Колыбельная для моей девочки

Глава 33




– Входи, – придерживая дверь, Алекс Страусс отступил, пропуская Энджи в дом.

– Спасибо, что согласились принять меня так сразу, – выдохнула она, выбираясь из форменной куртки. Алекс взял у нее мокрую одежду и повесил на крючок, а Энджи присела на скамейку и стянула сапоги.

– Признаюсь, ты зацепила меня сестрой-близнецом, – отозвался Алекс. – Кстати, тебе идет форма.

– Ну, еще бы… – Энджи встала. – Я бы переоделась, но нужно было заехать к отцу предупредить, что моя история вот-вот станет достоянием гласности. Ему предстоит многое объяснять коллегам и знакомым и как-то подготовить мою мать. За них сейчас возьмутся журналисты и, мне кажется, будут особо напирать то, что они скрыли от меня мое прошлое.

– Как он воспринял новость о возможной сестре, о найденной маленькой ноге? – спросил Алекс, идя в гостиную.

Энджи вошла следом. Волнение усилилось при виде большого старого кресла, в котором она сидела во время прошлой сессии гипноза.

– Тяжело, – она с силой выдохнула и осторожно опустилась в кресло. В камине весело пылали дрова, в гостиной было тепло. Алекс убавил свет.

– И без того скверно, что они сделали вид, будто я и есть их покойная дочь: вставили меня на место погибшей девочки и зажили дальше. А тут еще оказалось, что у меня есть мертвый биологический двойник… Папа тоже хочет получить ответы об этой маленькой ноге.

– А ты не думала, что, когда все появится в газетах, это может оказаться полезным? Кто-нибудь что-нибудь вспомнит и откликнется.

– А еще все узнают, что это я застрелила Спенсера Аддамса, если Грабловски исполнит свою угрозу. Это добром не кончится. Если правда выйдет наружу, люди, причастные к старым трагедиям, затаятся. Я хочу продвинуться в собственном расследовании и побольше успеть, пока дерьмо не попало в вентилятор СМИ и мне не перекрыли доступ к нашим электронным базам…

Алекс показал на чайник и две чашки:

– Чаю?

– Нет, спасибо.

– Чего-нибудь еще, прежде чем мы начнем?

Энджи покачала головой, борясь с волнением.

– Лучше давайте приступим, мне еще вещи собирать.

Кроме того, ей хотелось заехать на яхту к Мэддоксу и обязательно увидеть его, прежде чем уехать на все выходные. Рассказать о визите полицейских и о ДНК детской ноги.

Алекс присел напротив.

– Телефон выключен?

– Да.

– Сидишь удобно?

Энджи глубоко вздохнула, положила руки на подлокотники и пошевелила пальцами ног в носках, разминая стопы. Поленья в камине потрескивали, дождь тихо барабанил по медному козырьку над крыльцом. Она кивнула.

Алекс начал негромким спокойным голосом:

– Твои веки тяжелеют. Ты расслабляешься все больше и больше. Все напряжение дня уходит из груди и стекает вниз по рукам.

Энджи закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Ты чувствуешь, как напряжение уходит по рукам до самых запястий. Теперь оно у тебя в ладонях, вытекает из тела через кончики пальцев. Оно уходит из твоего живота по ногам к стопам, сочится наружу через подошвы и впитывается в ковер.

Энджи сосредоточилась на физических ощущениях, подчиняясь словам Алекса. Мышцы начали расслабляться, в голове прояснело.

– Ты глубоко вдыхаешь и долго-долго выдыхаешь воздух из легких. И еще раз. Комфорт мягок и приятен, он окутывает тебя теплым одеялом…

Голос Алекса звучал монотонно и тихо. Энджи прислушивалась к его словам и реакции своего тела. Она действительно чувствовала, как напряжение в ней точно растворяется по краям. Разум начал раскрываться.

– Твой мозг как весенний цветок – расцветает, открывается, поворачивается к солнцу. Тебе хорошо и комфортно, тебя увлекает куда-то вниз. Глубже. Еще глубже. В твое прошлое.

Время эластично растягивалось, а Энджи проваливалась куда-то вниз, в тепло. Ее веки затрепетали.

– О’кей, расскажи, что случилось в последний раз, когда ты перенеслась в воспоминаниях назад, Энджи.

Она облизала губы.


– Я… лежала на кровати в маленькой комнате. Темно. Рядом со мной кто-то был, держал за руку. Женщина. Кожа прохладная, мягкая. Она поет. Тихо, нежно… Может, колыбельную. О двух котятах. На польском. Вдруг она перестала петь, потому что кто-то вошел. Я испугалась. В комнате стало темнее… – от напряжения перехватило горло, когда та картина всплыла из глубин памяти. – В комнате был мужчина, он лежал на ней. Большой мужчина.

– На ком на ней, Энджи?

– Я… не знаю. На женщине, которая пела. Он рычал, как собака, лежа на ней, а она тихо плакала. Я очень боялась. Это плохо. Ужасно.

– О’кей, о’кей, но затем я дал тебе волшебный ключ, чтобы выйти из комнаты, помнишь?

Энджи вдруг ощутила в ладони ключ – большой, бронзовый, как из книги сказок. Она кивнула:

– Да, помню.

– Ты отперла дверь и вышла.

Энджи кивнула.

– Давай вернемся к этой двери. Я повторю все, что мы сделали в прошлый раз, и помни, когда я начну считать от четырех в обратном порядке, ты вернешься в мою гостиную. Ключ все время будет при тебе. Это волшебный ключ, Энджи, ты всегда будешь в безопасности. Если тебе покажется, что ты застряла, скажи слово «дом», понимаешь? Или воспользуйся ключом.

– Да.

– Хорошо. Твое дыхание становится медленным и свободным. Вдыхай и выдыхай, не торопись, медленнее и медленнее. Глубже. Воздух глубоко проникает в твои легкие. Ты опускаешься ниже, ниже, в хорошее место. Ты снова возле той двери. Открой ее еще раз своим волшебным ключом.

Энджи оказалась в темной комнате, и ей стало очень страшно. Там было жарко и душно. Дыхание участилось.

– Нет. Медленнее. Расслабься. Посмотри на ключ у тебя в руке.

Энджи подчинилась.

– Отопри дверь.

Энджи вставила ключ в большой замок, который оказался перед ней, и увидела яркий белый свет, совсем как в прошлый раз.

– Иди вперед, Энджи. Выходи наружу.

Она замигала от нестерпимо яркого света и снова, вместо того чтобы перешагнуть порог, обернулась к темной комнате и протянула руку:

– Подём, – прошептала она. – Подём в лощу поиглать.

– Что ты говоришь, Энджи?

– Она должна пойти поиграть. Пойти со мной в рощу к ягодным кустам и поглядеть на рыбные садки. Она должна взять корзинку.

В ее руке оказалась плетеная корзина.

– Естежми ягодки, чарне ягодки, – запела она.

– Что это значит, Энджи?

Она начала петь по-английски:

– Мы черные ягодки, маленькие ягодки, черные ягодки, маленькие ягодки…

– Кому ты это поешь? Кто черные ягодки?

– Она должна тоже пойти поиграть. Мы ходим в лощу, тюда, тюда. Деревья. Бери корзинку. Ягоды. Пойдем смотреть рыбные садки. Нельзя. – Вокруг вдруг оказались огромные хвойные лапы, а стволы уходили в небо, высокие, как небоскребы. Под ногами пружинил зеленый мох, на камнях росли оранжевые и желтоватые лишайники. Ярко-желтые одуванчики выглядывали из роскошной изумрудной травы, длинные стебли щекотали голые икры. Энджи нагнулась сорвать несколько веселых желтых цветов. Вокруг пахло вереском и медом. Одуванчики легли в корзинку. За спиной раздался детский смех, и Энджи обернулась, ощутив теплое дуновение на бедрах, когда подол платья приподнялся колоколом. За деревьями виднелись мостки, уходящие в воду. Длинные мостки образовывали квадраты, на конце одного настила маленький домик – такой же, как у лаборатории Андерса. Лодки. Сердце забилось чаще. – Нельзя в большой дом с зеленой крышей. И к рыбным садкам нельзя. Там рыжий дядька.

– Рыжий дядька?

Энджи бешено замотала головой:

– Нет, нет, нет… Она должна пойти поиграть…

– Кто должен пойти поиграть, Энджи? Женщина, которая пела?

Грудь стеснило, голова готова была взорваться изнутри, в ушах шумело.

– Она… она здесь, – хрипло прошептала Энджи. – Я ее вижу.

Ее затрясло.

– Кого?

– Меня. Это я.

– Может, твоя сестра, которая похожа на тебя?