Колыбельная для моей девочки

Боудич тут же оказался рядом:

– Пока ничего, сэр. Майло Белкин заколот в драке в душевой – истек кровью. Остальные осужденные молчат как рыбы, сотрудники тюрьмы тоже якобы ничего не видели. Видеокамера в душевой таинственным образом выключилась, когда это произошло.

Сердце у Мэддокса остановилось, а потом забилось с удвоенной скоростью.

– Простите, это о чем идет речь?

– Двое заключенных, связанных с интересующей нас группировкой русской мафии, скончались ночью в двух разных тюрьмах. – Такуми повернулся к Боудичу. – А что с Семеном Загорским?

– Патологоанатом говорит, похоже на самоубийство, – отозвался Боудич. – Рано утром найден повешенным в своей камере. Петлю соорудил, разодрав на ленты тюремные штаны. Однако с версией самоубийства не состыкуется тот факт, что на столе осталось незаконченное письмо его дочери Миле.

Миле?!

– А как эти заключенные связаны с расследованием «Эгида»? – громче, чем надо, спросил Мэддокс. В нем росла тревога.

Такуми внимательно поглядел на него.

– Оба были арестованы в девяносто третьем при перевозке партии наркотиков. В перестрелке погиб офицер полиции. Считалось, что наркотики принадлежали русской организованной преступности, но задержанные не назвали своих сообщников, двоим из которых удалось скрыться, и ничего доказать не удалось. Возможно, Белкин с Загорским никак не связаны с ввозом в страну девушек со штрихкодами, но специфический тайминг их смертей – одновременно с ажиотажем в порту и клубе – наводит на определенные мысли… – Что-то вспомнив, Такуми отошел от Мэддокса: – Иден, у вас готов отчет для меня?

Мэддокс смотрел ему вслед. От выступившего пота щипало кожу. Энджи, где ты, черт побери? За что тебя уволили? У Загорского есть дочь по имени Мила? Ты и к нему успела съездить?

Выйдя из временного штаба, Мэддокс направился к пожарному выходу. Взбежав на верхний этаж через две ступеньки, он распахнул дверь и шагнул на крышу, под холодный дождь. Он набрал Энджи со своего одноразового телефона, оглядывая раскинувшийся перед ним город.

Сразу включился на автоответчик – не было даже гудков. Мэддокса скрутило от напряжения.

Он позвонил Флинту.

Едва инспектор снял трубку, Мэддокс сказал:

– Вы можете мне ответить, что случилось с детективом Паллорино? Я должен знать, имеет ли это какое-то отношение к делу, которое я расследую?

Настала пауза. Было слышно, как Флинт поднялся и закрыл дверь.

– Ее уволили за нарушение условий испытательного срока. Она ездила к заключенному, который является основным подозреваемым в расследовании канадской полиции, и получила свидание с помощью своего служебного удостоверения, притом что у нее не было на это полномочий. Плюс ей предъявили обвинение в препятствовании правосудию – она удерживала у себя вещдоки старого дела, имеющие отношение к найденной на берегу ноге.

– Одного подозреваемого?

– Что, простите?

– Она посетила только одного подозреваемого?

– А что, их больше? – опешил Флинт.

– Пока не знаю. Удостоверение она уже сдала?

– Нет, и мы не знаем, где она. «Маунти» тоже не в курсе – они ее ищут. Судя по кредитной карте, вчера вечером она выписалась из гостиницы в Коал-Харбор и как сквозь землю провалилась.

Черт!!!

Мэддокс нажал отбой и провел рукой по волосам.

Энджи, что ты затеяла? Пустилась во все тяжкие? В беде? Убита?

Сотовый зазвонил. На экране появился номер констебля Иден.

– Сержант, вы нужны Такуми для подготовки к брифингу. Только что прибыли сотрудники группы захвата.





Глава 51




Во втором часу пополудни Энджи подъехала к дому бывшей экзотической танцовщицы Нади Мосс в восточной части города и сквозь сетку мелкого дождя оглядела оба этажа, отметив опрятное крыльцо, чистые двери и окна, выкрашенные в фиолетовый карнизы. Наверху каждого окна витражные вставки, у крыльца детская коляска. Дом явно любили, им гордились. Энджи ожидала чего-то иного.

Вернувшись из Кельвина, она выписалась из гостиницы в Коал-Харбор. Было уже поздно, но спать Паллорино не могла, взбудораженная предостережениями Мэддокса и Загорского.

Она поехала в Ист-Сайд в ретроклуб для взрослых и заплатила рыжей испитой администраторше наличными за комнату наверху. Ни записи по кредитной карте, ни имени. Вещи в машине, а номера «Ниссана» Энджи замазала грязью. При необходимости она вернется туда и сегодня, потому что ей наконец удалось поспать, несмотря на вибрацию басов из подвала, от которой дрожали стены. Уже почти в десять утра ее разбудил звонок Стейси Уоррингтон.

Прослушав сообщение, Стейси первым же делом проверила присланную ДНК и найденные пули, хотя наверняка слышала об увольнении Паллорино. И сейчас, разглядывая дом Нади Мосс, Энджи вспоминала разговор со Стейси.


– Судя по ДНК, одно из пятен семенной жидкости на кардигане оставлено Майло Белкиным.

– А вторая ДНК?

– По заключенным ничего, но есть совпадение с неустановленным лицом, присутствовавшим на месте преступления. Там остались кровь и слюна…

– Какого преступления?

– Перевозка наркотиков в 1993 году с участием Майло Белкина и Семена Загорского.

– Ты шутишь?!

– Да нет вот. Судя по всему, скрывшийся сообщник был ранен – остались капли крови. Эта же ДНК найдена и на сигаретных окурках в цветочном фургоне, где перевозили героин.

– То есть тот, чье семя осталось на кофте из «ангельской колыбели», может оказаться убийцей полицейского в девяносто третьем году?

– Если, конечно, он стрелял пулями сорок пятого калибра. Надо сравнить отчеты баллистиков из дела «ангельской колыбели» и с перестрелки в девяносто третьем.

– Не знаю, как тебя и благодарить, Стейси! Слушай, раз уж мы созвонились, окажи мне еще одну услугу?

Пауза.

– Эндж, я не знаю, что происходит, но…

– Тебе официально уже сообщили, что меня уволили?

– Официально – нет.

– Тогда ты ничего не знаешь, правильно?

Снова пауза и тихое ругательство.

– За это ведь и попереть могут!

– Если бы тебя официально поставили в известность, то да. Ну пожалуйста, только коротенько проверить, что есть за человечком!

– Имя?

– Надя Мосс. Она подавала заявление об изнасиловании и избиении на Белкина, а потом забрала.

– Минуту… Да, ранее привлекалась за владение и приставание.

– Спасибо. А какой у нее последний известный адрес?

Молчание.

– Стейси, обещаю – больше я ничего не попрошу.

– Что-то слабо верится… Восточный Ванкувер, Рейберн-авеню, 4527.

Напротив этого дома Энджи сейчас и сидела в своем «Ниссане».

После звонка Стейси она купила новый одноразовый телефон. Ей очень хотелось позвонить Мэддоксу и сказать, где она находится, но что-то ее удерживало. Чем меньше он знает, тем меньше вреда его карьере, работе. К тому же Мэддокс попытается ее остановить, как и «маунти» – еще одна причина отключить мобильный и не оставлять следов оплаты картой.

Энджи взяла с пассажирского сиденья черную кепку и аккуратно надела, прижав понитейл, после чего зачем-то погляделась в зеркало. Возможно, ей хотелось доказать себе, что она по-прежнему существует, хотя у нее нет работы и приходится скрывать свои перемещения. Из зеркала на нее глядело бледное, осунувшееся лицо. Никакого макияжа, никаких иллюзий. Паллорино отвернула зеркало и выбралась из «Ниссана».

Перебежав через улицу, она в несколько шагов одолела коротенькую садовую дорожку, взошла на деревянное крыльцо и постучала. Кто-нибудь да ответит: в доме горел свет, в окнах второго этажа Паллорино уловила какое-то движение.

Крупные капли падали с карнизов. С оживленного шоссе неподалеку доносился гул машин, изредка прорезаемый воем полицейской сирены.

Дверь приоткрылась на длину цепочки, и в щелку выглянула женщина:

– Вам чего?

– Я ищу Надю.

– А вы кто?

– Я ее подруга. В конце девяностых тоже танцевала. Я в Ванкувере проездом, узнала, что Надя здесь проживает.

Женщина смерила ее взглядом:

– Нади нет.

– Но она здесь живет?