Конец крымской орды

– Задумался, потом сказал: «А какая Сигизмунду разница, победят ли русские или крымчаки? Все одно силы и тех, и этих станут меньшими». Я ему: «Это еще как знать. Если крымчаки победят и захватят Русь, то ее земли займут и османы, и ногаи, и черкесы, и казанцы с астраханцами. Но уже под началом султана Великой Порты. Он соберет огромную орду. Уверен ли Сигизмунд Второй Август в том, что она не двинется поначалу на Литву, а потом и на Польшу?» Пан Левский промолчал. Я с другого края зашел: «А думает ли король, что случится, если победит русский царь? Ведь тогда ему ничего не останется, как вернуть крепости и земли, оставленные им. А это война, причем уже не только в Ливонии. В отместку за коварство короля русский царь может так же, как и орда, собрать огромное войско, пойти дальше на запад и завоевать Литву и Польшу». Левский тут спросил: «Чего ты хочешь?». Я ответил: «Сам я ничего не хочу. Царь предостерегает короля, чтобы тот не делал необдуманных шагов. Царю надо отвести часть войска на прикрытие Москвы и для разгрома орды Девлет-Гирея, при этом быть уверенным в том, что поляки не ударят в спину. За это он сам отдаст те крепости и земли, о которых наши послы договорятся».

– Левский что?

– Опять думал долго, прикидывал, потом спросил: «А где уверенность в том, что победят русские?». Ну уж тут я отплатил ему его же монетой: «На глупые вопросы не отвечаю. Если не победит Москва, то Польшу захватит орда. Но мы ее побьем. Тогда все будет как прежде. Только король и без войны вернет нам часть земель Ливонии». Левский резко встал и спросил: «Это все, что хотел передать царь?» Я молча кивнул. Он буркнул: «Ожидай тут, буду говорить с королем. Что порешит, о том скажу». Я спросил: «А если Сигизмунд решит, что предостережения царя – пустое дело, и продолжит гнуть линию на захват крепостей, то и мне не жить? Тут меня тихо и прибьют его люди, дабы царь не получил никакого ответа?». Пан Левский ничего на это не ответил и ушел.

– Ты мог погибнуть.

– Ну я тоже сиднем не сидел в избе, которая могла стать моим склепом. Перебрался в сад крайнего подворья, откуда так же хорошо округу видать, но близко до лесу. Если вместо пана Аджия Левского объявились бы польские ратники, то попытался бы скрыться. Конечно, сделать это было бы очень сложно, но попытка не пытка.

– Что было далее?

– Объявился пан Левский. Зашел в дом, а меня-то там и нет. Вышел, туда поглядел, сюда. Тут я из сада окликнул его. Он подошел и сказал: «Если царь уберет из крепостей и замков свои силы, то немедля король предпринимать ничего не будет. Станет смотреть чем закончится война Москвы и Крыма. Победит Крым – пошлет войска вернуть свои земли и будет собирать войско для обороны от орды. Если победит Москва, будет ждать послов, дабы переговорить о передаче крепостей. А уж сколько, каких и когда, то они будут обговаривать». Потом пан Левский спустился к реке. Больше я его не видел, потому как тут же отправился в Хланово, оттуда на Москву. Это все, государь.

– Так. Значит, внял угрозе Сигизмунд, и это хорошо. Ты, дьяк, свое дело сделал, благодарствую. – Царь достал мешочек с деньгами и протянул Губову.

Тот взял его, поклонился.

– Тебе благодарность великая.

– Отдохни и отправляйся в приказ. Там теперь работы много.

– Знаю, государь.

– Ступай!

Дьяк Посольского приказа поклонился и покинул залу.



Туда тут же зашел Скуратов.

Царь кивнул на лавку.

– Садись, Малюта.

Скуратов присел, преданно глянул на Ивана Грозного.

– Чего застыл? – спросил тот. – Ведь вижу, не терпится тебе услышать, о чем доложил дьяк Посольского приказа?

– Это так, государь, но думаю, ты сам расскажешь. Задавать о том вопросы считаю неуместным.

– Ладно, слушай. – Иван Васильевич изложил Скуратову суть рассказа дьяка Губова.

Малюта погладил бороду и проговорил:

– Это значит, что король не станет воевать против нас, покуда мы будем биться с Крымом. Но можно ли верить словам Сигизмунда?

Царь покачал головой.

– Вот и у меня все мысли о том. С одной стороны, захватить крепости и замки, оставленные нами, весьма заманчиво, с другой же – это может привести к тяжким последствиям. Однако король не напрасно надеется на то, что в битвах сильно ослабнут и Москва, и Крым. Тогда ему опасаться будет нечего. Но опять-таки, насколько я знаю Сигизмунда, он будет весьма осторожен в принятии решения. Ему выгодно что? Чтобы крымчаки разбили нас, захватили наши южные земли, но и сами понесли бы огромные потери. Вот тогда войска Речи Посполитой пошли бы к нам, громя орду и забирая под себя наши поля и города. Вот только надежды крепкой на такой исход предстоящей войны у него нет.

– Найдутся советчики, подскажут.

– Нет. Сигизмунд не будет никого слушать. Если только сам решит нарушить слово, переданное мне через магната Левского и дьяка Губова. Но поначалу король станет внимательно следить за тем, как пойдет война на Руси. Если он увидит, что условия для него сложились благоприятные, выступление против нас и Крыма не принесет ему поражения, то двинет войска поначалу в Ливонию, а потом на Москву и к Перекопу. До того будет сидеть в Кракове и смотреть.

Скуратов пожал плечами.

– Тебе, конечно, виднее, государь. Значит, мы будем выводить войска из Ливонии?

– Да. Нам надо забрать оттуда хотя бы десять тысяч, создать из них три запасных полка.

– Может, и наберем столько.

– А что у нас по найму иноземцев?

– Этим занимаются верные люди. Пока достигнута договоренность с ротмистром Фаренсбахом из Ругодива. Он обещал привести по весне до семи тысяч немецких рейтар и запросил за это немалую деньгу.

– Что еще за рейтары? Драгуны, кирасиры, о тех слышал. А рейтары?

– Да я сам недавно узнал. Кирасиры воюют саблей или еще мечом. У рейтаров есть пистолеты, малые пищали. Они расстреливают из них пехоту врага, а после добивают ее клинками, сражаются с коней, тогда как драгуны спешиваются.

– Семь тысяч наемников – это хорошо. Еще должны подойти служилые татары числом десять тысяч, казаки с Дона, Днепра. Вместе с тем, что отрядим из Ливонии, тысяч двадцать с гаком наберется к тем, что уже имеем. Надо передать повеление Разрядному приказу начать составлять разряд по полкам, которые мы выставим на южные рубежи, к Большой засечной черте.


– Передам, государь, только не рано ли?

– Не было бы поздно. Исполняй, что я сказал!

– Сделаю.

– Что у нас еще?

– Объявились те изменники, государь, о коих докладывал боярин Бордак.

Иван Васильевич нахмурился и спросил:

– Где они сейчас?

– Здесь, на Москве. Их сюда из Тулы доставили, а до нее казаки сопроводили, к которым они якобы и бежали.

– Всех привезли?

– Да, государь. Будешь говорить с ними?

– Не желаю мараться. Отправь их в пыточную избу, пусть узнают, как предавать свою родину, веру и народ. После казнить. Собрать скорый суд из думных бояр, вынести приговор и отправить на лобное место. Мне они не нужны. Но до Крыма донести, что изменники в милости у меня. Пусть хан думает, будто я поверил в обман.

– Уразумел. Сделаю.

– Уж в этом не сомневаюсь.

– Дозволь удалиться?

– Ступай, Гриша, и опричникам накажи, дабы бдительней смотрели за нашей знатью. Простой люд не изменит, не предаст. Если только отродье из разбойников, но те не люди, бешеное зверье. А вот бояре за выгоду могут. Конечно, далеко не все, даже не многие, но изменники найдутся. Такие, как эти вот.

– Я сам их допрошу. Послушаю, как врать будут.

– Это твое дело. Ты о главном помни.

– Помню, государь.



Иван Васильевич прошел в свою опочивальню, прилег на широкую лавку, устланную дорогим ковром, но долго лежать не смог. Мысли о грядущем не давали ему покоя.

Царь поднялся и велел вызвать к нему главу Посольского приказа. Эту должность после казни дьяка Висковатова занимал Андрей Яковлевич Щелкалов. Он же руководил и Разрядным приказом.

Дьяк прибыл быстро, зашел в гостевую залу, поклонился.

– Доброго здравия тебе, государь.

– И тебе, Андрей Яковлевич. У тебя Скуратов был?

– Да, недавно заходил, передал твое распоряжение насчет изменников и нашего обмана хана. Готовим разряд на войну с крымчаками.

– Это надо сделать быстро.

– Сделаем, государь, вот только неизвестно, будут ли у нас дополнительные силы или расписывать имеющиеся?

– Пока расписывай имеющиеся.

– Слушаюсь.

– Но позвал я тебя не по разрядным делам, а по посольским. Садись на лавку, чего стоишь?

Щелкалов присел на лавку.

– Что у нас с послами, которых посылали в Константинополь? Вернулись? – спросил царь.

Дьяк кивнул.

– Вернуться-то вернулись, да вот встретили их турки грубо, без должного уважения.

– А что ты хотел? Султан считает, что мы побеждены, а с такими иначе не разговаривают.

– Это так, но все же следовало блюсти установленный порядок.

– Ладно, как встретили, так встретили. Главное, отпустили, не посадили в подвалы. Что султан?

– Селим Второй готов мирно разойтись, без войны, если мы уступим ему Казань и Астрахань, а также признаем себя подданными Великой Порты. Это неприемлемо. Султан о том ведает, но лукавит. Зачем брать часть, если можно взять все? В Константинополе, как и в Бахчисарае, небывалый подъем среди вельмож и даже простого люда. Русь считается слабой, не способной защитить себя. Наши враги готовятся к весеннему походу.