Ката

– Я в это не верю, – ответила Ката, но сама не была уверена в том, что говорит. Она отважилась поднять глаза – и увидела, что Хильмар улыбается так же широко, как прежде. Это дезориентировало ее. Она опустила взгляд. Сигрун, внезапно появившаяся рядом с ее лицом, спросила, не хочет ли она сделать перерыв, но Ката отказалась.

– Почему вы сказали «ошибаться»? Разве то, что он позвонил вам, могло быть ошибкой?

– Потому что история, которую он рассказывает, не вполне правдоподобна. Может, из всех доступных ему версий это еще самая нормальная, – но кое-что свидетельствует против нее. А сейчас мы подошли к трудному месту… Новость появится в СМИ сегодня вечером и завтра: полиция огородила участок на холме Эскьюхлид в связи с расследованием смерти вашей дочери. Служба начальника полиции объяснит, чем мы там занимались и как в данное дело вписываются Гардар и его друзья, Атли и Бьёртн. На Эскьюхлид нас привели результаты исследования образцов, взятых с тела Валы. Анализ частиц почвы – а это оказались листва и мох – показал, что они происходят из другой среды, нежели на Болотах; большой процент углекислого газа и микрочастиц вновь привели нас в черту города, и первым делом мы обследовали такие места, как Эскьюхлид, Хейдмёрк и озеро Этлидаватн[9]. Начали с Эскьюхлид. Тот вид мха, который мы искали, растет не по всему холму, и это сужает сферу поиска; к тому же мы держались тех мест, к которым можно подъехать на машине… Ключик нашли на полянке на южной стороне холма – недалеко от парковки Рейкьявикского университета. Мы всё еще проводим розыски в этом месте, но я не думаю, что найдем что-нибудь еще.

– Вы хотите сказать мне, что Вала погибла там – на поляне на Эскьюхлид?

– Да, пока что мы исходим из этого.

– А почему она тогда оказалась на Болотах?

– Мы рассматриваем этот факт… У нас есть свидетель, видевший всех троих – Гардара, Атли и Бьёртна – на бензозаправке возле Эскьюхлид примерно в три часа ночи, то есть либо в ночь исчезновения Валы, либо в следующую. К сожалению, свидетель не может уточнить, какая именно ночь это была, поскольку с тех пор прошло много времени, а видеозаписи с камеры на бензозаправке уже стерли. А что до Болот, то у нас есть двое свидетелей из порта, которые видели, как лодка Бьёртна – такая большая, скоростная – отчаливала оттуда поздно ночью. Как и свидетель с бензозаправки, они не могут сказать, точно ли это было в ту же самую ночь, когда пропала ваша дочь, – но уверены, что, по крайней мере, на той же неделе. Свидетели не могут опознать тех людей, но, по их словам, двое находились в задней части лодки, а один – в рубке. Мы исходим из того, что это были Гардар, Атли и Бьёртн. Никто из них не отрицает, что выходил на этой лодке в море в ту ночь, но они утверждают, что помнят это плохо, так как с тех пор прошел целый год; все трое тогда употребляли наркотики и несколько месяцев подряд развлекались по ночам катанием на лодке. Саму лодку Бьёртну отдали в качестве уплаты долга, а потом он ее продал. К тому же нам известно, что за несколько месяцев до исчезновения Валы все трое находились на даче у знакомых на Болотах, на вечеринке, которая проводилась, в частности, и на берегу моря недалеко от места, где мы обнаружили Валу… Вот такую версию мы сейчас разрабатываем. Но прошу вас иметь в виду, что мы сами пока еще не знаем, соответствует ли все это действительности, – и уж тем более, можно ли это доказать.

– А изнасилование тоже произошло там? На Эскьюхлид?

– Если оно вообще было.

– А если не оно – что же это могло быть? Вы же говорили про эти вещества? Как бы иначе она погибла? Или вы до сих пор думаете, что она сама?.. И весь этот год, пока вы ничего не делали…

– Ката, мы с вами – одна команда, не сомневайтесь, – сказала Сигрун, коснувшись ее плеча. Хильмар сказал, что на этом этапе, пока у них на руках еще ничего нет, им надо осторожнее выбирать выражения.

– Я надеюсь, ситуация изменится. Но могу рассказать вам, почему мы разрабатываем версию именно о таком ходе событий и на чем она основана. А расскажу я вам это лишь по той причине, что иначе ничего невозможно объяснить.

Ката кивнула и потянулась за сигаретой.

Хильмар продолжил:

– Два года назад к прокурору поступило заявление об изнасиловании. Девушка, подавшая заявление, рассказала, что она отправилась с подругами в город поразвлечься; помнит, как заказала пиво в баре, села и отпила глоток. А в следующий миг она уже стояла на парковке возле отеля «Лофтлейдир»[10], и тогда уже рассветало. Девушка была в одежде, но без бюстгальтера; наличествовали признаки того, что минувшей ночью она имела сексуальный контакт, но не помнила, с кем; все тело у нее болело, а колени и спина были зелеными от травы. Она позвонила подруге, и они вместе пошли в отделение «Скорой помощи жертвам сексуального насилия»; взятый там анализ крови показал, что ей подсунули «масляную кислоту», а образцов тканей – частиц кожного покрова и другого – обнаружено не было. Охранник в баре ничего подозрительного не заметил, свидетели не объявились. Ничегошеньки. А это значит, что у прокурора не имелось достаточно материалов для иска, и в возбуждении дела было отказано. Но по инициативе самой девушки эта история получила огласку в СМИ, и в итоге еще несколько девушек заявили о себе в центре помощи жертвам насилия «Перекресток» и в отделении «Скорой помощи». В течение одного года четыре из них очнулись вблизи от Эскьюхлид, и все подозревали, что с ними произошло что-то нехорошее, но в полицию не заявляли, потому что собрать улики было бы трудно. Две из этих четырех девушек были несовершеннолетними, а две другие выглядели как несовершеннолетние. У двух волосы были светлые, и все выделялись худощавым телосложением.

– Как Вала.

Хильмар кивнул, и его улыбка стала шире.

– И вот, через несколько месяцев после этого мы останавливаем на Старом Окружном проспекте машину, едущую на восток. В той машине – Гардар и Атли, а на заднем сиденье – Бьёртн. А рядом с ним – девчушка, почти ребенок, спит. Наши приятели заявляют, будто нашли ее на тротуаре возле автовокзала и решили отвезти к нам в полицейское управление, чтобы она не замерзла насмерть. Девчонку из машины вынули; проверка на алкоголь показала, что она почти не пила, и, хотя анализ крови мы не брали, было ясно, что она находилась под воздействием гамма-гидроксибутирата – «масляной кислоты». Когда девушка очнулась, она ничего не помнила – только то, что пошла в увеселительное заведение в центре города, то самое, которое посещали и другие две девушки, до того как пришли в себя недалеко от Эскьюхлид.

При составлении протокола приятели настаивали на своей версии, что нашли девушку на тротуаре; она заявления не подавала, так что их отпустили. Мы установили, что ранее тем же вечером они находились в том же самом баре, но свидетели не видели, чтобы приятели приближались к той девушке или ее стакану; никто не видел, как они ее выводили. Так все и закончилось.

Мы полагаем, что с Валой могло случиться что-нибудь в этом роде. На этих танцах в Сидюмули она выпила лишнего и решила уйти. Если б человек или люди старшего возраста вошли туда, где проходили эти танцы, и увели ничего не соображающую девушку с собой, это, скорее всего, заметили бы; но, как показал опрос свидетелей, после танцев – публики и охранников, – никто из них ничего подобного не видел. Поэтому мы исходим из того, что Вала ушла с танцев одна, и там, по дороге к дому или сразу на парковке, кто-нибудь из троих приятелей пригласил ее сесть к ним в машину. И тут они дали ей питье – пиво или воду, – в которую было подмешано это вещество, и, пока оно действовало, отвезли ее на Эскьюхлид с южной стороны. Через час или два она рассталась с жизнью из-за передозировки или сочетания вещества, холода и шока, приведших к остановке дыхания. В какой-то момент ее занесли обратно в машину, отвезли в порт, а оттуда переправили на Бьёртновой скоростной лодке через залив на Болота. На следующий день, поздно днем, трое приятелей возвратились назад, ни словом не обмолвившись о произошедшем, но потом Гардар решил развеять неизвестность для вас, родителей, указав, где находится труп.

Ката встала и вышла на балкон, попросив Сигрун ненадолго оставить ее в покое. Невидимые ей дрозды издавали истошный писк. Она начала было плакать, но немедленно прекратила – и ощутила на лице онемение, похожее на гусиную кожу. Оно стало расползаться по всему телу.

Ката подошла к холодильнику, чтобы достать себе пиво; там была только одна бутылка густого, как сливки, «Вайссбир», которое Тоумас пил совсем по чуть-чуть.

– Простите, что я себя так веду, – сказала она, вернувшись в гостиную. – Это настолько тяжело слышать… – Уселась и выпила в один присест полбутылки. Таблетка, которую она проглотила тайком, начала действовать и тотчас вступила в реакцию с пивом: ее сознание подернулось золотистым флером. Сигрун залепетала еще что-то, но Ката попросила Хильмара продолжать:

– Я хочу выслушать все до конца.

– До конца осталось недолго, – сказал он и улыбнулся еще шире, чем когда-либо. – На пресс-конференции завтра будет сказано, что, по нашему мнению, Вала умерла на Эскьюхлид, а причиной смерти стала остановка дыхания. И что один сидит в КПЗ, а еще у двоих произведен обыск, но обвинение не предъявлено никому, так как нам все еще нужны более веские доказательства. Одежда и сумочка вашей дочери до сих пор не найдены. Однако мы изъяли ту самую лодку, и если в ней обнаружатся какие-либо следы пребывания вашей дочери, это может существенно изменить течение дела. Также мы проверяем все машины, которыми эти люди пользовались в течение последних полутора лет, и расспрашиваем их друзей. Что на завтрашней пресс-конференции высказано не будет, так это версии о том, чем трое приятелей занимались на Эскьюхлид раньше, а также ничего о сексуальном насилии и о веществе, которое, возможно, подмешали Вале.

Он умолк, а затем попросил Кату связаться с ними, если возникнут какие-нибудь вопросы, и в ближайшие дни воздержаться от просмотра материалов СМИ.

Пакетик с ключиком по-прежнему лежал на столе между ними, и Ката спросила, вернут ли его ей.

– К сожалению, не сразу, – ответила Сигрун. – А вам он нужен?

Ката помотала головой.

– Это ключ от ее любимого кукольного домика.

– Мы снимем с ключа копию и пошлем ее вам, – сказал Хильмар.

Ката зажгла еще одну сигарету – и вдруг поняла, что же ее так тревожит.

– Трое? – спросила она. – То есть ее насиловали втроем?

Хильмар ничего не ответил, а Сигрун замялась – но пока и это можно было считать ответом. Сигрун спросила, скоро ли придет Тоумас, а Ката закрыла лицо ладонями.

– Знаю, это тяжело, – сказала Сигрун и обняла ее. – Но единственное, что вы можете, это надеяться на лучшее и довериться нам в том, с чем мы справимся лучше. Мы так же заинтересованы в решении, как и вы.

Помотав головой, Ката пробормотала:

– Брехня.


После еще какого-то времени поглаживаний и неловких слов утешения она выпрямилась, заверила Сигрун, что все будет хорошо, если она перестанет наблюдать улыбающуюся рожу Хильмара, и попросила их выйти и закрыть за собой дверь.





* * *


Ката сидела в гостиной до тех пор, пока за окном не сгустилась чернота. Тогда она надела пальто, села в машину и поехала в центр. По дороге попыталась вызвонить Кольбрун, но та не отвечала на звонки. По каким-то причинам фонари вокруг Озера не горели. Ката решила не гулять вокруг него, а вместо этого поехала в Тингхольт[11] по улице Бергстадастрайти до Центральной больницы, туда, где врачи парковали свои машины. Машины Тоумаса нигде не было видно, телефон все еще выключен – это означало, что или у него затянулась операция, или он пытается закадрить медсестричку или санитарку, у которых дети не умерли, которые сами еще дети и вовсю интересуются сексом; может, эту самую приторную телку, считавшую, что Ката знать не знает, что такое духи. Она могла бы позвонить и попросить позвать Тоумаса, – но фантазировать было интереснее, к тому же это отвлекало от более серьезных вещей.

«Ну и пожалуйста, трахайся с ней, сволочь ты эдакая», – думала Ката, не сводя глаз с ярких окон Пертлы[12] и прожектора над ними, вращавшегося по кругу. Она сделала погромче Барбру Стрейзанд в динамиках, зажгла сигарету и уехала прочь. По дороге думала об иголке, которую обнаружили в теле Валы. Почему они спросили ее об иголке и что она делала у Валы «под кожей»? Почему иголка?





11


Проснувшись на следующее утро, Ката обнаружила на полу конверт. В нем была записка от Хильмара насчет копии ключа, о которой она просила, и сам ключ.

Ката оделась и, в ожидании, пока сварится кофе, села возле домашнего телефона и позвонила Хильмару. Он ответил после десятого звонка, и голос у него был резкий, словно он только что побывал в автомобильной погоне или драке на крыше. Ката поспешно представилась, и его тон смягчился.

– Благодарю за ключ, – сказала она и попросила извинения за то, как грубо обошлась с ним и сопровождавшей его Сигрун. – Извините. Я была в растрепанных чувствах. – Он ответил, что все понимает. – Мне хотелось бы спросить вас вот о чем. Я полагаю, вы слышали о письмах, которые Вала получала до своего исчезновения?

– Да, я их читал. Почему вы спрашиваете?

– Ничего не могу с собой поделать, но мне все время кажется, что это какая-то зацепка. А после того, что вы рассказали мне вчера, мне трудно их понять.

– Конечно; ведь маловероятно, что они имеют какое- то отношение к этому делу. Мы интересовались этими письмами, когда следствие исходило из того, что Вала сбежала с их автором.

– Вала сказала, что они от ее одноклассницы, переехавшей в Норвегию. Конечно, я расспрашивала бы ее понастойчивее, если б знала, насколько это будет важно. В это время происходило много всякого, и я верила ей. И все же мы не знаем, кто их посылал. – Ката сказала, что до сих пор думает об этом: ведь письма были очень грубые.

– Во всяком случае, ясно, что «Батори» – это псевдоним. – Хильмар замолчал, и она услышала шелест клавиатуры, словно он искал что-то в компьютере. – К сожалению, мы ничего не обнаружили. К письмам не прилагалось ни конвертов, ни штемпелей. На них не было обнаружено ни чьих-либо отпечатков пальцев, кроме принадлежащих вашей дочери, ни волос, ни слюны. Ничего. Что само по себе достойно внимания… Письма были напечатаны на пишущей машинке «Олимп» распространенного типа, не электрической, примерно восьмидесятого года выпуска. Буква «тортн» на ней с дефектом: половины ножки у нее не хватает. Если б мы нашли эту машинку, то с большой определенностью было бы видно, на ней ли написаны письма… Я не отрицаю, что писавшего непременно засадили бы в камеру, но сейчас следствие разрабатывает версию об этих троих, о которых мы с вами говорили. А они все способны написать разве что собственное имя.





* * *


В сумерках Ката села в комнате Валы. Она вертела в руках ключ и примеряла его к замочной скважине на передней стенке кукольного дома. В комнате было сумрачно, но Ката решила не зажигать свет, зато закрыла двери, задернула шторы и села на скамеечку перед домиком. Лишь тогда протянула руку к выключателю и зажгла свет.

«Вот и Вала так же делала, – фантазировала Ката, – сидела одна в темноте и смотрела на домик, который приобретал более реалистичные черты, когда других предметов в комнате видно не было». Ката выпрямила спину, почувствовала, как ее зад прижимается к жесткой скамейке и чувство неудобства ползет вверх по позвоночнику, свинцом ложится на плечи и превращается в медленное тяжелое биение в затылке.

После того как она какое-то время поелозила ключом в замочной скважине, домик с тихим щелчком открылся. Ката сняла переднюю стенку, запихнула ее под скамейку, сощурила глаза на свет и стала разглядывать комнаты.

На верхнем этаже был ряд маленьких комнат, которые Вале было трудно обставить мебелью. В одной из них стоял письменный стол; на нем – перо, чернильница, пачка бумаги и увеличительное стекло, а на стене висела картина в золотой резной раме, изображающая берег моря. В другой – гардероб; он стоял открытым, и в нем были видны нарядные платья и верхняя одежда, приходившаяся впору на пальцы девочки-подростка, а пол перед ним был усыпан мягкими игрушками из тряпочек. В третьей стояла кровать, которую Вале сделали на заказ по образцу большой кровати в ее комнате.

Мимо комнат тянулся узкий коридор, и в середине этажа в нем располагалась лестница, ведущая вниз. Вверху она была узкая, но расширялась книзу, к прихожей, где стены были покрыты картинами в позолоченных изукрашенных рамках, а на обоях изображены статуи, замки и дремучие чащи, – из разговоров дочери с отцом Ката знала, что эти обои «оригинальные», но американские специалисты сделали их краски ярче.

Справа от прихожей находилась столовая с массивным столом посередине и стульями вокруг него; стол был накрыт на десять персон.

На другом конце была игровая или своеобразная комната отдыха для мужчин – и Ката представила себе, как они там расслабляются после ужина, дымя сигарами. У одной стенки был шкаф, полный книг в кожаных переплетах, покупавшихся в домик поштучно, и на страницах у них было что-нибудь напечатано – иногда даже на латыни. Самым большим предметом в этой комнате был бильярдный стол с красными шарами в треугольнике на одном краю – и еще шарами, рассыпанными по столу; рядом на стене висела стойка для киев, а на обоях – рисунок из голов звериных чучел.

В подвале, он же цокольный этаж – если не поддаваться иллюзии реальности домика, – потолок был ниже, чем в других местах. Почти весь этаж занимала кухня, а посреди нее находился грубый стол, ломившийся от изобилия продуктов: кочанов капусты, картошки, репы, гроздьев ягод, уток, форелей, фазанов и мохнатых клыкастых существ, похожих на хомяков. В глубине кухни виднелся закуток, где стояли койки в три яруса от пола до потолка, на них соломенные постели и холстинное белье: жилище для слуг.

Свет там исходил только из щелей в потолке и от свечи, воткнутой в пустую винную бутылку. Бутылка была вся закапана воском и стояла на ящике рядом с одной из коек. Красный язычок пламени горел ровно и прямо – но вот затрепетал, словно от движения воздуха в комнате, а затем погас.





Потому что Земля вертится





12


Весной, после того как Вале исполнилось четырнадцать, в семье начался сложный период. Девочка забросила музыкальную школу, участие в молодежной работе церкви и пение в церковном хоре, перестала по собственной инициативе встречаться с подругами. Иногда она становилась такой вспыльчивой, что Ката едва решалась заговорить с ней. Стала мыться реже, чем раньше, сгрызала ногти под корень; иногда вокруг ногтей у нее все было в крови, а кожа стала красной и припухшей.