? Соображаю: бесполезно. Парой вопросов он меня разоблачит.

– Мне ужасно неловко, – признаюсь я. – Только я вашу супругу совсем не помню. Я в Солтен-Хаусе недолго пробыла.

– Вот как?

Тут бы мне и замолчать, а я не могу. Я сказала слишком много и одновременно слишком мало, теперь нужно заполнить хоть несколько прорех.

– Да, всего один учебный год, да и то не полный. Пятый класс. Я забрала документы незадолго до летних каникул.

Марк Хопгуд слишком хорошо воспитан, чтобы спросить «почему?»; но неозвученный вопрос отражается в его глазах. Марк наполняет мой бокал – учтиво, молча, как и положено продукту престижной публичной школы, которым он, без сомнения, является.

Мобильник пищит. Смотрю на экран. Это от Лиз:

Полный порядок ☺ ☺ ☺

С другой стороны от меня раздается голос:

– Айса?

Марк чуть отодвигается на стуле, чтобы его жена могла подать мне руку.

– Айса Уайлд? Это ведь ты?

– Да, я.

Слава богу, Марк уже назвал ее имя. Торопливо прячу мобильник, пожимаю руку.

– А ты – Люси, верно?

– Верно!

Щеки у нее по-младенчески бело-розовые. Она явно наслаждается как обстановкой, так и тем обстоятельством, что пришла вместе с мужем.

– Чудесно здесь, правда? Столько приятных воспоминаний нахлынуло…

Киваю, но свои воспоминания не афиширую. Потому что к ним не применишь слово «приятные».

– Ну, рассказывай, – требует Люси, берясь за вилку и нож. – Где ты, как ты? Чем занималась после школы?

– Да так… то одним, то другим… Историю в Оксфорде изучала. Потом перешла на юридический. Сейчас – адвокат по гражданским делам.

– Правда? Представь – мой Марк тоже адвокат по гражданским делам! Ты в каком департаменте служишь?

– В данный момент – в Министерстве внутренних дел. Впрочем, сама знаешь, – чуть улыбаюсь Марку, – нас вечно с места на место перебрасывают. Я уже несколько министерств сменила.

– Только не пойми меня неправильно, – Люси с азартом поглощает курятину, – мне всегда казалось, ты будешь заниматься творчеством. Чтобы не нарушать семейную традицию.

С минуту таращу глаза. Мама была адвокатом; потом, когда мы родились, бросила работу. Отец всю жизнь в финансовой сфере. Ни маму, ни отца творческими личностями не назовешь. Может, Люси спутала меня с Кейт?


– Какую семейную традицию?

И вдруг, прежде чем Люси успевает открыть рот, я вспоминаю. Я пытаюсь опередить ее. Увы, слишком поздно.

– Представь, Марк: Айса в родстве с Оскаром Уайлдом, – гордо поясняет Люси. – Кем он тебе доводится, Айса? Прадедушкой?

– Люси, – выдавливаю я.

Стыд душит, щеки горят, а Марк уже вскинул бровь. Ясно, о чем он думает. Дети Оскара Уайлда сменили фамилию после суда над отцом. Никаких праправнучек у него не было, тем более по фамилии Уайлд. Это мне доподлинно известно. Я солгала. И теперь должна сознаваться в давнем вранье.

– Извини, Люси. – Я откладываю вилку. – Я тогда… просто пошутила. Это был розыгрыш. Я не родня Оскару Уайлду.

Хочется сквозь землю провалиться. Почему, ну почему мы были такими гадкими? Неужели не понимали, что творили, настраивая против себя всех этих милых, доверчивых, воспитанных девочек?

– Извини, – повторяю я.

Нет сил взглянуть в глаза Марку, поэтому я смотрю на Люси. Сама улавливаю умоляющие нотки в своем голосе.

– Это шутка была. Не понимаю, зачем мы так шутили.

– Шутка, значит.

Лицо Люси становится пунцовым. Трудно сказать, от досады на собственное легковерие она покраснела или от злости на меня, выставившую ее дурой.

– Могла бы и сама догадаться.

Люси продолжает орудовать ножом и вилкой, но кусочки в рот больше не отправляет.

– Очень глупо с моей стороны. Видишь ли, Марк, Айса и ее подружки вели такую особую игру. Как она называлась, Айса?

– Игра в ложь, – выдавливаю я.

В животе спазмы. Ловлю обеспокоенный взгляд Кейт, чуть качаю головой – все в порядке. Кейт снова поворачивается к своей соседке.

– Да, я могла бы и сама сообразить, – продолжает Люси, покачивая головой с удрученным видом. – Вашей шайке нельзя было верить. Как звали ту из вас, что наплела, будто отец ее в розыске – поэтому и не приезжает? Я тогда заглотила наживку, как последняя дура. То-то вы, наверное, потешались.

Пытаюсь улыбнуться и отрицательно покачать головой. Но улыбка – я это чувствую по напрягшейся коже щек – больше напоминает оскал. Люси демонстративно отворачивается и заводит разговор с другой одноклассницей. Мне ли ее винить?



Примерно через полтора часа ужин завершается. Мрачная Кейт съела все до крошки, словно от этого зависело, сможет она убраться отсюда или не сможет. Фатима клевала, как птичка. Несколько раз официанты пытались наполнить ее бокал, но Фатима упрямо качала головой: нет, вина не надо.

Тея вовсе не проглотила ни кусочка – от нее уносили нетронутые тарелки. Зато Тея наверстала спиртным.

Звучит прощальная речь. Слава богу! Мы вышли на финишную прямую. Подан прескверный кофе, мы его зачем-то пьем. Впечатление усугубляют разглагольствования Мэри Хардвик – я ее не помню, она выпустилась года на два раньше нас. Похоже, Мэри написала роман – тогда понятно, откуда взялась эта бесконечная, с бесчисленными отступлениями от темы, речь о человеческой жизни. Кейт не выдерживает, поднимается с места, шепчет, проходя мимо меня:

– Я в гардероб, заберу наши сумки и туфли. А то потом туда не пробьешься.

Киваю. Кейт крадется тем же путем, каким мы с Теей, опоздавшие, пробрались сюда два часа назад. Кейт почти у дверей, когда по звуку аплодисментов я понимаю: речь кончилась. Все встают, забирают сумки.

– До свидания, – произносит Марк Хопгуд, надевая пиджак и подавая жене сумочку. – Приятно было познакомиться.

– Взаимно, – отзываюсь я. – До свидания, Люси.

Но Люси Хопгуд идет к выходу с таким видом, словно заметила нечто крайне важное. Марк пожимает плечами, машет на прощание, следует за женой. Нащупываю в кармане мобильник, проверяю сообщения. Правда, их не должно быть – иначе я бы услышала.

Все еще смотрю на экран, когда кто-то касается моего плеча. Джесс Гамильтон, румяная от вина и духоты, оказывается, подкралась сзади.

– Уже уходишь, Айса? Слушай, мы остановились в одной гостинице с видом на море. Вот я и предлагаю: давайте продолжим в «Солтенском гербе». Пропустим по стаканчику на сон грядущий.

– Спасибо, я не могу.

Получается неубедительно, и я спешу объяснить:

– Это очень мило, что ты меня приглашаешь, только мне нужно обратно к Кейт, а в паб идти – это большущий крюк. И потом, я же Фрейю, дочку, оставила с няней. Мало ли что? В общем, не получится, извини.

На самом деле причина другая: скорее я собственную сандалию съем, нежели на лишний миг задержусь с этими оживленными, смеющимися женщинами, с их приятными воспоминаниями о счастливых школьных днях. Эти женщины непременно станут болтать, повторять «А помните?..» – причем речь пойдет о времени, когда Кейт, Тея, Фатима и я не были счастливы, а страдали.

– Жаль, – без особого огорчения произносит Джесс. – Слушай, ты, главное, еще на пятнадцать лет не пропадай, ладно? Ужин проводят почти ежегодно – разумеется, не такой пафосный, как на пятнадцатилетие выпуска. Думаю, двадцатилетний юбилей отметят с особым размахом. Не пропусти!

– Постараюсь.

Джесс хватает меня за плечо. Глаза у нее блестят, она покачивается. Только теперь понятно: здорово перебрала.