Изменить одиночеству

Иван Григорьевич вспомнил о том, что ему по жизни очень не везло с женщинами. По двум причинам. Они не умели его ценить по-настоящему. У него не было возможности выбора. Попадалось черт-те что.

И он забросил удочку. Интересно, мол, пообщаться со своим читателем вживую. Кому есть, что сказать автору, у кого есть пожелания, возможно, связанные с продолжениями каких-то сюжетов или экранизацией книг, — пишите в личку. После очной встречи — непременно подарок от автора.

Читал он запросы, конечно, только от женщин. Выбирал по фотографиям. Очень ему понравилась одна девушка — с грустным лицом и длинной косой, переброшенной на грудь. Она работала библиотекарем. Писала, что покупку его книги позволить себе не может, а подарок с удовольствием примет — не для себя лично, а для библиотеки. Она жила в Москве. Встреча была назначена. Иван Григорьевич пригласил читательницу к себе домой.

Ирина Назарова оказалась скромной близорукой девушкой. Она пришла к настоящему писателю из жизни в четырех стенах и стеллажах. Ира торжественно и смущенно вручила Ивану Григорьевичу большой букет гладиолусов.

Потом, за столом, когда Ира немного выпила, она стала охотно, даже слишком многословно говорить о любимых книгах, о писателях, которые для нее больше, чем святые. Иван Григорьевич поддерживал разговор короткими репликами. Он ждал, когда же она начнет говорить о его книгах. А главное, когда с ней можно приступить к главному. Что-то в этой девушке его настораживало. Было полное впечатление, что она действительно пришла только за книгой. Разговор его все больше утомлял. Селиверстова в принципе не интересовали другие авторы — будь то Толстой или Шекспир. И надоело откладывать суть встречи.

Иван Григорьевич подвел Иру к книжному шкафу. Там уже лежала приготовленная для нее книга «Светящийся дождь», в самом дешевом его переплете. Неприятное чувство появилось, когда после ее «ах, какая красота», он спросил, какая из его книг ей нравится. Ира покраснела, забормотала что-то, стало понятно, что она ничего не читала. Ладно, не большая потеря, потом прочитает.

Но дальше все пошло совсем ужасно. Ира отталкивала его и отбивалась вовсе не потому, что хотела показать свою скромность. Для нее на самом деле это оказалось шоком. Возможно, он был ей физически противен. Не исключено, что она вообще мужененавистница и старая дева. Но когда Селиверстов применил силу, Ира пустила в ход ногти, зубы, ноги. Она была вся в слезах и соплях, очки упали. Когда он почувствовал вкус крови из своей разорванной губы, понял, что желание осталось одно: вышвырнуть ее вон. Пинками. Примерно так он и поступил.

Ира кое-как привела в порядок свою одежду и поспешила к двери. Иван Григорьевич догнал ее и сунул в руку пакет с подарочной книгой.

— Приедешь домой, чтобы сразу выложила фото на моей странице. И слова. Что ничего подобного еще не читала. Цитату выпиши. Если не сделаешь, я опишу наше свидание. Как ты хотела схватить книгу и бежать. Напишу, что на продажу брала.

Ира жалко всхлипнула и кивнула.

На следующий день Иван Григорьевич убедился в том, что Ира выполнила его распоряжение, и выключил компьютер. Впервые за последние годы он не мог себя заставить заниматься продвижением творчества в массы. Люди были ему противны более чем когда-либо. Женщины вызывали отвращение как вид. Раздражали даже те, которые бежали с сумками по дорожке под его окном. Но самым ужасным стало острое ощущение собственной уязвимости.

Не то чтобы он не мог без женщин обойтись… Но его сексуальный опыт небогат и вовсе не победный. Легче не вспоминать, а продолжать думать, что самая главная история мужской состоятельности впереди. Так было. Но вечер с Ириной что-то в нем сломал. Возможно, потому, что он, наконец, приблизился к своей будущей славе. Он ее уже видел в драгоценном блеске, слышал в гуле восторженной толпы, ощущал в ветерке оваций и аплодисментов. И одна серая дурочка своим идиотским поведением обрушила такую красивую, такую гармоничную мечту. Незаурядная, крупная личность в сверкающем отблеске славы, от которой ногами и зубами отбивалась жалкая библиотекарша. Нелепая, позорная ситуация, уродливые картинки, которые сжигали его мозг и парализовали вдохновение. Его неутомимое, бессонное вдохновение.

Это катастрофа, понял к вечеру Иван Григорьевич. Он проходил весь день по периметру квартиры. Не ел, не пил, не спал и, что невероятнее всего, практически не думал. Он пытался унять, убаюкать боль своего страшного унижения. Да, величественный Астиаг-Астиаг, который бренчит на своей лютне, как выяснилось, гроша медного не стоит, потерпев поражение как мужчина. Впервые в жизни Иван Григорьевич пожалел о том, что его организм не принимает по-настоящему крепких напитков. Может, с таким недугом помогла бы справиться водка, по крайней мере, она могла бы дать забытье. Но его тошнит только от запаха крепкого алкоголя. После стакана голова будет неделю тупой и тяжелой.

Он дошел до ближайшего магазина, купил несколько банок пива, выпил дома одну за другой. Просмотрел свои сокровища на книжной полке — и его вдруг осенило. Одна ситуация — это случай, а не система. Как он забыл о верной теории избитых истин! Нужно продолжить в том же ключе. Нужно сбить неудачу победой. Вот и все.

Ночью он опять сидел в интернете, ничего не писал, изучал профили тех, кто выразил желание с ним встретиться. Выбор сделал от обратного. Подальше от тургеневских девушек с косами. Он выбрал яркую, сильно накрашенную брюнетку с откровенно порочным выражением лица и декольте до живота. Звали ее Тереза. Вероятно, когда-то в простой русской деревне эту девочку назвали Маней или Катей, а в мир взрослых отношений она пришла вот в таком виде и с таким именем. Ну что же. Многим нужны псевдонимы по душе.

Он пригласил Терезу на следующий вечер, она ответила радостным согласием с множеством восклицательных знаков и ликующих смайликов. Иван Григорьевич заставил себя поспать какие-то часы, тщательно убрал квартиру, накрыл стол.

Тереза позвонила ровно в восемь часов вечера, как и договорились. Он открыл дверь и через мгновение понял, что все будет не просто так, как нужно. Его может ждать блаженство, испытать которого до сих пор не пришлось.

Тереза вошла как в свою квартиру, посмотрела на него весело и с явным удовольствием. Он, кажется, ей понравился с первого взгляда. Она поставила на пол большую сумку и прижалась губами к его щеке. Он почувствовал сильный запах помады и жаркую влагу ее языка. Да, это настоящее любовное приключение!

В комнате Тереза поставила на стол большую бутылку дорогого виски и коробку с пирожными.

— Не люблю приходить с пустыми руками.

Весь вечер был сплошным контрастом несчастного свидания с Ирой. Первым, самым приятным потрясением для Ивана Григорьевича оказалось то, что Тереза знала его произведения. Она упоминала названия, с восторгом говорила о конкретных героях. Она цитировала его тексты наизусть! Он несколько раз выскакивал в ванную, чтобы умыть холодной водой взмокшее от волнения лицо и выдохнуть: «Господи, какое счастье!» И это всего лишь одна девушка, произвольно выбранная из огромного количества его поклонниц, о которых он пока просто не знает. Он впервые пил виски, не очень пьянел и не испытывал неприятных ощущений. Скорее, наоборот.

Ночь пролилась на Астиаг-Астиага золотым дождем упоительных открытий. Он понял, что ничего не знал о настоящей страсти. Он только на пороге, быть может, самого важного аспекта судьбы. И этот пласт станет для него настоящим кладезем литературных откровений. Он найдет слова и мелодии для выражения того, чего еще ни один автор не смог передать достоверно, полно, красиво и высоко.

Восторги любви незаметно для Ивана Григорьевича перешли в яркие эротические сны. Проснулся он поздно, на часах рядом с тумбочкой светилось половина первого дня. Подушка, на которой еще остался запах духов Терезы, была пустой. Конечно, она давно уехала, возможно, на работу. Наверное, она оставила ему записку или смс.

Иван Григорьевич встал, вышел из спальни в гостиную. На неубранном столе записки не было. Он огляделся вокруг и оторопел. Пол был завален какими-то бумагами. Иван Григорьевич рванулся к шкафу со своими сокровищами — полки оказались пустыми. В следующие минуты или часы, уже осознав, что произошло, бедный Астиаг-Астиаг стоял на коленях среди бумажных обрывков и пытался складывать по порядку свои тексты, безжалостно вырванные варварами из прекрасных переплетов. Да, грабители унесли только переплеты. И это было самым невероятным ударом.

Он поднялся, придавленный горем, и стал действовать инстинктивно, на автомате. Достал чемодан, вытряхнул из него на пол какие-то вещи. И принялся бережно укладывать обрывки книжных страниц. Собрал все, до мельчайшего клочка. Плотно закрыл крышку, запер чемодан на замочек и спрятал в спальне под кроватью. Лишь после этого позвонил в полицию.

Составили протокол ограбления. Иван Григорьевич не сказал о том, что именно книги и не были украдены, только переплеты. Так и записали: «Похищены все книги автора в ценных переплетах». Он рассказал, что ночью у него была девушка по имени Тереза, но утаил тот факт, что они познакомились на его странице в Сети. Ему не нужно было, чтобы ее нашли, чтобы постыдные подробности кражи стали кому-то известны. Пусть ищут Терезу с улицы. Вдруг случайно наткнутся на грабителей. Должно быть, Тереза их впустила ночью, когда он спал. Ей одной все это было не провернуть. Полиция взяла недопитую бутылку с виски, чтобы проверить на наличие снотворного. Иван Григорьевич вспомнил свои яркие сны и хмуро сказал:

— Снотворное точно было.

После ухода полицейских он сидел неподвижно, сжав голову руками. Вот что называется — попасть из огня да в полымя. В страшное полымя полного крушения.

Остаток дня и вся следующая ночь превратились в тоскливое, бесконечное поле, усыпанное камнями и глыбами серой, застывшей грязи. Такой Ивану Григорьевичу казалась вся его дальнейшая жизнь. Рано утром он сел к компьютеру, читал воспаленными глазами новости — и вдруг сердце удивленно и обрадованно вздрогнуло. Среди главных московских новостей в криминальной хронике была такая: «Грабеж в квартире писателя Селиверстова, литературный псевдоним Астиаг-Астиаг. Похищены все авторские экземпляры книг в ценных, уникальных переплетах. Разыскивается женщина, имя которой источник не раскрывает».

Иван Григорьевич перечитал новость много раз. Да это же чудо, что за новость! Впервые о нем пишут СМИ, впервые называют писателем. И совершенно ясно, что он не просто писатель, а тот самый, единственный, книги которого можно только похитить, а не купить в магазине — мешок за тысячу рублей. И упоминание о таинственной женщине, о каком-то особом источнике, все это выглядело как отличная интрига. Это просто счастье, что наши бестолковые менты никогда никого не найдут, а это невероятное событие, конечно, многие запомнят, как и его имя.

Иван Григорьевич открыл свой золотой сайт. Точно! Просмотры увеличились в сотни раз. Раньше было не больше двух в сутки в лучшем случае. А сейчас число просмотров продолжает увеличиваться.

Он вошел на свои страницы в интернете и написал крупными белыми буквами на черном фоне: «Все мои книги похищены этой ночью. То были мои дети. Я — осиротевший отец, испепеленный горем». И ниже ссылка на сообщения СМИ. Он посидел у монитора пару часов, читая потрясенные комментарии, соболезнования, утешения. И, что самое приятное, обещания помочь в этой беде. «Вы только пишите, — просили его. — Не думайте о деньгах. Мы поможем».

Какое-то время Иван Григорьевич сидел над чемоданом с обрывками, продолжая складывать тексты. Потом бросил это дело. Вернулся за стол и открыл новый документ.





«Астиаг-Астиаг



Обретенное Сокровище




Роман»


«Как изобретательна и строптива судьба избранного небесами автора», — думал утомленный и успокоенный Иван Григорьевич. Судьба посылает ему сюжеты самым неожиданным и жестоким образом. И чем сильнее боль познания, тем вернее величие уникального результата. В новом романе герой Селиверстова встретится с роковой страстью, коварными врагами, злодеями-завистниками, узнавшими, что его выдвинули на Нобелевскую премию. И возлюбленная, конечно, окажется похищенной вместе с драгоценной библиотекой. Ее ждут страшные испытания, даже пытки. Но герой найдет возможность спасти ее, вернуть свое богатство. Самым сильным эпизодом будет погоня за грабителями. Когда они поймут, что уйти с таким грузом не удастся, они сорвут драгоценные переплеты, бросят на дорогу под ноги преследователям, а сами попытаются скрыться только с текстами. Но и это им не удастся. А герой напишет свою главную книгу, достойную царя Мидии.

Иван Григорьевич прочитал первый абзац и даже прослезился: таким прекрасным он ему показался. Выразить свои чувства ему, как всегда, помогла самая затертая из банальностей: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Невзгоды проходят. Талант навсегда.





Спасательница




Аля тупая. Она слышит это так часто, с детского сада, что не считает оскорблением. Это просто ее отличительная черта. Вот этот человек — в очках, этот — толстый. Маша хорошо поет. А она, Аля, — тупая.

Когда она выросла, то сформулировала для себя, что с ней не так на самом деле. Она не то, чтобы не могла ничего понять, она не успевает из-за страха, что не получится. Что-то всегда стоит между ее мозгом и любым знанием. Если знание как-то пробивается — путем мгновенного озарения или долгой зубрежки, то оно где-то так глубоко прячется, что память не может его отыскать. В нужный момент никогда. И во время мучительных попыток Али ответить на какой-то вопрос все вокруг потешаются, как на выступлении клоуна. Аля не против. Ничего нет плохого в смехе, веселье и шутках. Люди, которые обычно окружают Алю, вообще не знают, как бывает плохо. Да, есть у Али знание, которого нет у других. Это ее тайна.

Аля закончила школу. Ей ставили тройки, чтобы поскорее избавиться. Затем устраивалась на короткое время в ближайшие магазины — ученицей, помощницей продавца, — но выгоняли после испытательного срока. Потом повезло: взяли уборщицей в прачечную. Там к Але относились хорошо, убирать ее мать научила с раннего детства. А главное преимущество этой работы было в том, что прачечная круглосуточная. Аля могла оставаться там на ночь, хотя для уборщицы этого и не требовалось.

Как-то на рассвете Аля вышла из прачечной, перешла дорогу к своему дому и остановилась на черной полосе тротуара рядом с грязно-белым тающим газоном. Ее разбудил голод, она шла домой поесть. А ноги отказывались туда идти. Но больше им ходить некуда. Или домой, или обратно в прачечную. Аля стояла одна, не было ни людей, ни вопросов, ни ответов, которые играют в свои прятки. Не было никаких знаний, только очевидность своей страшной ненужности. И вдруг по рыхлому сугробу к островку липкой грязи пробралась собака, тощая как скелет. Она отрыла лапой какой-то ужасный черный комок, похожий на гнилую тряпку, и стала старательно его жевать. Але показалось, что она тяжело вздыхает от слабости и отвращения. И в тот момент у Али появилось новое знание. Она его сформулировала четко и без обычного страха, неуверенности.

— Есть кто-то, кому хуже, чем мне, — уверенно сказала Аля.

Так началась ее новая жизнь.

Аля позвала собаку:

— Эй, песа, пошли со мной.

Собака подняла голову, посмотрела внимательно, ясно и поплелась за Алей. Они дошли до подъезда, Аля шепнула «жди», вошла в дом. Сапоги сняла на площадке у квартиры. Дверь открыла очень тихо, прошла на цыпочках в кухню. Взяла из хлебницы кусок хлеба в нарезке. В холодильнике одну котлету. И нащупала в вазочке на буфете два засохших пряника в глазури. Сглотнула слюну, посмотрев на коробку с яйцами, кусок ветчины, пакет с сосисками и сковородку с тушеным мясом. Это еда для отчима. Если она возьмет, он заметит. Каждый кусок, съеденный Алей, в доме считают, провожают взглядом каждый глоток.

Она вышла на улицу. Свистнула собаке, они ушли в глухой угол двора. И там Аля скормила новой подруге всю свою добычу. Собака ела скромно, благодарно, удивленно. Поднимала на Алю глаза, полные преданности и любви. И Але было хорошо, как никогда. Она сама уже не хотела есть. Но что делать дальше? Она не может привести собаку домой. Их там убьют обеих.

Аля села на поваленное дерево, сняла с головы шарф, постелила рядом на землю. Собака послушно легла. Аля прижала ее к своим ногам, у них обеих слипались глаза.

— Девочка, проснись, — разбудил ее незнакомый приятный женский голос.

Было уже совсем светло. Рядом с Алей стояла хорошо одетая девушка. Ее очень интересовало: кто они, откуда собака, почему они спят на улице. Аля, как могла, объяснила. Девушка достала мобильный телефон, стала звонить. Дальше события развивались быстро, как в кино. Аля по тупости ничего не могла понять из объяснений. Звучали совершенно незнакомые слова. Передержка, сайт, обследования, клиники, сканы документов, сборы пожертвований. К собаке подошел парень с ошейником и поводком. Надел на нее и потянул за собой. Собака заскулила и спряталась за Алю. Аля схватила ее и закричала: «Не отдам! Вы ее убьете». И тогда красивая нарядная девушка ей все объяснила. Собаку везут спасать, лечить, пристраивать в добрые руки.

— Ты будешь ее опекуном. Если у тебя есть компьютер, скажу тебе, как найти ее тему. Там будут ее фотографии, наши отчеты, ты сможешь ее навещать. Можешь дать ей имя. Как мы ее назовем?

— Альма, — шепнула Аля. — Как меня.

— А меня зовут Таней, — представилась девушка. — Я из этого дома. Квартира сорок семь. Запишу свой мобильный. Не потеряемся. До встречи.

Домой Аля пришла потрясенная и одержимая одной мыслью: надо пробиться в этот их мир. Нужно обязательно найти там Альму. Нужно скрыть от этих удивительных людей тот факт, что она сама неумелая и тупая. Только бы ее приняли, только бы не прогнали. Она землю будет грызть, чтобы стать полезной.

У Али в ее закутке, отделенном перегородкой от прихожей, был старый компьютер. Этого потребовала от матери школьная классная руководительница. Для Али компьютер был темный лес. Максимум, что она выжимала из него, были дата, время и прогноз погоды. Но этим утром на нее нашло какое-то озарение. Она легко нашла сайт помощи бездомным животным и даже сумела зарегистрироваться. А через час обнаружила и тему Альмы. И даже собственную фотографию: она прижимает собаку к себе, не хочет отдавать. И слова там такие написаны необыкновенные. «Девушка Аля ночью нашла эту собаку, накормила своим завтраком и спала с ней на улице, потому что им вместе некуда было идти. Такое доброе сердце встретилось нашей Альмочке». Потом снимки собаки уже из клиники, из какого-то уютного чистого дома. И радостные комментарии, в которых Алю хвалили и благодарили совершенно незнакомые люди.

С Алей случилось чудо, и она, конечно, не знала, что это закономерность. В атмосфере восхищения, добрых пожеланий, признания и дружбы она перестала быть тупой. Она познакомилась с активными, сильными, неутомимыми людьми, которые знали все о спасении животных, и она легко усваивала их информацию, перенимала их опыт. Она стала членом большого содружества. Аля даже заняла в нем особое место. Она умела находить самых несчастных, забитых, боязливых собак и кошек, и они сами шли к ее рукам. Она до клиники и без врачей умела находить источник боли и оказывать нужную первую помощь.

Аля очень изменилась, ее даже соседи не всегда узнавали. Из ее подъезда теперь выходила уверенная и позитивная девушка, современно и уместно одетая. Ее только звали по-прежнему Аля. Соседка Таня, которая нашла той ночью их с Альмой, как-то сказала:

— Аля, у меня есть очень приличные вещи, которые мне не нужны. Стремительно худею по плану. За два месяца уже перескочила с сорок восьмого в сорок четвертый. А у тебя, мне кажется, именно сорок восьмой. Пошли ко мне, заберешь. Почти не ношенные вещи.

Другая подруга по зоозащите оказалась парикмахером. Она сделала Але модную и удобную в обращении стрижку. Волосы хорошо лежали после любых передряг: погони за убегающими собаками, поисками кошек в подвалах, драк с их обидчиками.

Все вдруг увидели, что у Али приятное доброе лицо, ясные, искренние глаза. На плотной ладной фигуре хорошо сидели узкие джинсы-стрейч, кожаная короткая куртка. Алю уважали за самоотверженность и смелость, за бескорыстность и честность. Никто над нею больше не смеялся, Аля забыла, когда ее в последний раз называли тупой.

А когда вспомнила, то обнаружила, что она утратила свое безразличие, спасительную толстокожесть. Случилось это в такой ситуации. Аля с новой подругой зоозащитницей Светой притащили собаку с перебитым позвоночником в клинику. После рентгена хирург объяснял им, какие повреждения и какой у него план операции. Он произносил незнакомые Але термины, она напряженно слушала, потому что обязательно должна была понять, что он собирается делать. Аля уже знала, что не все ветеринары одинаковые. Она переспрашивала, уточняла по несколько раз. Света крутилась, дергалась, она устала и хотела есть. Когда они вышли и сели в ее машину, Света сердито выдохнула:

— Ну ты прямо тупая какая-то. Десять раз у него все спросила.

— Зато я теперь все поняла. Буду знать, как выхаживать, скажу передержке, — спокойно ответила Аля.

Света ее высадила у дома, ничего не заметив. Аля пошла к подъезду, как слепая, по памяти, так выжигала обида ей глаза. Не на Свету обида. На всю свою поганую жизнь. В подъезде она бессильно уткнулась горящим лбом в стену. Тупая. А вы все острые. А если бы всех вас, таких умных и продвинутых, с пяти лет колотили головой о пол и стены, били ногами — хорошо бы вы сейчас соображали? Водили бы так легко свои тачки? Хватали бы на лету подробности операции?

Она вошла в квартиру, наткнулась на подозрительный взгляд отчима: