Иван Грозный. Сожженная Москва

– А давай я тебе найду невесту. И красивую, и богатую.

– Нет, Григорий Лукьянович, я как-нибудь сам.

– Гляди, а то у меня есть на примете девицы достойные, скромные. Женами хорошими будут.

– Хороша жена, коли с ней в любви и радости живешь.

– Так ты оцени поначалу.

– Нет, извиняй, сам.

– Ну, сам так сам.

– А с чего ты вдруг о моей женитьбе заговорил? – заинтересованно спросил Парфенов.

– Ладно, время есть, откроюсь, – усмехнулся Скуратов. – Князя Бургова знаешь?

– Владимира Юрьевича? Слышал о таком, но не знаком.

– Он все боле в вотчине своей, в деревне проживает. Но и на Москву наведывается, особенно зимой. Так вот дочери его Анфисе уже семнадцатый год пошел, а все в девках.

– Пошто о ней ведаешь, Григорий Лукьянович?

– По то, что где уж, когда не знаю, но видела она тебя, княжич, и полюбился ты ей.

– Вот так прямо сразу и полюбился?

– А что? Вон, Иван Васильевич свою до сих пор вспоминаемую первую супругу, Анастасию Романову, с первого взгляда полюбил. А претенденток вельми много было, глаза разбегались, как рассказывали люди знающие. Но царь сразу выделил Анастасию. Венчались и жили они счастливо, покуда вороги проклятые не извели ее, а до того и царевича малого, но ты ту историю ведаешь.

– Ведаю.

– А Анфисушка красна, и любо то, что скромна и характер имеет смиренный. Я князя хорошо знаю, бываю у него на подворье, когда время выдается. Так что, поглядишь на девицу?

– Извиняй, боярин, но тебе какое дело до моей женитьбы?

– Никакого, Василь Игнатьевич, просто пара бы из вас вышла хорошая. Но не желаешь так не желаешь. Дело действительно только твое и личное.

– А что? Поглядеть можно, пошто нет? То ни к чему не обязывает, – неожиданно проговорил княжич.

– Вот, верное решение. Отец-то, князь Игнат Иванович, супротив твоего решения не будет? Его слово веское.

– Он, как и ты, не единожды уже молвил, что жениться мне пора. Супротив моего выбора не будет, благословит, коли дойдет до этого, в чем у меня сомнения большие.

– Насильно тебя никто под венец не поведет.

– И когда увидеть ту красавицу Анфису можно будет?

– А как на Москву приеду, так и организую все. Организовав, сообщу.

– Добро, Григорий Лукьянович, договорились.

Из царской палаты вышел доктор, и Скуратов тут же поспешил к нему:

– Ну что, Элизеус?

– С гос… сударем порядок. Но треба больше отдыхать ему, слишком много трудится.

– Ты ему о том сказал?

– Сказал.

– И что?

– Ты своего государя не знаешь? – рассмеялся Элизеус. – Куда-то послал, а вот куда, так и не понял.

– Далеко, не думай о том.

– Иван Васильевич сказал, чтобы ты с боярином и княжичем заходили.

– Угу! Идем.

– А все же куда он меня послал?

– То у него и допытывать надо было.


– Он молвил. Не запомнил.

– Ну и ладно. Ступай, но будь под рукой.

– Я у себя в палатах.

Скуратов, Бордак и Парфенов зашли в залу царя. Иван Грозный, как и прежде, ничем не выдавая немочь, сидел на троне. Так же поднялся, как и в приход Воротынского и Щелкалова:

– Приветствую, Михайло Алексеевич, и тебя, Василий Игнатьевич!

– Долгих лет тебе, государь! – поклонились вельможи.

Царь присел, указал на лавку. Сели и боярин с княжичем.

– Позвал я вас для того, чтобы выслушать, как выполнили последнее задание у Мурома, – отставив посох, начал Грозный. – Мне представили отчет, но бумага есть бумага, желаю воочию услышать.

Бордак поведал о выходе в селение Варное, где были замечены татары. Рассказывал подробно, ведая, что царю важны любые мелочи.

Тот, выслушав, проговорил:

– Плохо, что изменника нашего, что на струге приплывал к селу, не поймали, но вы не знали о том, а посему простительно. Что означает сия встреча, о том можно только догадываться. Однако то, что крымчаки малыми отрядами зашли так далеко в наши земли, еще хуже. Как они обошли сторожей? Пошто не прятались, а выставляли себя напоказ? Непонятно. У вас мысли на это есть?

– Поначалу мы думали, что какой-то слишком своевольный мурза, ведая о весеннем походе, решил поживиться на русских землях, – ответил Михайло. – Но тут непонятно, для чего было так далеко забираться? Не будь нашей опричной дружины, крымчаки могли разгромить Варное и взять в полон немало людей. Сотник крымский там заприметил девицу, хотел забрать. Но их пришлось бы вести через всю Русь к Перекопу, да и сотник ничего толком не знал, а может, не сказал кроме того, что ясырь крымчаки собирались брать ближе к Крыму. Помощник мурзы ушел с десятком дорогой неведомой. Гнаться за ним не было смысла.

– Ладно, – кивнул царь. – Изменника, коли сразу не взяли, теперь не изловить. Он еще объявится, когда поход начнется, тогда и возьмем. Я тут задание дал боярину Воротынскому. Вы, на Москве будучи в январе месяце, пойдите к нему. Он будет собирать служивый люд, что на охране границ стоит, в том деле участие примите, дабы знать, какие изменения вынесет большое совещание. А в марте с привычной уже дружиной вам следует уйти ближе к Перекопу, насколько получится. Я должен знать, как поведет свою орду Девлет-Гирей, каким числом, много ли с ним будет ногайцев. Молвлю об этом сейчас потому, что в суете могу упустить дело то.

– Ты, Иван Васильевич, и упустишь? – улыбнулся Бордак.

– Эх, Михайло, – вздохнул царь, – мне четвертый десяток идет, постоянная борьба с корыстным боярством, изменой, заговорами здоровья не прибавляет. Могу и упустить. Так вы тогда через Малюту действуйте. Вот он не забывает ничего, сам удивляюсь его памяти. Однако мыслю, еще раз встречусь с вами. А покуда отдыхайте, да с боярином Воротынским езжайте на Москву, по дороге найдете, о чем говорить. Надеюсь, вы уразумели мой замысел?

– Да, государь, – ответил Михайло.

Иван Васильевич взглянул на Парфенова:

– А ты, Василь Игнатьевич, пошто все молчишь?

– Так, Михайло средь нас старший, таковым назначенный тобой же.

– А своего мнения высказать не желаешь?

– После твоих речей мне остается одно, согласиться со всем, что уже отметил Бордак.

– Ладно. Коли есть, что спросить, спрашивайте.

– Да ясно все, государь, – ответил Бордак, – задание получили, сполнять будем.

– Ну и добре. Ступайте!

Бордак с Парфеновым прошли в гостевой дом, прознали, когда в путь собирается Воротынский, и отправились к себе.

Утром двинулись в обрат на Москву. Ехали тем же путем. Вот только затратили больше времени. Снегопад и ветер перемел дорогу, создав кое-где большие преграды, пришлось пробираться с трудом.

Въехали в город на четвертый день.

Боярин Воротынский с дружинной охраной направился сразу к себе на подворье, Бордак с Парфеновым добрались до Варварки, а там разъехались.

Завидев хозяина, служка Колька заорал на всю улицу:

– Боярин приехал! Герасим, Марфа, боярин приехал!

Он открыл ворота, Бордак въехал во двор, соскочил с коня, которого подхватил служка.

– Ты чего так орешь, Колька?

– От радости, Михайло Алексеевич!

Из дома в шубе, накинутой на плечи, выбежала Алена. Кинулась к мужу:

– Вернулся, милый!

– Как видишь, вернулся.

– Для того чтобы завтра или послезавтра опять уехать, и уже надолго?