Исчезновение Стефани Мейлер

Обнимая жену, Джерри дружески пожал руку адвокату.

– Бенджамин, Дакоте грозит тюрьма? – спросил он.

– Сколько наркотика у нее нашли?

– Не знаю.

– Сейчас же едем в полицию, – сказал адвокат, – надо подготовиться к суду. В принципе я бы не стал волноваться, но у нее уже была судимость по делу Тары Скалини. Если судья начнет вникать, он до нее докопается и может принять во внимание. Тогда Дакоте не позавидуешь.

Джерри трясло. Ноги не держали, и он попросил Бенджамина сесть за руль. Через четверть часа они входили в полицию Орфеа. Их провели в комнату для допросов, куда вскоре доставили Дакоту в наручниках. Увидев родителей, она разрыдалась. Полицейский снял с нее наручники, и она бросилась в объятия матери. “Девочка моя!” – Синтия изо всех сил прижала дочь к себе.

Когда полицейские вышли, они расселись вокруг пластикового стола. Бенджамин Графф достал из портфеля папку и блокнот и немедленно приступил к работе:

– Дакота, мне надо совершенно точно знать, что ты сказала полицейским. А главное, упоминала ли ты про Тару.





* * *


В Большом театре продолжалось прослушивание. На сцене рядом с Кирком Харви сидел Браун, пытаясь хоть как-то ускорить кастинг. Но Кирк, отвергая кандидатов одного за другим, твердил:

– Они бездари. У меня тут спектакль века, а я вижу каких-то богом обиженных придурков.

– Ну постарайся, Кирк! – умолял мэр.

Харви вызвал на сцену следующую пару. Вопреки его указаниям, перед ним предстали двое мужчин: Рон Гулливер и Мита Островски.

– А вы какого черта приперлись?

– Я на прослушивание пришел! – взвыл Островски.

– Я тоже! – гаркнул Гулливер.

– По-моему, я ясно сказал: один мужчина, одна женщина. Катитесь отсюда оба.

– Я первый пришел! – возразил Островски.

– А я сегодня на службе, мне некогда ждать, имею право пройти без очереди.

– Рон? – удивился Браун. – Но вы же не можете играть в спектакле!

– Это почему? – заартачился Гулливер. – Возьму отгул. Такой шанс бывает раз в жизни, я имею право попробовать. В конце концов, играл же в 1994 году шеф Харви.

– Ладно, дам вам шанс, – отрезал Кирк. – Но один из вас будет женщиной.

Он потребовал принести парик, поиски которого задержали процесс на добрых двадцать минут. Наконец какой-то волонтер, знавший театр вдоль и поперек, откопал за кулисами и приволок длинную блондинистую шевелюру. Островски напялил ее на голову. Вооружившись листочком с записью первой сцены, он слушал, как Харви читает ремарку:

Ужасное утро. Льет дождь. Движение на загородном шоссе перекрыто, возникла гигантская пробка. Отчаявшиеся водители яростно сигналят. По обочине дороги, вдоль неподвижно стоящих машин, идет молодая женщина. Подходит к заграждениям и обращается к постовому полицейскому.



Островски подошел к Гулливеру, изображая походку на каблуках:

Островски (визжит как полоумный): Что случилось?

Гулливер (в три раза громче): Человек погиб. Разбился на мотоцикле.



Они были ужасны. Но Кирк Харви, вскочив со стула, захлопал и закричал:

– Вы оба приняты!

– Ты уверен? – шепнул ему Браун. – На них же смотреть невозможно.

– Абсолютно уверен! – ликовал Харви.

– Были претенденты гораздо лучше, а ты их отправил во свояси.

– Алан, я тебе говорю, что уверен на все сто!


И крикнул публике и другим кандидатам:

– Вот два моих первых актера!

Островски и Гулливер спустились со сцены под аплодисменты остальных кандидатов. Их немедленно ослепил вспышками фотограф “Орфеа кроникл” и схватил за руку какой-то журналист, жаждущий записать их впечатления. Островски сиял. “За меня дерутся режиссеры, – думал он, – меня осаждают журналисты, вот я и знаменитый актер! О милая слава, как давно я тебя ждал, и ты наконец пришла!”



Перед Большим театром Элис ждала Стивена в машине, стоявшей с включенным двигателем. Они уже собрались возвращаться в Нью-Йорк, но он решил по пути заскочить на прослушивание, чтобы дополнить статью, которая должна была оправдать его уикенд в Орфеа.

– Я на пять минут, – обещал он недовольной Элис.

Ровно через пять минут он уже выходил из театра. Ну вот, с Элис покончено. Они все обговорили, она в конце концов поняла, что им надо расстаться, и обещала не устраивать скандалов. Но когда Стивен уже подходил к машине, позвонил его заместитель Скип Нейлан. Голос у него был какой-то странный:

– Ты в котором часу сегодня возвращаешься, Стивен? Мне с тобой надо поговорить, это очень важно.

Стивен сразу понял по его тону, что что-то стряслось, и предпочел солгать:

– Не знаю, зависит от прослушивания. Тут такие интересные вещи происходят. А что?

– Стивен, ко мне приходила бухгалтерша. Показала выписки с кредитной карты журнала на твое имя: там какие-то очень странные операции. Всякие покупки, главным образом в шикарных бутиках.

– В шикарных бутиках? – Стивен изобразил крайнюю степень изумления. – Может, кто-то подделал мою карту? Говорят, в Китае…

– Стивен, карту использовали в Манхэттене, а не в Китае. Там еще ночевки в “Плазе”, немыслимые ресторанные счета…

– Ничего себе! – Стивен продолжал делать круглые глаза.

– Стивен, ты имеешь к этому какое-то отношение?

– Я? Разумеется, нет, Скип. Ты что, считаешь, что я на такое способен?

– Нет, конечно. Но там еще счет за номер в “Палас дю Лак”, в Орфеа. А это точно ты.

Стивен весь дрожал, но изо всех сил старался говорить спокойно.

– А вот это какая-то ерунда, – произнес он. – Хорошо, что ты предупредил. Кредиткой я пользовался только в непредвиденных случаях. Мэрия мне обещала, что за номер они заплатят. Наверно, там что-то перепутали. Я с ними разберусь.

– Тем лучше, – сказал Скип, – ты меня немножко успокоил. Не скрою, я чуть было не поверил…

– Ты можешь меня вообразить за ужином в “Плазе”? – расхохотался Стивен.

– И впрямь с трудом, – развеселился Скип. – Короче, хорошая новость в том, что нам, возможно, ничего платить не придется, банк говорит, они должны были заметить мошенничество. По их словам, такое уже случалось: какие-то негодяи узнают номер кредитки и делают копию.

– Ну вот видишь, я же тебе говорил! – воскликнул Стивен, снова чувствуя себя на коне.

– Когда вернешься сегодня, зайди, пожалуйста, в полицию и подай жалобу. Это банк требует, чтобы возместить расходы. Сумма большая, они хотят найти жулика. Сильно подозревают, что он из Нью-Йорка.

Бергдорфа снова охватила паника: банк опознает его в два счета. В некоторых магазинах продавщицы уже называли его по имени. Сегодня ему нельзя возвращаться в Нью-Йорк, сперва надо найти выход.

– Как только вернусь, в ту же секунду подам жалобу, – обещал он Скипу. – Но главное происходит здесь: пьеса до того невероятная, уровень претендентов настолько высок, а процесс постановки настолько ни на что не похож, что я решил внедриться туда сам. Пройду прослушивание и буду писать статью здесь. Увижу пьесу изнутри. Получится что-то невероятное. Поверь моему чутью, Скип, для журнала это большая удача. Это верная Пулитцеровская премия!

Пулитцеровская премия. Ее Стивен попытался впарить и жене.

– Но сколько ты еще будешь там сидеть? – встревожилась она.

Он чувствовал, что Трейси наживку не заглотила. Пришлось выдвигать тяжелую артиллерию:

– Сколько буду сидеть, не знаю. Но главное, что за мое сидение журнал платит мне сверхурочные. А с учетом того, сколько я работаю, это же манна небесная! В общем, как только вернусь, мы поедем в Йеллоустон!

– Значит, все-таки едем? – обрадовалась Трейси.

– Ну конечно! – ответил муж. – Я так рад!

Стивен нажал на отбой и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.

– Нам нельзя уезжать, – серьезно сказал он.

– Это почему? – спросила Элис.

Он внезапно понял, что и ей не может сказать правду. Попытался улыбнуться и объявил:

– В журнале хотят, чтобы ты приняла участие в прослушивании и написала статью про эту пьесу изнутри. Большую статью, даже твое фото на обложку поставят.