Колыбельная для моей девочки

– А кому это «нам»?

– Что?

– Ты сказал, дед «вам» рассказывал. Кому – вам?

– А, мне и отцу моему, – быстро сказал Хольгерсен. – Мама не слушала.

По еле заметно изменившемуся голосу Хольгерсена и языку тела Мэддокс догадался – напарник нечаянно проговорился и старается это скрыть. В детективе проснулось любопытство: если понять мотив, поймешь и человека.

– Значит, ты у нас родом из Белла-Беллы? – уточнил он.

Хольгерсен опустил стекло – в машину ворвался порыв холодного ветра, – выплюнул жвачку и закрыл окно. Отвлекающий маневр.

– Да, так вот, Владивосток, – продолжил он как ни в чем не бывало. – Приехать туда и вякнуть о незаконном вылове краба – все равно что в Колумбии спросить о кокаине: тебе отрубят голову, закидают дом гранатами или пристрелят в переулке. В городской гавани туча брошенных и пиратских судов – это так называемая серая коммерция. Разрешения липовые, но у русских чиновники смотрят на это сквозь пальцы за хорошую водку и пару шлюх. Но существует еще и черный флот, и вот тут-то настоящее шапито: команда на судне может быть откуда угодно – из Индонезии, Китая, России, Судана, а порт приписки где-нибудь в Камбодже или Сомали. А главная фишка в том, что и «серые», и «черные» бороздят моря примерно одними и теми же маршрутами. Живого краба, без разрешения выловленного в Японском море, переваливают на легальный траулер, который тут же отправляется в Южную Корею…

Хольгерсен снова зашарил по карманам в поисках жвачки. Мэддокс подумал, что этот парень никогда не перестанет ерзать. Шило у него где-нибудь, что ли… Хольгерсен выругался, когда толстенький зеленый квадратик выпал из фантика на пол, и нагнулся, шаря вокруг пассажирского сиденья.

– Вот заразу-упаковку делают, – пожаловался он, обтер жвачку пальцами и сунул в рот.

– То есть ты намекаешь, что девушек со штрихкодами ввезли тем же маршрутом, что и контрабандного краба?

– Так оно и было, если верить Тарасовой. Некоторое время назад в Сиэтле провели облаву – американского дистрибьютора морепродуктов застукали на складе с крабом якобы из Китая. Но это оказался русский краб, незаконно ввезенный через Южную Корею, а в Китае его упаковали и поставили китайские печати. Американец клялся, что не знал о происхождении товара, собрать на него ничего не удалось, и обвинение, как всегда, провалилось… – Хольгерсен поскреб голову и засмеялся: – Надо же, отмывание краба через Китай!

Мэддокс ничего не ответил, напряженно думая: версия Хольгерсена полностью совпадала с маршрутом, описанным Тарасовой. «Импала» остановилась на красный свет.

– Вроде отмывания денег, – повторил Хольгерсен. – Вы поняли?

– Да понял я, понял! Татуировку, которую со слов Тарасовой нарисовала Хансен, нужно искать по базам данных с символикой разных банд.

– Во, правильно. Готов спорить, если поднять данные, кто за последние пару лет ввозил краба и морепродукты из Китая и Южной Кореи через Ванкувер, можно вычислить корабль. Но тогда дело приобретет международный, можно сказать, характер, а у русских полно липовых бумажек из несуществующих государственных контор. У русских для их организованной преступности даже термина отдельного нет, настолько плотно она связана с правительством.

– А твой отец по-прежнему рыбачит? – неожиданно спросил Мэддокс.

Хольгерсен пристально поглядел на него.

– Нет, – медленно ответил он. – Со старинными рыбацкими общинами, кормящимися от моря, так бывает – их разорил международный рыбный промысел и лососевые фермы на открытой воде. Папаша потерял работу, городишко считай что вымер. Все, кто мог, поуезжали. Город-призрак, блин.

– А твой отец и остальная родня?

Хольгерсен якобы безразлично пожал плечами:

– Да так, кто где… А вот что интересно, так это что Тарасова поднесла нам Саббонье с Камю на блюдечке. Если она покажет в суде, что они наведывались на блатхату мужика в капюшоне и купили ее и остальных пять девчонок, сутенерша с охранничком присядут до конца жизни… – Кьель показал пальцами решетку.

Мэддокс свернул на парковку возле управления полиции.

– В суде она свидетельствовать не станет. Но у нас есть ее показания, с ними и будем работать.

– В смысле?!

– Я ей обещал.

Остановив машину, Мэддокс взглянул на часы: почти пол-одиннадцатого.

Смирилась ли Энджи с испытательным сроком и явится на работу к одиннадцати?

Эта мысль не давала ему покоя, но сейчас нужно сообщить Флинту о крупном успехе с Софией Тарасовой. Крабовой теорией тоже стоит поделиться. Если Хольгерсен прав, а «Ангелы ада», как намекнул Камю, связаны с русской мафией, расследование надолго в Виктории не останется. Какая бы организация ни забрала к себе дело, Мэддокс был твердо настроен участвовать – ради несчастных девушек младше его дочери.

Ради Софии Тарасовой с ее удивительной храбростью.

И, конечно, ради Джинни. Да, Мэддокс жаждал справедливости и расплаты в том числе и за своего ребенка. Для него это будет значить, что чаши весов наконец выровнялись – он считал себя в долгу перед Джинни, которую едва не убил «Креститель». Детектива переполняла решимость довести дело до конца.

Кстати, вспомнил он, сегодня надо везти Джинни к психотерапевту, а потом посидеть с ней в кафе, раз обещал… Они с Хольгерсеном вышли из машины. Мэддокс запер «Импалу», поднял воротник пальто – дождь и ветер по-прежнему не унимались – и зашагал ко входу в управление. Длинные ноги Хольгерсена легко успевали за старшим напарником.

– А если и другие штрихкоднутые заговорят, – сказал он, – тогда мы сможем убедить Тарасову дать показания в суде.

– Ну, еще бы. Ты давай краба в базе ищи – чем-то же надо доказать, что это символ русской крабовой мафии, – Мэддокс взялся за ручку двери. – И погляди, что у нас есть по «Ангелам» – может, что и всплывет о связях с Владивостоком. Я к тебе подойду, как только поговорю с Флинтом.

Мэддокс вошел в управление, а Хольгерсен отстал всласть покурить под навесом. Мэддокс не мог избавиться от мысли, что этот странный парень неустанно изучает его, отвлекая внимание своей корявой речью и пристрастием к никотину – и что-то скрывая.






Глава 20




По дороге Энджи купила кофе и, въехав на служебную парковку, посидела в машине, собираясь с духом, чтобы пройти сквозь строй: на крыльце курили Хольгерсен и Харви Лео с каким-то младшим детективом из убойного. Энджи взглянула на часы – 10.56. Больше тянуть некуда.

Итак, день первый, Паллорино.

Осталось всего триста шестьдесят четыре.

Выдержишь – будет у тебя доступ к полицейским базам данных.

Опустив зеркало, она пригладила волосы, укрепила пучок на затылке и взяла стакан с кофе. Выбравшись из «Ниссана», она спохватилась, что забыла форменную кепку. Раздраженно рванув на себя заднюю дверцу, Паллорино схватила с сиденья кепку и, не надевая, пошла к крыльцу. Мокрый ветер холодил щеки, пылающие от ожесточенной решимости.

– Паллорино, привет, как дела? – спросил Хольгерсен, вынырнув из-под козырька с широкой улыбкой, обнажавшей щель между передними зубами. – С возвращением! Я тебе звонил, оставил пару сообщений…

– Извини, была малость занята, – скалясь в ответ, процедила Энджи. Она не могла смириться с тем, что вчерашний недолгий напарник влез на ее место и распутывает дело «штрихкодов» вместе с Мэддоксом, назначенным начальником убойного. Это было как соль на рану. Лео и молодому детективу в штатском Энджи лишь коротко кивнула.

– Прикольный костюмчик, Паллорино, – развязно сказал Лео, затянувшись сигаретой и выпустив тучу дыма. – Ни дать ни взять первый день на службе. – Он с удовольствием затянулся снова, подчеркнуто глядя Энджи в глаза: – Правда, личико уже не юное – в патрульные поздновато… Эх, свою форму померить, что ли? Куда тебя перебросили-то – движение на перекрестке регулировать или штрафы за парковку выписывать?

– Я по тебе тоже скучала, Лео, – бросила Энджи. – Вряд ли форма на тебя налезет – ты сильно раздобрел после похорон Хаша. А еще говорят, виски малокалорийно! – Отвернувшись, она взялась за ручку стеклянной двери.

– Социальные сети, – злорадствовал Лео. – Чего только не бывает на свете! Вся такая одиночка и гордячка, нос кверху, а теперь наше лицо, наводит мосты и укрепляет связи…

Энджи круто развернулась и шагнула к Лео, но зацепилась усиленным стальным мыском форменного сапога за выступающую плитку, споткнулась и взмахнула руками, стараясь удержаться на ногах. С латте слетела крышка, и горячая кремово-коричневая жидкость выплеснулась Лео пониже пупка и потекла по брючинам. Он отпрянул, врезавшись задницей в стену:

– Ты что творишь, блин!

– О боже! – сладким голосом ужаснулась Энджи. – Простите великодушно, детектив! – Достав из кармана салфетку, которую ей дали вместе с кофе, она начала возить по мокрой ширинке Лео: – Хольгерсен, не выручишь носовым платочком?

Кьель Хольгерсен хохотал до слез, согнувшись вдвое и лупя себя по костлявым коленям, как мультяшный персонаж.

– Убери свои руки корявые, – отмахивался Лео, не имея возможности отодвинуться: сзади была мокрая бетонная стена.

Энджи почувствовала, как в ней растет ярость. Челюсти непроизвольно сжались. Стоя вплотную и глядя Лео в глаза, она тихо произнесла:

– Да, я сейчас очень неуклюжая, с раненой-то рукой. Пулевое ранение, то-се. Надеюсь, у вас в шкафу найдутся запасные штаны, детектив.

На морщинистом лице Лео Харви проступила опаска. Он замер, явно вспомнив, как один раз уже перешел черту в разговоре с Паллорино. Тогда, в баре «Летающая свинья», Энджи без долгих церемоний схватила его за мошонку и выкрутила.

– Следи за языком, когда я рядом, Лео, – шепотом посоветовала Энджи. Выбросив пустой стакан в урну, она рывком открыла дверь и вошла в управление. Сердце билось часто и сильно.

Стеклянная створка еще не успела закрыться, когда до Энджи донесся голос Хольгерсена:

– Запомни, Паллорино, троллей не кормить! Первая заповедь соцсетей – вежливость и корректность!

В висках застучало. Впереди показался кабинет с табличкой «Отдел по связям с общественностью».

Глубоко вздохнув, Энджи толкнула дверь и вошла.

Комната оказалась удивительно маленькой – сюда буквально втиснули четыре металлических стола с компьютерами. Окно выходило на парковку. Две женщины лет двадцати восьми в гражданской одежде сидели за компьютерами: видимо, одна из них арт-директор, а другая – графический дизайнер и видеооператор. Третья сотрудница, в полицейской блузе для будущих матерей поверх огромного живота и черных форменных брюках, стояла у стеллажа с глянцевыми брошюрами, флаерами, книгами, дисками – информационным материалом, подумалось Энджи. Беременная подняла голову, улыбнулась и, переваливаясь, двинулась к вошедшей, поддерживая себя под поясницу и протянув другую руку для приветствия:

– Здравствуйте, я Марла Пеппер, ответственная за социальные сети…

«Осталось всего триста шестьдесят четыре дня».

– Паллорино, – представилась Энджи, пожимая руку Пеппер, и тут же спохватилась: – Позвольте вас поздравить. Когда ожидаете?

– В любой день уже, – не без самодовольства улыбнулась Марла. – Мечтаю оказаться дома и поднять ноги повыше. Поскорей бы следующая неделя – вы уже к тому времени освоитесь. Для начала давайте я вам объясню, что к чему, а потом вы будете ходить за мной и спрашивать, если что непонятно.

– Ну, давайте.

– На самом деле ничего сложного. Это Диана Бечко, наш арт-директор, – Пеппер показала на сотрудницу за первым столом. – Графический дизайнер Косма Харрисон. – Обе женщины вежливо поздоровались, но Энджи видела, что они поглядывают на нее с любопытством и опаской. Наверняка по управлению ходят сплетни о горячности Паллорино и ее склонности к применению насилия, а уж о дисциплинарном взыскании – это как пить дать. Энджи ответила коротко и без улыбки. Она пришла сюда не дружить, а отбывать наказание. Чем быстрее все это уразумеют и оставят ее в покое, тем лучше.

– Вот тут будет ваше рабочее место, – говорила Пеппер, придвигая к своему столу второй стул. – Пока можете пользоваться ноутбуком, а со следующей недели перейдете за мой компьютер.

Энджи положила форменную кепку на угол стола и ничего не ответила. Пеппер явно смутилась и притихла.

– Ну что, вот основные инструменты моей работы – компьютеры, – сказала она. – Вы будете вести блог нашего управления в «Твиттере», «Фейсбуке» и «Инстаграме» и обновлять информацию на нашем сайте. Еще будете писать посты в блог «Один день из жизни», – Пеппер улыбнулась, но уже не так уверенно, глядя на Энджи. – Социальные сети с каждым днем все прочнее входят в жизнь общества, и я отношусь к своей работе очень серьезно…

Энджи молча кивнула. Пеппер кашлянула и попробовала иную тактику:

– Я сама шесть лет пробыла на оперативной работе – в основном за рулем патрульной машины или со служебной собакой выслеживала преступников. Но многие из основных элементов полицейской работы есть и тут. Я перешла на эту вакансию, как только мы с мужем решили завести ребенка.