Иной вариант: Иной вариант. Главный день

А еще через несколько секунд Мария, закончившая перевязку и теперь поправлявшая присобаченную к трехногой вешалке бутылку физраствора, от которой к руке раненого тянулась трубка системы, спросила:

– И что дальше с вами было?

– А дальше мы встретились с ними, – девчонка кивнула на меня, – и в результате этой встречи пришлось звонить по «тревожному» телефону. После чего люди из группы поддержки забрали Витька. А мы поехали на «точку». Только там нас почему-то уже ждала засада…

Вздохнув, я сменил затекшую руку и, спросив у Марии, можно ли уже поставить лампу на стол, ответил «колхознице» то, что думал:

– Если вас БОГС не пас раньше, то объяснение этой засады я вижу только одно – мужики на «Хамви» далеко не уехали. И хоть одного из них да сумели взять живым…

Анастасия обожгла меня взглядом и сквозь зубы ответила на этот намек:

– Я в ребятах уверена! Из них никто бы не предал!

Примиряюще кивнув, я мягко сказал:

– Никто и не говорит о предательстве. Просто если идет экстренное потрошение, смолчать не получится… Поверь, я знаю, что говорю… Кем бы ты ни был – заговоришь. А если учесть возможное применение психоактивных медикаментозных препаратов, то и подавно…

– Все равно я не верю! Вы их не знаете, а я знаю!

Пока Настя, сжимая кулачки и не замечая злых слез, оправдывала своих товарищей, Алексей тихо поинтересовался:

– Это ты про «сыворотку правды» сейчас говорил?

– Ага. Какой-нибудь амитал или пентотал. Да и без них, если спрашивает знаток своего дела… – я махнул рукой, продолжив: – Просто по времени все очень четко укладывается. Сколько там от акции до приезда на «точку» прошло? Часа четыре? Вот сам и прикинь – ребят на «Хамви» взяли и начали колоть. Молчали они до последнего. А потом подтянулись те самые «знатоки». Но и им для работы не менее часа потребовалось. Кстати, – я повернулся к Насте, – тот водитель, который вас к дому привез, он от него отъезжал или откуда-то из другого места?

Девчонка, видя, что на доброе имя ее друзей никто не покушается, а идет просто конструктивный разбор вариантов, хмуро ответила:

– Игорь с «точки» ехал.

– О! – я поднял палец: – Значит, когда он за вами двинул, засады еще никакой не было. А когда вернулись, ты ведь сама говорила, что он первым зашел внутрь и сразу же там началась борьба с криками.

– Он только один раз крикнуть успел, а потом из дома стали выскакивать люди, которых Толик положил…

– Вот. И то, что вам удалось уйти, говорит о том, что засада была организована в спешке. Полиция ведь даже ближние подходы не контролировала. Это значит, что как только прошла информация, на «точку» выдвинулась тревожная группа. А остальные просто подтянуться не успели. Так что вам крупно повезло. И еще знай – ваши ребята, те, которые за собой погоню увели, они настоящие бойцы. Они молчали до последнего… Если бы не их молчание, то у «засадников» было бы время на подготовку. А дальше – сама понимаешь…

Настя кивнула и, закусив губу, уставилась в пол.

Воцарившееся молчание опять нарушила Мария. Глядя на меня, она спросила:

– Ты закончил свой допрос? – и после моего кивка продолжила: – А теперь слушайте, что я вам скажу. Рана у этого парня, – она показала на Толика, – очень плохая. Грязная. Я, насколько смогла, ее почистила и сняла угрозу гиповолемического шока, но я ведь не хирург. Да и обезболивающего у меня всего две ампулы было… В общем, его в больницу надо. И чем быстрее, тем лучше.

Алексей на слова жены задумчиво потеребил бородку, спросив:

– Сама точно не сможешь? Пуля ведь навылет прошла, так что рентгена не нужно. Там только саму дырку почистить. Кровь-то ты остановила.

– В том-то и дело, что навылет… А в ране полно ниток и кусочков ваты от бушлата. Их не видно. Вообще не видно. Долго его ковырять я тоже не могу, так как действие обезболивания заканчивается. И есть у меня сильное подозрение, что кость все-таки задета… Да и вообще, если все тщательно не вычистить, то сепсис практически гарантирован.

Вот блин, не было печали! Я, в раздражении цыкнув зубом, задумался, а потом хлопнул себя ладонью по лбу:

– Настя, вы ведь Витька своим людям передали, значит, у вас выход на больничку есть! И кстати – почему вы сразу не к ним пошли, а сюда приехали?

Девушка посмотрела на меня, как на неразумного:

– Я же говорила, что тот телефон «тревожный». Людей из группы поддержки. Которые вообще в наше городское подразделение не входят. У них другое подчинение. И номер этот – одноразовый! Вообще, первое, что я сделала, когда увидела плечо Толяна, попробовала наудачу связаться с ними. Вдруг они еще от трубки не избавились. Но – «телефон отключен или вне зоны обслуживания». А больше я просто никого не знаю. У нас ведь как принято – известны лишь члены пятерки, командир и сама «точка». Все! Поэтому нам и обратиться было не к кому. Домой нельзя было соваться, так как хозяин «точки» знал адреса, к знакомым – тоже опасно, вот мы к вам и поехали…

М-да… И что теперь делать? Если рассуждать по уму, то сейчас самое время быстренько зацепить свой баул, сделать ручкой и «колхозникам», и сочувствующим, после чего направиться на автовокзал, взять билет и забыть всех этих революционеров-подпольщиков, как страшный сон. Сами посудите, ну какое мне дело до местных разборок? Завтра вечером, если все сложится путем, я уже дома буду и этот вояж станет восприниматься исключительно как довольно отвратное кино. Но интересно, почему же я тогда все еще стою на месте?..

Тут внутренние самокопания были нарушены Марией, которая, наклонившись над раненым, ласковым голосом спросила:

– Анатолий, как ваше самочувствие?

Оба-на! Очухался, страдалец! Мы сразу все подвинулись ближе к дивану, а очнувшийся Толян, покосившись на свое перетянутое плечо и трубку, уходящую к системе, осторожно кивнул:

– Нормально. Во всяком случае, гораздо лучше, чем было. Голова не кружится, не тошнит и плечо почти не болит.

Ванина вздохнула:

– Не болит, потому что обезболивающее действует. А вот как его действие закончится… – Она вздохнула еще раз и, повернувшись к мужу, добавила: – Так что насчет хирурга и больницы я вполне серьезно говорила. Давайте думать, как же нам быть.

Думы вылились в получасовое перебирание всех знакомых, а также знакомых знакомых, у которых могут быть нужные завязки. Разумеется, говорили только Ванины, потому что я вообще был ни при делах, а «колхозники» все свои варианты перебрали еще в дороге. В конце концов выяснилось, что кроме похода в платную лечебницу, выхода нет. Только все упиралось в деньги. Дьякон, задумчиво почесывая затылок, сказал, что у него есть заначка в двести евро. Если учесть еще мои триста долларов, обещанные ему в качестве оплаты, то должно хватить.

Но я, зная, как обычно поступают врачи в подобных случаях в МОЕМ мире, высказал опасение:

– Слушай, стремно как-то. Ведь вполне может быть, что доктор со страху согласится, а как только ты выйдешь за дверь, тут же звякнет полицейским. Дело-то, как ни крути – подсудное…


Дьякон только рукой махнул:

– Брось! Ты как будто только вчера родился! Я ведь не зря про такие большие суммы говорю. Этого ему и с остальными докторами хватит поделиться, и за риск навар поиметь. Да и вообще – этим многие живут!

Меня терзали сильные сомнения, что как раз этим живут исключительно разные «черные хирурги», которые пользуют братву, но Алексей на мои слова лишь многозначительно ухмыльнулся, и я, чтобы не выглядеть «вчера рожденным», замолчал. Просто подумал, что Ванин все-таки местный и в здешних реалиях разбирается куда лучше меня. Может быть, ЗДЕСЬ с этим вопросом дела обстоят несколько иначе, чем у нас… Единственное, что уже без особых эмоций предложил:

– Может, заранее не ходить? Может, сразу Толика к хирургу привезти и просто поставить того перед фактом? Чтобы он растерялся, испугался и никуда сообщить не успел. А я ему эдак ненавязчиво еще и ствол продемонстрирую. Да намекну, что у нас длинные руки. Врач и дергаться не станет. А если ему хорошую оплату пообещать и обещание выполнить, так вообще молчать будет…

– Ну ты… даже слов нет! – дьякон слегка задохнулся, продолжив: – А остальной медперсонал в это время в другую сторону смотреть будет? Или, может, ты и в операционную с пистолетом попрешься? Бред! Зачем все настолько усложнять? Нет, будем делать, как решили!

Я в ответ лишь пожал плечами, а Алексей, поняв, что консенсус найден, деловито стал дербанить свою заначку. Но потом вдруг взбледнул фейсом и, ударив себя ладонью в лоб, пробормотал:

– Как же я мог забыть? Я ведь на уголь отсюда деньги брал…

Стоящая рядом с ним Мария покачала головой и, вздохнув, сказала, что еще сто евро может занять у своей подруги. Только чуть позже, когда люди проснутся.

Дьякон, благодарно улыбнувшись, погладил жену по руке, но я невольно нарушил эту идиллию, легкомысленно махнув рукой и сказав, что деньги не проблема. И только поймав удивленно-изучающий взгляд хозяев, прикусил язык. Но потом, плюнув и на условности, и на свою «легенду», повторил, чтобы финансовыми вопросами никто не парился. Запросят пятьсот – дадим пятьсот. Запросят тысячу – дадим тысячу. Заломят еще больше, разберемся на месте. А специально для Алексея пояснил:

– Или ты думал, что я совсем на бобах сижу и без соли последний ху… э-э… – запнувшись, стрельнул глазами в сторону барышень и поправился: – В общем, деньги у меня есть. Теперь самое главное, чтобы доктор подписался на это дело.

На том и порешили. После чего с трудом заткнули пытавшегося благодарить и извиняться за беспокойство Толяна. А вскоре Мария занялась проснувшимися детьми, которые так и норовили, прошмыгнув в комнату, поглядеть на новых гостей. Позже, когда детский переполох утих, все позавтракали, а часов в девять дьякон двинул вести переговоры со здешними врачами и подбивать их на должностные преступления.

Настя с Ловягиным, измотанные бессонной ночью, уснули, а я, пользуясь тем, что Ванина повела детей к подруге, испросил у нее перед уходом какую-нибудь ветошь, проволочку и немного машинного масла из масленки, которую видел возле швейной машинки. А потом, чинно расположившись за кухонным столом, принялся за чистку и изучение трофейного оружия.

Разбирая и протирая трофейные стволы (кстати, на удивление весьма чистые и ухоженные), попутно обдумывал случившуюся ситуацию. Просто самому стало интересно, что за порыв мною руководил, когда я, вместо того чтобы чинно удалиться в сторону автовокзала, остался здесь? Да еще и насчет денег ляпнул… Лешка на меня после этого так пялился, что теперь не может быть и речи о его вере в «штанги для буровой установки». Ужо он мне все теперь припомнит. И незнание тутошних реалий, и несостоятельную «легенду» спекулянта-добытчика, и общую шустрость. Хотя какая теперь разница?

Начнет сильно приставать с вопросами, просто пошлю куда подальше, и все. Или вот так грубо и в лоб не стоит?

Прикидывая варианты поведения, я закончил с ПМ и «вальтером», после чего протянул руку за пистолетом Анатолия, который даже сейчас, по прошествии нескольких часов после стрельбы, источал вполне уловимую пороховую гарь. Покрутив оружие, я удивленно хмыкнул. Да, вроде «грач» обыкновенный, но не совсем. Хотя… Быстро разобрав пистолет, убедился, что от нашего ярыгинского ствола он отличается лишь чуть более высокой мушкой и несколько сильнее изогнутым спусковым крючком. А в остальном все то же, отлично мне знакомое еще по службе, оружие. И с ним придется повозиться – вон, в магазине всего три патрона осталось. Значит, пятнадцать Толик по засаде выпустил, поэтому нагара – выше крыши.

Мурлыкая под нос, я раскидал «грача» неполной разборкой и, пока руки работали, снова занялся самоанализом. Все-таки почему же я не уехал? Ведь еще позавчера у меня сомнений бы не появилось в правильности данного решения. Тут, скорее всего, есть два аспекта. Первый – это то, что возникший практически из небытия группник Волк внес в устоявшееся мироощущение менеджера Корнева свои коррективы. И мне нравится это состояние! Наверное, поэтому я не хочу опять себя ломать, превращаясь в офисную овечку.

А второе… Хм, второе… С этим все гораздо сложнее. Нет, вы только не подумайте, что тут сыграли какую-то роль высокогуманные соображения. И не потому, что внезапно, как более опытный человек, почувствовал ответственность за ребят. И даже не из-за фигуристой синеглазки Настены, которая почему-то смотрела на меня так, как будто я сейчас из одного кармана достану хирурга со стационарным госпиталем, а из другого – длинный список явок и паролей «смирновцев». Нет, не из-за этого! А как это ни глупо звучит – из-за зависти и недопонимания.

Причем это даже не про «колхозников» сказано, а про Ванина. Этот дьякон с журналистским образованием, которого я держал за обычного желчного болтуна, вдруг повел себя так, что я потерялся. Как он искренне обрадовался, встретив людей из Сопротивления! И тут же делом, а не на словах, начал доказывать свои намерения. А ведь у человека жена и двое детей. И дураком, который очертя голову может кинуться в авантюру, его вовсе не назовешь. С одной стороны, Лешку можно понять – жизнь тут такая, что и не так раскорячишься. Но с другой – миллионы таких же, как он, живут и не жужжат! Значит, у этого человека есть стержень. Тот самый стержень, что и у меня когда-то был, но который от одного удара судьбы, принявшей облик хамоватого подполковника, согнулся в дугу. Поэтому я ему завидовал. И хотел доказать, что и мы не лыком шиты. Не знаю только, ему или себе…

А недопонимание… Хм, просто мое поколение как-то не привыкло жертвовать хоть чем-то ради того, что не имеет четко выраженного финансового эквивалента. А тут я первый раз в жизни встретил людей, которые рисковали жизнью не из-за денег, не из-за карьеры и не из-за «хорошего бизнеса». Нет, они рисковали из-за чего-то абстрактного, того, что сами считали правильным и единственно верным. Да что там говорить – даже гордые нохчи и прочие «повстанцы» всегда боролись за свою «свободу и независимость» исключительно за СКВ[54]. А эти… эти ребята какие-то СОВЕРШЕННО ДРУГИЕ.

М-да, вот «проф» их бы, наверное, понял. Из рассказов Игоря Михайловича, больше похожих на мифы (ну прямо как будто не про наших дедов и отцов разговор шел, а про героев какой-то утопии), я вынес одно – во времена СССР такие совершенно абстрактные понятия, как «долг» и «Родина», были вовсе не абстрактными, а являлись основополагающими.

Это сейчас, когда какое-то мурло с большой должностью произносит из телевизора подобные слова, значит, оно хочет тебя объегорить. А тогда люди шли на жертвы и точно знали, что их усилия идут не на пополнение чьего-то счета, а действительно на благо всей страны. Наверное, поэтому и страна крепла, и граждане ее жили нормально. Но потом целую страну «кинули», вот и стала вера в эти понятия признаком крайнего лоховства.

А в ЭТОМ мире, в котором Россию нагнули так, что не снилось и в самом страшном сне, еще остались личности, словно пришедшие из рассказов Сосновского. И главное – это не замшелые старички, а мои ровесники!

Хлопнувшая дверь заставила оторваться от странных мыслей, и я, подхватив «вальтер» и заведя руку с оружием за спину, вышел в коридор. Но тревожился зря. Это вернулась Мария, которая, снимая пальто, оповестила:

– Я ребятишек у Зои оставила. Так, думаю, правильней будет. И лекарств у нее кое-каких перехватила, – после чего, пройдя в комнату, поинтересовалась: – А как Анатолий?

– Спит. И Настя – тоже.

Ванина кивнула и, подойдя к сопящему на диване Толику, пощупала ему лоб. Удовлетворенно улыбнувшись, сказала:

– Очень хорошо! Температуры нет. Будем надеяться, что все обойдется.

Я обрадованно спросил:

– Так что, госпиталь отменяется?

– Ни в коем случае! Обойдется – это в смысле – без осложнений. Но в больницу надо обязательно!

После чего достала какие-то ампулы и, осторожно заголив обиженно бурчащего во сне Ловягина, вколола ему два укола. Тот даже и ухом не повел, лишь только перешел с сопения на храп.

Я восхитился:

– Во дает!

Мария вздохнула:

– А чего ты хотел? Человек ранен, измотан, да и крови потерял… Ну да ничего, хирург рану почистит, и мы его за недельку на ноги поставим!

Я только хмыкнул, но ничего не сказал. Ванина же на мой хмык не обратила никакого внимания и, поправив одежду на Толике, сходила посмотрела, как там Анастасия, а потом уже с кухни позвала меня пить чай.

Пока мы чаевничали, Мария попыталась выведать у меня дальнейшие планы. Только какие можно строить планы, если все зависит от результатов похода ее мужа? Озвучив эту мысль, в свою очередь поинтересовался, есть ли у Ваниных родственники в других городах? Мария вопросу удивилась, но ответила, что ее мать с отцом живут в Тихорецке и больше родственников нет, так как родители Алексея и его старший брат погибли в 2009 году. Из ее рассказа я с удивлением узнал, что Ванины до начала распада страны обитали в Каспийске. А когда там начались крутые разборки и на «некоренных» перестали просто косо смотреть, а начали резать, они собрались и переехали в Тихорецк, к ее маме.